Эпоха перемен 3 (СИ) - Котов Сергей - Страница 17

Я видел, как старик сжал челюсти. Потом он судорожно вздохнул и продолжил:

— Они требовали, чтобы родственники забрали тела. Но люди были испуганы. И тогда они просто вырыли большой ров и свалили всех туда, вповалку… женщин и детей. У всех на виду… раньше народ не хотел воевать… это никому не надо… все хотят обрабатывать поля, растить детей… в эпоху Тито мы узнали, что такое мирная жизнь, и научились это ценить. Такие, как Адем долго пытались поднять народ на кровавую борьбу — но знаете что? У них мало что выходило. Никто не хотел добровольно записываться в его УЧК… а после его смерти всё изменилось. О той ночи теперь знает всё Косово, и много молодых людей не остались равнодушными. Теперь в УЧК очередь добровольцев, а сам Адем стал новым символом сопротивления.

Мы проехали деревеньку, где разворачивались описанные Бекимом события. Теперь впереди виднелись окраины городка, расположенного у самого подножия холмов, поросших местной разновидностью карликового дуба.

— Сотни людей. Может, тысячи — сейчас ушли в лагеря в Албании: Кукеше, Тропойе, Байрам Курри. Их учат войне. А те, кто пришли после Адема — совсем не такие благородные… Хашим Тачи — настоящий головорез. Про лагерь Лапушник возле Глоговаца ходят страшные слухи — а он там устанавливал порядки… когда ополченцы вернутся из лагерей будет большой пожар… самое плохое, что случившееся разрушило границы. Я не знаю, что они будут делать с сербами — но всем, с кем я был знаком лично, советовал уехать как можно скорее, особенно семьям с детьми… будет совсем плохо, и остановить это сейчас невозможно. Будет как в Боснии. Может, хуже…

Старик замолчал, глядя на дорогу слезящимися глазами.

— Что это за город? — спросил я.

— Скендерай, — ответил он. — Раньше он назывался Сербицей. Но сейчас так больше никто не говорит. Сейчас сюда сербская полиция старается не заезжать. Пока нет армейских усилений. Поэтому мы и поехали таким путём.

— Ясно, — кивнул я.

За городом мы свернули на второстепенную дорогу, петляющую среди холмов. Потом и вовсе на грунтовку. Скорость передвижения замедлилась. К тому же, нам пришлось закрыть окна, иначе из-за поднятой пыли было невозможно дышать. А кондиционер в машине предсказуемо не работал.

Из-за пыли Беким не сразу заметил вдруг возникшее препятствие — несколько поваленных стволов, лежащих поперёк дороги. Он едва успел затормозить; машину повело юзом.

Досадливо цокнув языком, старик выругался на албанском, потом сказал, обращаясь к нам:

— Придётся поработать немного…

С этими словами он вышел из машины. И это было ошибкой: из-за ближайших кустов вышли трое в камуфляже. Один целился из автомата в Бекима, двое других — в меня и парней.

Самое неприятное, что они сразу полезли копаться в вещах. И, разумеется, тут же обнаружили крупную сумму наличными и оружие.

Счастливо посмеиваясь, боевик махал перед радостно щерящимися дружками пачками денег. А нас держали на мушке стразу пятеро боевиков. Не рыпнешься, никак! И китайский телефон, как назло, я в сумке оставил: больно уж неудобный, громоздкий… а ведь он мог бы быть нашим единственным шансом!

В том, что нас хотят убить, не было ни малейших сомнений. Боевики не прятали лица и вообще вели себя довольно вольготно. Беким пытался что-то сказать, но его быстро заткнули — в буквальном смысле, кляпом из какой-то старой тряпки.

Похоже, нашему водителю тоже не поздоровится. Даром что албанец…

— Выжидаем, — едва слышно прошептал Саня. — Кончать не здесь будут, попытаются отвести. Идём, и по дороге, может будет шанс…

— Заткнись! — на фиговом английском заявил один из боевиков, после чего подошёл и двинул Вове под рёбра прикладом старого «калаша». Тот согнулся, хватая ртом воздух. — Молчать! Понятно?

Мы с Вовой охотно кивнули.

Боевик снова ощерился, продемонстрировав неровный ряд гнилых зубов, после чего пошёл в сторону машины, где его подельники заканчивали обыск.

— Каз-за-кх-ста… — выдавил один из боевиков, с прищуром разглядывая Вовин паспорт.

