Ставка на проигрыш - Френсис Дик - Страница 8

• Предыдущая
• 8/49
• Следующая

— Незнаком с этой статьей, — сознался я. — Видимо, пропустил.

— Он звонил в прошлый четверг, а напечатали ее в пятницу. Наверное, в тот самый день, когда он погиб. Я, честно сказать, не ожидал, что она появится. Мне показалось, он был в стельку пьян...

— Вполне возможно, — ответил я.

— И это мне не понравилось.

— Статья?

— Сам-то я не ставил на Тиддли Пома — вот в чем дело. А он этой своей болтовней здорово сбил цену, и когда в пятницу я позвонил своему букмекеру, тот не давал мне больше ста к восьми. Но сегодня они сделали его фаворитом при восьми к одному, а до скачек еще целые три недели. Это верно, конечно, что Тиддли Пом хорошая лошадь, но он все же не Аркл. Мне, честно говоря, это было непонятно.

— Вам непонятно, почему Чехов так разрекламировал его?

Он помедлил с ответом.

— Хвалить хвали, но ведь всему же есть мера.

— Однако вы, наверное, надеетесь выиграть?

— Надеюсь. Конечно, надеюсь. И потом это самые крупные скачки, в которых нам доводилось участвовать. Я не уверен, что он победит, — вот в чем дело.

— Шансов у вас не меньше, чем у других, — сказал я. — Потом, надо же Чехову чем-то заполнить свою колонку! Читателям не угодишь вялой болтовней, им подавай определенность.

Он улыбнулся, не разжимая губ. Улыбка человека, не желающего вникать в проблемы других даже когда речь идет о его сыновьях.

Дверь отворилась, и в комнату вошла крупная женщина в желтом цветастом платье. Она была без чулок. Опухшие лодыжки нависали над краями синих истрепанных туфель. Однако она была легка на ногу и двигалась медленно, поэтому ее поступь производила впечатление какого-то бестелесного перемещения в пространстве — фокус не из легких, если учесть, что весила она никак не меньше двенадцати стонов.

Копна чудесных светло-каштановых волос аморфным облаком окутывала лицо, с которого на мир, словно в полусне, взирала пара мечтательных глаз. Лицо было округлым и мягким, лицо немолодой, но одновременно и незрелой женщины. «Выдуманный, нереальный мир, — неприязненно подумал я, — занимает ее куда больше, чем действительность».

— А я и не знала, что ты здесь, — сказала она.

Ронси привстал вслед за мной.

— Мэдж, это Джеймс Тайрон. Помнишь, я говорил, что он должен приехать.

— Разве? — Она перевела на меня отсутствующий взгляд. — Ну, не буду вам мешать.

— Где ты была? — спросил Ронси. — Ты что, не слышала, как я тебя звал?

— Звал? — Она покачала головой. — А я застилала кровати. — Она стояла посреди комнаты, задумчиво обводя взором весь этот бедлам.

— Что же ты камин не затопила?

Я непроизвольно взглянул на кучу пепла за ре-щеткой, однако для нее это была не помеха. Из обшарпанного дубового ящика, стоявшего у каминной плиты, она извлекла горсть щепок и растопку. Слегка поковыряв кочергой в камине, водрузила все эти предметы на кучу золы, зажгла спичку, потом растопку и соорудила подобие шалашика из угля. Новый огонь мирно разгорался на останках старого, а Мэдж взяла метлу и замела несколько угольков с глаз долой, за поленницу.

Как завороженный, я наблюдал за ее хозяйственными манипуляциями. Она подплыла к засохшему букету, открыла окно и выбросила цветы во двор. Потом выплеснула туда же воду из вазы, поставила ее на подоконник и захлопнула окно.

Из-за дивана, на котором сидели мы с Ронси, она вытащила огромную коробку из коричневого картона, до половины заполненную таким же хламом, что валялся вокруг. Методично передвигаясь по кругу, она подбирала все, что попадалось под руку, и швыряла в коробку. Операция заняла минуты три. Потом она затолкала коробку за диван и на пути к двери отшвырнула в сторону две подушки — сиденья от кресел. Прибранная, с ярко горящим огнем в камине комната выглядела теперь совсем по-другому. Только паутина оставалась на прежнем месте, но кто знает, может, завтра наступит и ее черед... Питер был прав. Ма умела экономить время и энергию, неважно, что движущим мотивом была самая заурядная лень.

