Крах черных гномов - Самбук Ростислав Феодосьевич - Страница 40

• Предыдущая
• 40/70
• Следующая

Машину подбросило на выбоине, и Карл ударился головой о спинку сиденья. Черт бы побрал этих гестаповцев, как сговорились: сидят, будто в рот воды набрали, хотя бы словом перекинулись… Может, проговорились бы…

Если даже допустить, что стало известно о подозрительных связях Карла Кремера, то разве выпустили бы его в Швейцарию? Конечно же нет. Значит… закавыка в самой поездке. Арестовать Кремера, зная, что его поездка — внешне невинного коммерческого характера — организована Вайгангом, могли лишь по указанию Управления имперской безопасности. А если учесть давние дружеские отношения группенфюрера с самим Гиммлером, то понадобились бы особенно веские доказательства вины Карла Кремера или Вайганга. Правда, давая санкцию на арест, кто-то мог пойти ва-банк, надеясь, что, идя на дно, Кремер потянет за собой и группенфюрера.

Какие же доказательства вины Карла Кремера могло иметь гестапо?

Прежде всего о его поездке мог знать кто-то, кроме Вайганга и Кремера, — например, Шрикель, — и уведомить Берлин. Нет. Тогда бы его забрали на границе, обыскали и без лишних хлопот получили бы компрометирующие материалы.

Дальше. В Цюрихе за ним могли незаметно следить и установить, что он встречался с американцами. И все же сам факт, хотя и подозрительный, не может служить доказательством антинемецкой деятельности Карла Кремера. Чарльз Хокинс — деловой человек, к тому же, по документам, не американский подданный. И нет такого закона, который запрещал бы честному немецкому коммерсанту заключать выгодные соглашения. Если в гестапо будут строить обвинение на этом, им вряд ли удастся доказать что-либо. Правда, если бы дело касалось одного Карла Кремера, то можно было бы вообще ничего не доказывать — есть тысячи способов убрать его. Но, насколько понимал Карл, ставка в этой игре значительно выше…

Готовя Петра Кирилюка к работе в Германии, подполковник Левицкий рассказал ему о грызне между руководителями гитлеровского рейха. О их коварстве и жестокости, о методах, которыми они пользуются в борьбе за власть.

Вполне возможно, что кто-то хочет устранить со своего пути Вайганга и рассчитывает сделать это с помощью свидетельства Карла Кремера.

А гестаповцы, как нарочно, молчат — ни слова… Очевидно, это точный психологический расчет: пусть тревожные мысли лезут в голову, пусть отчаяние растравит сердце. Это зачастую изнуряет больше, чем пытки…»

Машина остановилась и засигналила.

— Это ты, Курт? — спросил кто-то ворчливо. — Быстро вы…

Сосед Карла слева опустил стекло на дверце, сказал недовольно:

— Тебе что за дело? Открывай ворота и заткни глотку!

— Ты пожалеешь, Курт, что всегда был груб со мной, — прохрипел часовой. — Я с тобой сочтусь за все!..

— Прикуси язык, старая ворона!

Карл услышал скрип ворот, и машина тронулась. Круто повернула, проехала еще немного и остановилась. Гестаповец слева — Курт, как уже знал Кремер, — сорвал с него тряпку.

— Выходи! — приказал Карлу.

Кремер осмотрелся, стараясь не пропустить ни одной детали. Высокий забор с колючей проволокой, справа — гараж с несколькими боксами. Сразу за асфальтовой площадкой — цветник, между клумбами к двухэтажному дому тянется посыпанная желтым песком дорожка. Если бы на тюремный забор с колючей проволокой — полная иллюзия усадьбы бауэра среднего достатка.

— Давай! — подтолкнул Кремера в спину Курт, и они направились к дому.

Впереди шел верзила. «Гельмут, — вспомнил его имя Кремер. — Действительно, великан».

Гельмут шел, засунув руки в карманы и немного сгорбившись. Неуклюже переставлял ноги в грубых башмаках, оставляя на песке дорожки глубокие следы.

Большие, широкие, с необычным рисунком — две елочки рядом, — они напомнили Карлу что-то, но он никак не мог вспомнить что? Карл взглянул на ботинки Гельмута. Kрепкие, на каучуковой подошве, а елочки, наверное, чтобы не скользили.

«Где же он мог видеть такие следы? Да какое это имеет значение? Следы как следы…» А вот уже и крыльцо дома. Окна первого этажа узкие и мрачные, забраны решетками, двери дубовые, обитые железными полосами. Такие не под силу и Гельмуту.

