Князь Алтайский (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 18

Нафаня спрыгнул с коня, подошел к возку, открыл дверцу стволом мушкета и заглянул внутрь. Недоуменно оглянулся на меня

Да что там такое?

Теперь уже и я соскочил на снег и подошел к распахнутой дверце. Все, что угодно ожидал, но…

— ТЫ?!!

1

Я не скажу, что я прям смелый человек. На этом свете есть вещи, которые меня пугают. Их немного, но они есть. И ожившие мертвецы в списке этих вещей стоят на первом месте. Был один случай, когда я только-только стал подьячим… Но сейчас не об этом.

Изнутри возка на меня смотрела мертвая боярыня Морозова.

Нет, так-то она была вполне себе живая на вид и шевелилась — причем шевелилась, как живая — но, блин-блин-блин! Я же сам, своими собственными глазами видел, как ей отрубили голову!

— На что это ты смотришь, боярин Викентий? — бледно улыбнулась Морозова.

Дважды блин. Я — и, соответственно, она тоже — поймал себя на том, что смотрю на ее шею, пытаясь высмотреть стежки, которыми голова боярыни пришита к телу.

— Нет, я живая. Можешь меня даже потрогать.

— У меня невеста есть, — буркнул я.

— А кто это? — послышался за моей спиной шепот кого-то из моих стрельцов. А затем — звук подзатыльника.

— Залезай ко мне внутрь, — приглашающее кивнула боярыня Марфа, чуть сдвигаясь на сиденье, — Не стоит твоим людям слышать то, что я хочу тебе рассказать.

— Я своим людям доверяю.

— А я-то — нет. Садись. Или ты боишься несчастную, лишившуюся всего старуху?

Как я уже говорил — есть вещи, которых я боюсь. На первом месте — живые мертвецы, а на втором — боярыня Морозова. Хотя, нет — на третьем. На втором — огорчение моей любимой скоморошки.

— Я оживших мертвецов боюсь, — пробормотал я, залезая в возок и прикрывая дверцу.

Боярыня рассмеялась, но как-то невесело:

— Неужели ж ты так и не понял, как я осталась в живых после казни?

И тут в моей голове шестеренки наконец провернулись и я все понял.

2

Помните, вора Заморского, того, что утащил ларец с Изумрудным Венцом? Его ж — вора, не Венец, разумеется — тоже казнили при большом стечении народа. Что не помешало ему впоследствии оказаться живехоньким-здоровехоньким и бодро красть различные ценные предметы из купеческих сокровищниц. Как оказалось — казнь была фальшивой. В том смысле, что боярин Морозов, своим боярским Повелением внушил всем присутствующим, что Заморского казнили. И любой из них мог бы поклясться, что сам, своими глазами видел, как воровская голова покатилась по помосту с плахи. Правда, я подозреваю, если бы свидетелей опросили — всплыли бы нестыковки. Типа того, как именно голова упала, с каким стуком, да в какую сторону покатилась.

Да, я сам, своими глазами видел, как казнили боярыню Марфу. Но, спроси я всех остальных — совпали бы наши показания? Так-то сейчас я даже вспоминаю сомнительные моменты этой «казни». Уж больно заторможено вела себя боярыня, я уж было решил, что ее чем-то опоили. А, спрашивается, зачем ее поить, если она — самая хладнокровная змея из всех змей, что обитают севернее Южного полюса? И почему ее голова даже не побледнела, когда ее отрубили? А это, между прочим — невозможно, отрубленная голова бледнее ВСЕГДА, кровь-то в буквальном смысле слова отливает. И чьи это глаза так очень характерно сверкнули перед казнью? Уж не батюшки ли царя, а?

Ситуация ясна — не стал царь государь казнить боярыню, внушил всем своим Царским Повелением, что она казнена, да и… А правда — нафига он это сделал? Выпытать какие-то морозовские тайны? Так для этого ее можно сначала запытать, а потом, когда расскажет, все равно казнить. С другой стороны — наш царь человек хозяйственный, ему каждая веревочка сгодится… Что вы смотрите? Да, цитата из «Ревизора». У меня по литературе четверка была, между прочим.

Хотя, знаете… Что-то в последнее время школа — и вообще прошлая жизнь — мне вспоминается все реже и реже…

И все же — зачем Марфа царю понадобилась? Сил она лишилась, ибо царь наверняка от Источника ее отлучил — точно я не знаю, но наверняка отлучил, потому что глупыми поступками наш царь государь известнее так же, как своими кротостью и милосердием.

