Князь Алтайский (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 8

— Тогда мне как? — робко спросила Клава, видимо, решившая, что я молчу и пыхчу от гнева, — Ложиться на живот?

Она потеребила подол сарафана и снова посмотрела на меня сквозь ресницы. Блин, а у меня даже ничего поротельного нет… Не ладошкой же ее шлепать… Хотя… Нет «хотя» — это не про ладошку, а про то, что у меня в штате вообще-то палач есть, Христофор. Нет, пороть боярскую сестру ему не по чину, но у него ж наверняка есть какие-то плетки, кнуты… Нет, плетки и кнуты — это как-то жестоко…

Блин! Интересно, хоть кто-то до меня мучился сомнениями по поводу того — отшлепать ли ему провинившуюся девчонку или нет⁈

— Викешенька, так что мне делать-то? — что-то в это голоске явственно прозвучали нотки облегчения. Видимо, кто-то думает, что сможет отделаться легким испугом?

— Ложись. Пороть буду, — решился я.

— Нечестно это, — буркнула Клава, послушно ложась на живот. Так и не сняв сарафана, кстати, но оно и к лучшему. Подозреваю, Аглаша не одобрит, если в ее отсутствие я тут начну девчонок раздевать.

— Чего это нечестно? Провинилась — получи.

— Нечестно, потому что мы с Дитой вместе сражались, а наказывают только меня одну.

Сражались они, героини, блин, воительницы… Что⁈

— Предательница! — в распахнувшуюся дверь возка впрыгнула Дита, — Он же меня не видел!

— АГА!!! — окончательно разозлился я. Меня тут, похоже, ни во что не ставят? Ну держитесь, девы-воительницы, валькирии, блин.

— Вот! — я протянул опешившей Дите свой пояс. Кожаные ремни здесь еще в моду не вошли, все носят пояса их ткани, длиной так метров в пять, если их полностью размотать. А если сложить в несколько раз — вполне себе наказательная штука получается, — Раз вместе ослушались, значит, будете друг дружку пороть. Десять поясов каждой.

— Какие поясов? — дружно спросили Клава и Дита.

Какие-каких, не знаю каких, сам только что выражение придумал.

— Ну, как говорят «получить десять плетей». А плетей у меня нет — только пояс. Значит, десять поясов! Каждой! Приступайте!

И вышел из возка. И если честно — просто сбежал от принятия решения.

В общем, не знаю, как они там друг с дружкой обходились, не подсматривал и не подслушивал, но потом они обе встретились мне хмурые, надутые, и дружно пообещавшие, что больше так не будут. Ну, будем надеяться, что на пару дней их обещаний хватит.

Вот такие вот у нас перепады — от боя и сожалений и погибших до наказания провинившихся девчонок.

Дурдом.

Так мы ехали и ехали себе по снежной степи, дальше и дальше. Разбойники на нас больше не нападали, ни башкирские, ни русские, никакие, других приключений тоже не было, так что остаток пути до Омского острога прошел достаточно скучно.

А вот в самом остроге все стало гораздо веселее…

1

Начнем с того, что на остроге дорога, по которой мы ехали больше месяца и к которой успели привыкнуть как к родной — заканчивалась. Совсем. И как-то сразу возникало ощущение, что вместе с дорогой заканчивалась и цивилизация и дальше предстоит путешествие по диким местам, населенным исключительно дикарями и мутантами… тьфу ты, какими еще мутантами? Тоже мне, Безумный Макс, дорога ярости.

Нет, понятно, что, несмотря на то, что дорога дальше не идет, и предстоит мне путешествовать по местам бездорожным — но все же не диким. Да, на Алтае — и до Алтая тоже — нет дорог, нет городов, но там все же живут люди, вполне себе цивилизованные, и, как я узнал по пути к Омскому острогу, хорошие мастера по железному делу. Не зря их кузнечными татарами зовут. Правда, к татарам как таковым ни отношения все же не имеют, но так уж на Руси повелось — все, кто к западу живут, те немцы, все кто к востоку — татары. А к югу… К югу — тоже татары. Ну а севернее Русского царства никто, кроме пингвинов и не живет — север так. И пингвины тоже не живут — они же антарктические обитатели.

