На краю чужого мира - Шарапов Кирилл - Страница 11

– Покурить вышел, – ответила Завидова. – Тут не дымит. Спросил разрешения, но наша спутница, – боярыня стрельнула взглядом в сторону брюнетки, – табачный дым не выносит, и он вышел наружу.

Сидящая напротив Михаила Дарья гневно сверкнула глазами и отвернулась.

– Стой! Куда, дурак? – раздался снаружи голос Матвея.

Михаил рванулся к выходу и, распахнув дверь, выскочил на маленькую площадку. Там было пусто, фургон замедлял ход, останавливаясь.

– Купец этот, стоял, курил и вдруг соскочил на ходу и бросился в туман, – обернувшись, взволновано выкрикнул Бельскому в лицо старший караванщик. – Выглядел он растерянным.

Михаил заскочил обратно. Сорвав с потолочной балки светильник, он прибавил мощности на максимум и вернулся обратно на площадку.

– В какую сторону побежал? – спросил он у Матвея.

– Направо, – тут же сообщил тот. – Мы метров двадцать от того места отъехали.

– Жди, – приказал Бельский и, перемахнув бортик, спрыгнул на дорогу, в правой руке он держал фонарь, в левой дух, по его приказу, создал чёрный болт.

Туман висел стеной метрах в десяти от фургона. Сплошная молочная пелена, в которой ничего не разглядеть. Михаил, подняв фонарь, направился прямо к ней, и чем ближе подходил, тем дальше от яркого света отступала белая непроглядная мгла.

– Мирон! – во всю мощь лёгких заорал боярин, прислушиваясь к тишине.

За спиной всхрапнула лошадь, но это был единственный звук. Где-то дальше по каравану хлопнула дверь фургона.

– Что случилось? – заорал кто-то из середины.

И Михаил решился. Шаг, ещё шаг… Туман расступается перед фонарём. Ничего подозрительного, просто свет разгоняет этот густой непроглядный кисель шагов на пять.

Михаил обернулся и посмотрел на Матвея.

– Иду за ним. Никого туда больше не отпускать. Раз в пару минут возничим дружно орать, что есть духу, допустим, э-ге-гей.

– Ваше сиятельство, да бес с ним, с купцом. Расскажу, как дело было, никто не предъявит. А если вдвоём пропадёте? – возразил старший караванщик.

– Не оставлю я его, – упрямо заявил Бельский, – он мне бутылку коньяка обещал. Понял насчёт крика?

– Да, понял я, – обреченно вздохнул Матвей. – Раз в пару минут всем караваном дружно орём.

Михаил кивнул и, уже не колеблясь, отправился в туман. Через десять шагов тот сомкнулся за спиной, отрезая его от людей и фургонов. Боярин стал забирать правее, выходя на путь, которым рванул в туман купец. Отмерив примерно шагов тридцать, он развернулся и стал углубляться в белый кисель, который лампа отлично разгоняла шагов на семь.

За спиной, следуя его команде, заорали. Слышно прекрасно, пока что можно было не волноваться о том, что Михаил не найдёт пути назад. Шаг, другой, третий… Он всё дальше уходил от дороги и каравана. И тут впереди туман колыхнулся так, как и говорили Матвей и Андрей, словно он что-то вполне себе материально-плотное и его кто-то раздвигает своим телом.

Михаил не стал думать, как и что, и швырнул болт в этот движущейся туман. Только когда заряд тёмной энергии пронзил белую мглу, он подумал, что это мог быть потерявшийся купец, и он его так не спасёт, а убьёт.

Снова колыхание занавеса, но уже левее этого места, и новый болт отправился туда, и он попал. Бес знает, куда, но попал. Чёрная вспышка на мгновение разогнала окружавший его туман, он увидел человеческий силуэт высотой с Бельского (а в нём был метр семьдесят восемь), может, и чуть выше него на пару сантиметров. Мёртвенно-бледная белая как мел кожа, полное отсутствие волос и отлично заметная татуировка на груди – большой императорский медведь. Существо начало заваливаться на спину, и тут туман снова сомкнулся вокруг него.

Михаил перекинул фонарь в левую руку, а в правой уже возникла шпага. Он в три больших прыжка добрался до места, где упала невиданная тварь, она корчилась на камнях, заливая их чёрной густой кровью. Увидев человека, она попыталась отползти, одновременно открыв пасть, полную мелких острых зубов, и тонко, на грани слышимости, закричала.

