Тайфун (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 18

Все спали на 26-пушечном винтовом фрегате «Эвридика» (HMS Eurydice). Чуть раскачивались гамаки, подвешенные в кубрике, повторяя лёгкую бортовую качку самого фрегата. Гамаков восемнадцать. Больше, чем пришедших россиян. Этот вопрос на тренировках перед выходом в поход тоже прорабатывался. Сначала удары наносят калмыки, а остальные только держат кортики наготове, потом после отправки первых пяти англичан в ад, «школьники» переходят к следующим. В самом крайнем случае Лермонтов убивает из револьвера не вовремя проснувшегося, если он непосредственно угрожает жизни одного из пацанов. Но только в самом крайнем, потому что потом, когда проснётся основная масса матросов, всё уже будет не просто. Револьвер в замкнутом пространстве и против безоружных и сонных моряков аргумент серьёзный, но могут ведь и массой задавить — десятикратный перевес как-никак.

У калмыков сейчас в правой руке кортик, а левая пока свободна. На неё надета толстая кожаная перчатка. Человек не курица, это та бегает кругами вокруг колоды, на которой лежит её отрубленная голова с удивлённо распахнутыми глазами. Бегать со вставленным в глаз клинком он не будет. Но выгибаться и дёргаться будет, и даже закричать попробует, больно же боцману английскому, когда в глаз клинок кортика вставили, до мозга дошёл, повредил там всё выкованный в Златоусте булат, а всё одно больно. Дёргается. Счастье, что гамак, там это предсмертное дёргание не услышать, а вот чтобы не закричал, сначала левая рука зажимает плотно рот и вдавливает голову, а потом правая наносит точный удар в глаз, оставляет его там и фиксирует грудь умирающего, чтобы тот не выпал из гамака и не наделал шума.

Минус пять. Это не бесшумно, как ни старайся, но в этот раз повезло, хрипы и конвульсии остальных не разбудили, устали люди после целого дня обстрела монастыря, да и слух прилично посадили.

Следующие пять. А вот остальных восемь уже с привлечением мичманов. Нормально. Есть вскрик недолгий, здоровый боцман попался. В английском флоте все уорент-офицеры не мелкие. Им зуботычинами порядок наводить. Им матросов в страхе держать. Самых здоровых и выбирают. Теперь легче будет. И руки, как в первый раз, трястись не будут, ведь на баранах и свиньях тренировались, а тут хоть и враги, но живые люди, и навык появился.

Пора в следующий кубрик.

Идеально операция не прошла. Когда группа, где старшим был Михаил Юрьевич Лермонтов, почти заканчивала работу во втором кубрике — месте упокоения артиллеристов фрегата «Эвридики», на носу раздался глухой, почти не слышный из-за множества перегородок деревянных и приличного в три десятка метров расстояния, выстрел. Один лишь из недобитых ещё пушкарей дёрнулся, но стоящий на подхвате лей-гвардии майор в отставке Лермонтов прикладом в висок вырубил этого товарища, а ускорившиеся диверсанты довершили зачистку. Дело сделано.

Но это в кормовой части трюма, там же на носу, выстрелы продолжились. Оно и понятно — разбудили мореманов. Вскоре, однако, и там наступила тишина. Михаил Юрьевич первым выскочил на палубу, забыв, что разменял пятый десяток и понёсся к баку «Эвридики». Добежал и сунулся к распахнутому люку, но оттуда уже поднималась усатая физиономия хорунжего Осипова.

— Что там? — просипел Лермонтов, хотя теперь, наверное, можно и в полный голос говорить, но ночь и обстановка всё же заставила шёпотом говорить.

— А, ерунда, проснулся один не вовремя. Всех зачистили. Не переживайте ваше Высокоблагородие. Порядок у нас. У вас тоже кажись?

— Тоже. Блин, в разведку на Кавказе ходил, в перестрелках сколько раз участвовал, а вымок, хоть выжимай.

— И я словно из реки вылез. Ух, воздух какой ядрёный, надышаться не могу, — хорунжий подошёл к фальшборту, — Как думаешь, Михаил Юрьевич, на «Одине» не услышали?

Лермонтов тоже подошёл к фальшборту. Где-то там, мористее на пару кабельтов, стоял на якоре пароходофрегат «Odin». Сегодня нужно ещё и там побывать. И нужно торопиться. Ночи летом в этих широких короткие

— Полверсты почти, да в трюме стреляли. Не должны.