Потом он сказал что-то ещё на албанском.

Тот боевик, который ударил Саню, повернулся ко мне.

— Что это ест страна такой Казакста? — спросил он, безбожно коверкая английские слова.

— Наша страна, — ответил я. — И наше посольство будет очень обеспокоено, если до вечера мы не доберёмся до Митровицы. Вам ведь не нужен международный скандал, да? Нужно, чтобы вас поддерживал цивилизованный мир, да? Давайте договариваться.

Боевик посмотрел на меня исподлобья. Потом откинул голову назад и заржал как конь.

Потом они опять что-то обсуждали на албанском. Судя по выражению лица Бекима — ни о чём хорошем разговор не шёл.

— Всё, пошёл! — через пару минут снова обратился к нам боевик, владеющий зачатками английского.

Стволом автомата он указал на тропинку, ведущую в негустой лес, состоящий из местной разновидности карликового дуба.

Я посмотрел на Вову. Тот едва заметно кивнул.

— Пошёл! — повторил боевик. В его голосе появились визгливые нотки.

Очень часто люди, начавшие убивать относительно недавно, старательно накручивают себя перед тем, как осуществить задуманное.

Я медленно двинулся по тропке между деревьев.

Пока шли, мысленно успел обругать себя самыми забористыми ругательствами. И заслуженно: вот что стоило хотя бы телефон держать под рукой, а? Ведь знал же, куда сунулся… предводитель, блин, ордена Ассасинов выискался. Вершитель глобальных проблем… попался на дороге банальным грабителям, средь бела дня!

Шли довольно долго. Я даже начал сомневаться в том, что нас ведут убивать. Может, ведут к предводителю, чтобы поговорить? Это хорошо, это означает какой-то шанс!..

Тропинка вывела на небольшую поляну на склоне холма. Тут в самом центре был установлен деревянный подъёмник с небольшой платформой, на которой стояли какие-то мешки. А рядом с подъёмником зияла довольно большая дыра в земле, вроде колодца, только слишком широкого.

Во рту как-то резко пересохло. Стало понятно, куда и зачем нас вели. А ещё — что время на исходе. Теперь нас могли расстрелять в любой момент.

Я скосил глаза на Саню. Тот хмурился, поджав губы. Опустив взгляд, я увидел, что он до крови растёр себе запястья, пытаясь ослабить верёвки.

Бандит, который шёл впереди, остановился и повернулся к нам. Ощерился. «И почему здесь у всех такие плохие зубы? Может, вода плохая?» — подумал я, поразившись неуместности мысли.

Сзади заговорили по-албански. Беким что-то ответил. Получается, у него всё-таки вытащили кляп изо рта… может, всё-таки переговоры?

Я хотел развернуться, но будто впал в какой-то ступор. Казалось, малейшее движение в состоянии разрушить то хрупкое равновесие, в котором я всё ещё жив.

А в голову продолжали лезть совершенно неуместные мысли: «Как же я всё-таки здесь раскис и расслабился! Ведь сколько раз приходилось умирать…»

Стиснув зубы, я собрал волю в кулак и развернулся.

Трое бандитов целились в меня и парней. Перед ними стоял Беким и что-то быстро говорил.

— Хап прапа! — сказал боевик.

Я и без перевода понял: «Отойти»

— Йо! — ответил старик, и двинулся в сторону убийц.

Он подошёл вплотную к первому, потом поднял руку, чтобы отодвинуть направленный на себя ствол АК.

И тут боевик выстрелил.

Краем глаза я заметил движение. Воспользовавшись тем, что внимание бандитов было приковано к нашему проводнику, Вова рванулся вперёд, справедливо полагая, что это наш единственный шанс.

Меня сбил с ног Саня — и вовремя: очередь просвистела прямо над нашими головами. Потом, сообразив, что к чему, я быстро перекатился, увернувшись от ещё одной очереди. Потом вскочил, приметив ближайшие кусты, и тут краем глаза увидел, как Вова, стоящий почему-то на коленях, расстреливает скупыми очередями бандитов.

Через секунду к нему присоединился Саня. От вырвал автомат у одного из погибших боевиков.

А тех осталось не так уж много: один спрятался за подъёмником, ещё один побежал обратно по тропинке в сторону дороги. Насколько я запомнил, там оставалось ещё два боевика. Значит, нужно спешить, ведь они могли скрыться!