Михаил рухнул на землю, выронив фонарь. Шпага сама развеялась, когда он выпустил рукоять и зажал себе уши.

– Доспех, – борясь с раскалывающейся головой, мысленно закричал он духу.

И тут же всё кончилось. Дымчатая броня окутала его, защищая от этой мощнейшей акустической атаки. Существо всё ещё отползало, и до тумана ему было всего пару шагов.

– Болт, – скомандовал Бельский и, вытянув в руку, метнул в тварь новый заряд.

Тот угодил в живот, пробив существо насквозь. На белой коже появилась дыра размером с большой палец взрослого мужчины, её края были опалены, никогда ещё боярин не видел подобного эффекта. Тварь дёрнулась, её лапы подломились, и она рухнула на спину.

Михаил, подхватив фонарь, вскочил. В правой руке снова возникла шпага. Шаг, второй, и клинок бьёт точно в центр татуировки там, где у человека сердце. Тварь дёрнулась, её тело скрутила предсмертная судорога. С противным скрежетом она загребла лапой с внушительными когтями горсть покрытых мхом и кровью камней, и испустила дух. И тут всё кончилось, густой непроглядный туман стал расползаться в клочья. Прошло десяток секунд, и вот уже обычная привычная лёгкая дымка, за спиной в полусотне метров караван.

– Э-ге-гей, – раздался спустя мгновение слитный ор.

– Ваше сиятельство, – это, соскочивший с облучка, Матвей со счастливой рожей несётся к нему во весь опор.

А ещё Михаил увидел Мирона. Тот сидел на корточках шагах в двадцати и таращился на боярина с фонарём в одной руке и шпагой в другой. Он хлопнул глазами, потом поднялся и направился к нему.

– Это как вышло-то, Михаил Иванович? – спросил он Бельского. – Помню, покурить вышел. А потом меня позвали из тумана, и я пошёл. Больше ничего не помню.

– Зов, говоришь? – пробормотал Михаил, после чего пнул ногой лапу твари.

– Это что? – вздрогнув, спросил Мирон.

– Похоже, зовун твой, туманник, – пояснил Михаил. – Он этот кисель вешал, и когда подох, мгла развеялась.

– Говорил я всем, – выпалил Матвей, – есть что-то в тумане. А это что? – указал он пальцем на татуировку.

– Похоже, он раньше был человеком, – предположил боярин. – Он явно житель империи. Пальцев у него пять, как у нас с вами, на ногах, правда, срослись.

– Да понятно, что человеком, – ответил старший караванщик, – это я от удивления. Я даже могу сказать, кем он был. Это Никифор Малинин, служащий третьего отдела географической академии его императорского величества. Он – член экспедиции боярина Платова, сгинувшей сто лет назад. Когда читал досье на пропавших, было там изображение татуировки.

– О, как! – озадачился Михаил. – В общем, Матвей, бери тело за руку и волоки к каравану, с собой возьмём, иначе нам никто не поверит.

– Непременно, ваше сиятельство, – расцвёл караванщик. Видимо, идея о том, что он был прав, его окрыляла. – Кое-кому в торговой гильдии новости, что пустоши не так уж безжизненны, будут не по нутру. А ведь могли ещё одного человека потерять. Слышь, купец, ты жизнь теперь боярину задолжал.

Мирон ничего не ответил, только таращился на труп туманника. Выглядел купец так, словно его приложили пыльным мешком по голове.

– На, глотни, – протянул свою флягу Матвей.

Тот механически взял, свернул крышку, приложился, сделал пару больших глотков, из его глаз хлынули слезы. Мирон закашлялся, но, похоже, это привело его в чувство окончательно.

– Что ты такое пьёшь? – спросил он, возвращая флягу хозяину. – Словно жидкий огонь по горлу прошёл.

– Слабоваты вы, господин Зимин, – усмехнулся старший караванщик. – Дед это мой гонит. Лучший напиток, что пробовал. Крепковат, конечно, для обычных людей, мне водки, чтобы только захмелеть, нужно бутылки три, а чтобы напиться – семь, перевод напитка выходит. А дедовского самогона бутылки хватает.

Он ухватил за лапу тушку туманника и поволок её в сторону дороги. Там, возле фургонов, толпился народ, но отходить от них не торопился, похоже, испугались они случившегося. Пока искали, во что завернуть тело, Мирон отвёл Михаила в сторону.