Он оглядел подтянувшихся к ним ребят.

— Молодцы. Всё, закончили перекур, нас на «Одине» ждут, отправим наглов к норвежским богам. Спускайтесь в баркас.

Событие двадцать шестое

— Я не брал у вас денег!

— Стало быть, и возвращать не хочешь⁈

Счастливое число Слевина (Lucky Number Slevin)

У капитан второго ранга Пауля Ирби на Хоккайдо особых сил военно-морских для полномасштабного ответа японцам не было. Всего три корабля у него. Барк «Южная Америка» под командованием лейтенанта Сомова ушел патрулировать острова Курильской гряды. Лето и американских китобоев опять должно видимо-невидимо набежать в Охотское море. За последние два года почти они их уже под три десятка выловили. Часть потопили, часть с грузом арестовали, с десяток просто отпугнули. И что? Не понимают. Пищат, как говорится, но лезут. Чтобы полностью от них избавиться нужно десяток военных кораблей расставить вдоль Курильских островов и топить всех до единого. Пару лет и перестанут лезть, просто кончатся. Но ведь это только половина браконьеров, заплывать и вести промысел к западу от Алеутских островов тоже по договору американским китобоям запрещено, а в Ново-Архангельске говорили, что их там десятки. Ну, и как тут с одним корабликом справишься?

Вторая задача, требующая как минимум ещё одного корабля — это торговля с Кореей. Эта торговля регулярно растёт. Они закупают в Корее уголь, продовольствие, рабов, вербуют рабочих и моряков, а взамен везут табак, конфискованный и купленный, меха, поставляемые айнами, и спермацет, реквизированный у китобоев. И на всё это тоже всего один кораблик — конфискованный у американцев новенький шлюп «Беринг», который вооружили предоставленными губернатором Камчатки пушками.

Вот и осталась от всей эскадры один паровой шлюп «Гретта», которая курсирует в Цугарском проливе, пытаясь предотвратить десант японцев с соседнего острова. Японцы в этот раз капитана Ирби переиграли, они не сунулись напрямую к Мацумаэ, как обычно, а обошли его гораздо западнее и высадили десант в тридцати милях севернее. Счастье, что айны на них наткнулись. Нет, отбились бы, но ведь рядом с Белым замком сейчас уже чуть не город вырос с десятком производств и несколькими сотнями жителей. Калмыки и айны отбились бы в замке, а потом и истребили бы этот десант, но сколько бед они бы причинили, ворвись в незащищённый посёлок. А что самое плохое — освободили бы американцев и англичан — пленных, что сейчас строят дорогу и «Великую китайскую стену» — цепь башен и укрытий вокруг выросшего посёлка. Оставлять эту вылазку безнаказанной никак нельзя. Пленные сообщили, что руководил и организовывал этот поход сам даймё княжества Акита Сатакэ Ёсиацу, а непосредственно командовал десантом его вассал Одано Наотакэ.

Сейчас втроём с Дондуком и вахмистром казаков Урюбджуром Эрдниевым они сидели в капитанской каюте на «Гретте» и обсуждали ответный визит вежливости. Оставлять такое без нанесения сильного урона японцам нельзя, а то они захотят повторить. Джонки все успел Ирби перехватить, когда они назад попытались уплыть. И не стал заморачиваться. Начал расстреливать. Одну за одной топил. До порта Акита ни одна из двадцати не добралась.

— Тут я задал вопрос пленному, а чем вообще это княжество занимается, — слово взял Дондук.

— Судостроением? Двадцать больших трёхмачтовых джонок — это прилично, — попытался угадать Пауль Ирби.

— Не знаю насчёт судостроения, возможно, но главное занятие в этом княжестве добыча медной руды и выплавка меди, там, по словам того пленного, каждая семья так или иначе с добычей или переработкой меди связана, — помотал головой калмык, не угадал англичанин.

— Медь⁈ А ведь медь ценный металл, — погладил свой шрам на щеке капитан, — Меня спрашивали в Корее, нет ли у нас меди или бронзы на продажу.

— Ну, вот, хоть не просто так в гости пойдём. Нужно захватить столицу княжества, изъять со складов всю медь, а этого Сатакэ Ёсиацу обложить данью. Пусть за своё нападение нам медь поставляет. Пудов по сто ежемесячно. Не будет меди, подойдём и разрушим все прибрежные города и посёлки в его княжестве, — потёр руки Дондук.