Так зачем?

Подождите-ка…

3

— О чем задумался, боярин Викентий? Неужели все еще не смог понять, как я жива оказалась?

— Да нет, — посмотрел я прямо в ее глаза, — думаю, что ты, боярыня Марфа, наверняка Золотым Словом владеешь, иначе зачем бы царь-батюшка тебя в поход на Иртяш-гору отправил.

Крутились у меня в голове, шестеренки, крутились! Не вся смазка еще вымерзла, да вытекла. И накрутилось мне, что видел, видел я боярыню уже после ее смерти! Помощница думного дьяка, что при виде меня вечно в одежду закутывалась, так, что и лица не увидать! Это и была она, Марфа! Не зря мне после этого и начали сны сниться эротические, с участием покойной боярыни. Это подсознание мне ночью намекало на то, что днем мимо разума проходило. Лица-то я не видел, но в Разбойной Приказе нас учили, и хорошо учили, опознавать людей и по фигуре, походке, манере двигаться, вот мой глаз быстрее моей головы боярыню и опознал. Только не той голове сигнал подал…

Ну а дальше — цепочка проста. Зачем пихать опальную боярыню в экспедицию, которая отправилась золото искать? Золото и искать — значит, владеет боярыня Словом, навроде того, которому моя девочка Ав-Ав обучена.

— Умный ты, Викентий, — в этот раз Марфа не улыбалась, — Не зря смог из наших подвалов выбраться, а это не каждому дано. Говорила я мужу, сыну говорила, эх… Умнее всех себя считали, не хотели глупую бабу слушать, вот и поплатились, собственными головами расплатились.

Она посмотрела мне в глаза:

— Знаешь, Викентий, я ведь, наверное, должна тебя ненавидеть. Один-единственный мальчик, а испортил всё. Все испортил, из-за тебя мой муж и сыновья казнены, я сама силы лишена, а сейчас и вовсе в опале царской оказалась. Должна тебя ненавидеть, должна! Да вот не ненавидится мне… Нет в мне к тебе злобы, нету…

Она опять поникла головой. Вовсе не та гордая и жестокая боярыня, что была раньше. Сейчас передо мной, сгорбившись сидела… нет, не старуха, это она все же кокетничает по исконной женской привычке, но — женщина в возрасте, усталая, осунувшаяся, потускневшая.

— Как же царь государь опальной-то доверил золото искать? А ну как ты, узнав где оно, всех, кто в походе был, под Повеление загнала, на то золото наемников скупила, да и мстить прибыла бы на Москву?

— Эх, Викеша… Опала на мне не за то, что я против царя пошла, за то я жизнями семьи расплатилась. Опала на мне за то, что я от Иртяш-горы сбежала, Царское Повеление нарушив.

О как. Мог бы, кстати, и подумать, что царь наш доверием не отличается и Марфу от себя отпустил бы не раньше, чем опутав ее Повелениями не хуже, чем цепями.

— Как же ты смогла его нарушить?

— И не хотела бы, да так уж вышло. Была в Царском Повелении лазейка — должна была я его исполнять, до тех пор, пока царь мне жизнь мою обещает хранить.

— И?

— Думал царь наш Василий, что вдалеке от Москвы, да с таким отрядом вокруг — ничто мне не угрожает, вот и согласился на такое условие. А меня, не успели вы от нас далеко отъехать — убить пытались. Не помог и отряд, сама отбилась, чем смогла, всю Силу до донышка вычерпала. Вот и вышло, что не хранит царь мою жизнь, не действует больше его Повеление на меня. Собралась я темной ноченькой, вон, Игнашку-кучера уговорила, да и сбежала. Только не станет царь мои оправдания слушать. Окажусь я второй раз на плахе, только в этот раз по настоящему…

— Кто там тебя убить хотел?

— А башкирский разбойник один. Налетели, пошумели, а потом один из них из лука прицелился — да и пустил стрелу мне, прямо в сердце… И не думай, что я тут тебе былину вспоминаю. Есть на мне амулет один, был, вернее, от удара в сердце защищает. Рассыпался на кусочки, но стрелу ту отвел. Вот и поняла я, что именно меня убить хотели. А так как башкирским разбойникам я и в постель не нужна — значит, нанял их…