Ронси настоял, чтобы я остался к ленчу. Мальчики ели молча и сосредоточенно. Мэдж сидела, задумчиво вперив глаза в пространство, и созерцала сцены, проносившиеся, по-видимому, в ее воображении.

Когда я уже уходил, Пэт попросил подбросить его до Бишопс Стортфорд и под хмурым взглядов отца с вызывающим видом расположился на переднем сиденье. Ронси крепко пожал мне руку, выразив надежду получить экземпляр с очерком. «Обязательно», — обещал я, зная, однако, крайнюю скупость «Тэлли». Придется посылать самому.

Ронси махнул на прощание рукой, строго предупредив Пэта, что ждет его назад с четырехчасовым автобусом. Не успели мы проехать через покосившиеся воротные столбы, как Пэт принялся изливать мне душу.

— Он обращается с нами как с младенцами! От ма толку нет, она никогда не слушает, что ей говорят...

— А почему бы тебе не уехать отсюда? — предложил я. — Тебе сколько? Девятнадцать?

— Исполнится в следующем месяце... Не могу я уехать, и он это знает. Ведь я мечтаю стать жокеем. Сразу в профессионалы не возьмут — меня мало кто знает. Кому охота сажать на свою лошадь неизвестно кого! Надо начинать любителем и делать себе имя, это отец так говорит. А любителем мне не стать. Не хватает ни денег, ни времени.

— А конюхом поработать не хочешь?

— Помогите мне, очень вас прошу! Ведь по правилам нельзя одновременно и работать в конюшнях, и быть наездником-любителем, даже если ты секретарь, ассистент или что-то в этом роде. Это чертовски несправедливо! Только не говорите, что, работая там, я могу сразу получить лицензию профессионала. Теоретически — да. А сколько вы знаете ребят, которые смогли таким образом стать жокеями? Да никого! Абсолютно ни одного. Сами знаете.

Я кивнул.

— Сейчас я работаю с лошадьми, это правда — у нас их шесть, и приходится здорово вкалывать. Хотите верьте, хотите нет, но старик Джо — единственный работник на всей ферме, кроме нас. И дел у него по горло. Да разве я против самой работы! Даже если это почти бесплатно, как у нас. Я бы и слова не сказал, если в отец позволил мне участвовать в больших скачках. А он не разрешает, говорит, опыта у меня маловато, да и где ж мне набраться этого самого опыта, коли все вот так... Хватит, сыт по горло всей этой свистопляской, честно вам говорю...

Мрачные рассуждения продолжались на всем пути до Бишопс Стортфорд.

Дознание по делу о смерти Берта Чехова проводилось в понедельник днем. Официальное заключение: несчастный случай. Ведь он был мертвецки пьян, как сказала одна из свидетельниц, машинистка. Мертвецки пьян...

А когда ударился об асфальт, превратился просто в мертвеца.

Когда во вторник утром я появился в редакции, Люк-Джон и Дерри обсуждали, идти или не идти на похороны, которые должны были состояться в среду.

— Кроксли... — сказал Дерри. — Где это?

— Уотфорд, — объяснил я. — По столичной линии. Прямиком без пересадки до Феррингтон-стрит.

— Флит-стрит нужна своя станция метро, — мрачно заметил Дерри. — Чтоб не тащиться до этой дурацкой Феррингтон-стрит. Это же добрые три четверти мили отсюда.

— Если так, то мы быстро управимся, — начальственно резюмировал Люк-Джон. — Считаю мы все должны присутствовать.

Дерри украдкой взглянул на миниатюрную карту метро, вклеенную в записную книжку.

— Кроксли... Следующая после Уотфорда. Что же это за место?

В Уотфорде у меня когда-то была девушка. Вторая. Я мотался по столичной линии, а Элизабет жила под впечатлением моей сверхзанятости в «Блейз». Грех и предательство — столь хорошо знакомые мне попутчики. От Уотфорда до Вирджиния-Уотерс, оттуда — еще куда-нибудь...

— Тай, — отрывисто окликнул меня Люк-Джон.

— Да?

— Похороны в два тридцать. За час, я думаю, доберемся.

— Я пас, — ответил я. — Должен заняться статьей для «Тэлли». Дня два еще уйдет на интервью.

Он пожал плечами:

— Я полагал...

— Ну и до какой отметки глубины ты успел добраться? — спросил Дерри. Он сидел, закинув ноги на стол. По вторникам в воскресной газете работы не было.

• Предыдущая
• 8/49
• Следующая