Верзила вытащил из кармана тяжелый ключ, открыл дверь и отступил на шаг, пропуская Кремера.

— Давай, давай! — толкнул его в спину Курт. — Мы с тобой тут цацкаться не собираемся!..

Узкий темный коридор. Кремер остановился, ничего не видя. Услышал, как за спиной скрипнули двери. Кто-то, наверное Гельмут, схватил его за ворот, снял наручники и толкнул в темноту. Позади хлопнула дверь, щелкнул замок. Карл по инерции пролетел вперед, еле успевая переступать ногами, и больно ударился ушибленным коленом. Ощупал препятствие: край кровати. Сел. Постепенно глаза привыкали к темноте, вернее — полутьме. Из узкой щели под самым потолком пробивалось немного света.

Когда-то в комнате было окно, потом его заложили кирпичом, переделав помещение в обычную тюремную камеру. Откидная кровать с тонким матрацем, параша, железная дверь с волчком для подглядывания. Но тепло.

Карл несколько раз взмахнул затекшими руками. Почувствовал, как запульсировала кровь в кончиках пальцев. Снова сел на край кровати. Так закончилась карьера ювелира Карла Кремера: тюремная камера, лежак и параша. Что ж, это не так уж неожиданно — он знал, на что шел, готов был и к такому финалу. Теперь только бы вытерпеть! Будут бить и мучить. А Карла никогда не били — лишь несколько раз ударили прикладом в лагере военнопленных. Все это детская забава по сравнению с тем, что его ожидает. Как знать, сможет ли вытерпеть?

Карл знал: должен вытерпеть, но сомнения мучили. Даже поймал себя на мысли — хочет, чтобы скорее все началось, тогда уверится, что дух его сильнее тела.

Лег на кровать и закрыл глаза, пытаясь отогнать сомнения. Вспомнил огромные башмаки гестаповца и съежился. Услышал, как под Гельмутом скрипел песок на дорожке… И по две елочки на следах…

Но где же он все-таки видел эти отпечатки?

И вдруг Карл вспомнил. Да, он вспомнил, где и когда видел такие же следы с двумя елочками. Но это же… Нет, не может быть…

Ветров схватил кирку и изо всех сил ударил ею в верх прохода. Грунт осел, заваливая нору, а Юрий все бил и бил, осыпая мокрую землю.

— Что он делает? — не выдержал Гибиш. — Это — единственный путь назад!

Старый шахтер бросился к Ветрову, но Свидрак задержал его. Стояли и смотрели.

Засыпав проход, Ветров в изнеможении опустился на ближайший камень. Оглянулся на товарищей.

— Там фашисты? — не выдержал Василько.

— Газ… — выдохнул Юрий. — Они забросали штрек газовыми гранатами.

Хорошо, что Юрий почувствовал слабый запах газа, пока они только начали раскидывать завал. Зажмурив глаза и не дыша, Юрий обваливал грунт, пока не перекрыл путь газу. Теперь сидел и никак не мог отдышаться, всматривался в возбужденные лица товарищей и думал: зачем он это сделал? Им всем хватит еды и воды на сутки, а потом? Все равно смерть.

Ветров знал — сейчас они тоже поймут это, и подыскивал слова, которые могли бы хотя немного подбодрить ребят. Искал и не находил.

Первым оценил положение Свидрак. И при тусклом света фонарика Ветров увидел, как вытянулось и без того продолговатое лицо пана Тадеуша, как посуровели его глаза.

Свидрак вопросительно взглянул на Гибиша, но тот лишь отрицательно покачал головой. Он давно уже приготовился к смерти. Может, потому, что имел за плечами семьдесят лет, а может, и потому, что за свою долгую жизнь не раз уже бывал похоронен под землей.

— А может, все-таки есть какой-нибудь выход отсюда? — спросил Ветров на всякий случай.

Гибиш безнадежно махнул рукой.

— И все же хоть какой-то шанс должен быть, — продолжал Ветров, хотя знал: нет ни одного. Не мог позволить, чтобы сидели все вот так, в ожидании смерти. Вся натура его восставала против пассивного ожидания, требовала действия. В конце концов у них много времени, даже слишком много, чтобы обследовать эту проклятую пещеру. Правда, через пятьдесят минут рванет, но вряд ли этот отдаленный взрыв причинит им вред.

• Предыдущая
• 40/70
• Следующая