Сам Омский острог выстроен, как и все на Руси, из бревен, желтеющих на солнце — уж защитных Слов на острог никто не жалел, чай, не крестьянская изба — вытянулся стенами вдоль высокого берега, смотрел квадратными башнями, темными бойницами, стволами пушек на противоположный берег, откуда нападали джунгары. Слово «острог» только лет через сто-двести начало обозначать тюрьму, сейчас же острог — это практически военная база. Место концентрации войск, предназначенное для участия в боевых действиях, если враги, паче чаяния нападут. А военные базы в тихих и мирных местах появляются только в голливудских комедиях. А так как ни комедий ни самого Голливуда еще не существует, то и Омский острог периодически отбивает нападения вышеобозначенных джунгар, которые привыкли регулярно приходить за данью и чхать хотели на то, что их бывшие данники перешли под руку русского царя. А русский царь — он, как известно, добротой и кротостью не отличается, и несколько недоволен тем, что его людей приходят трясти какие-то посторонние. Мол, это наша корова и мы ее доим. В смысле — я, царь государь, самолично дою. Так что — вы кто такие, я вас не звал, подите прочь. А чтобы джунгары пошли не дальше в набег, а в указанном направлении — Омский острог и появился.

Я, услышав о таких туристах, сильно напрягся. Алтай, выбранный мною под будущую вотчину — он, как бы, еще дальше к востоку и, соответственно, ближе к джунгарам. А острогов там нет. И, случись что — отбиваться придется самому, в одно лицо. Даже возникла трусливая мыслишка: а на кой мне тот самый Алтай? Может, остаться здесь, в окрестностях будущего города-мема, именуемого Омск?

Эта мыслишка меня напугала даже чуточку больше, чем мысль о будущих возможных столкновениях с джунгарами. Помните мем: «Не пытайтесь покинуть Омск»? Что, если здесь этот мем воплощен в реальность и здешний Омск ВПРЯМЬ нельзя покинуть? Что, если здесь существует какая-то аура, которая исподволь внушает мысль остаться, плюнуть, никуда не уезжать?

На всякий случай я дал сам себе твердую установку: покинуть Омск. Ну его нафиг.

Не хотелось бы обижать омичей — ни будущих, ни нынешних, острожных — но мнение об этом городе, как о месте, где постоянно творится какая-то хтонь, у меня сложилось не только на почве мемасов, но и после одного случая. Сидели мы с ребятами, болтали о том о сем, ну и кто-то упомянул в разговоре, что его знакомые хотят переехать в Томск. Кто-то пошутил, мол, хорошо, что не в Омск, а почему не в Омск, а ты что, мем не знаешь… Так, слово за слово — а давайте погуглим, что сегодня в Омске произошло, мол, спорим, так какие-то обычные происшествия. Первая же ссылка на запрос «сегодня в омске» была «Сегодня в Омске не находили мертвых младенцев». Знаете, город, в котором поводом для новости становится то, что этот раз повезло и мертвых младенцев НЕ нашли — уже странен. Потом, когда мы новость все же прочитали, выяснилось, что кто-то запустил в Омске слух, мол, кто-то где-то нашел этого самого младенца, вот журналисты и сообщали, мол, фейк, неправда, не находили. Но с заголовками у журналистов вообще всегда было плохо, вот и получилось так, как получилось. И вроде все разъяснилось, но осадочек остался.

В общем: мы попытаемся покинуть Омск.

Но не сразу — для начала нам нужно выяснить, как же нам добираться на Алтай, если дорога — все, аллес. К хорошему привыкаешь быстро, вот и я успел привыкнуть, что на Руси, куда не соберись — всегда туда протянута широкая и удобная дорога. Все, отвыкай. Будь дело еще летом — можно было бы на ладьях по реке отправиться. Но сейчас зима, реки замерзли, да и можно ли от Омска до Алтая по рекам доплыть — неизвестно…

Викентий, ты, мягко говоря, не особо сообразительный человек. Дорог ему нет, реки замерзли. Да замерзшая река — это самая, что ни на есть дорога! И самое обидное — эта мысль пришла мне в голову только тогда, когда мы на подъезде к городу выехали на речной берег и я увидал черные цепочки санных поездов, ползущие по замерзшему Иртышу туда-сюда. Иртыш — это та самая река, на которой стоит Омский острог. Какое отношение она имеет к Иртяш-горе, на которой один мой знакомый думный дьяк собирался искать золото — про то мне неведомо.