90-е: Шоу должно продолжаться 10 (СИ) - Фишер Саша - Страница 42

А сам город начался как-то внезапно, без всяких там «предварительных ласк» в виде стелы с названием и «добро пожаловать». Просто посреди чистого поля появились блочные четырех-пятиэтажки, трасса неожиданно превратилась в улицу, светофор, опять же.

— Так, кто-нибудь знает что-нибудь про это прекрасное место? — сказал я, поворачивая по главной направо. Проверено, чтобы такие городки случайно не проскочить насквозь, нужно все время ехать по главной.

— Я была в детстве, — сказала Ева. — Когда мы в санаторий на горькие озера ездили. Но не помню ничего.

— Гостиница тут есть? — спросил я.

— Должна быть, — сказал Жан, крутя головой. — Это же город. Значит и гостиница должна быть.

— Поищем, — сказал я. — На крайняк созвонимся с Алевтиной Марковной, я с ней по телефону общался. Вроде она понимающая дама, что-нибудь посоветует.

— Да… Созвонимся… — эхом проговорила Ева, скользя взглядом по запыленной вывеске «Пирожковая», дверь под которой была крест-накрест забита досками.

Главная дорога вывела нас на обширное открытое пространство. Этакий центральный променад на максималках. С одной стороны он упирался в казенного вида здание, а другой — в берег реки. И на берегу высилась статуя женщины, поднявшей руку вверх. Большая статуя. Не Родина-Мать, конечно, но впечатляюще так доминировала. Особенно сейчас, когда на город уже наползли закатные сумерки. Возвышалась этаким черным силуэтом на фоне расцвеченного оранжевыми всполохами облаков неба.

И еще здесь было куда более многолюдно. По аллеям променада прогуливались люди, мамаши катили коляски, стайки девчонок кучковались вокруг скамеек. Разговоры, смех. И даже какая-то классическая музыка из громкоговорителей.

— Я когда на поезде ездил, меня такие вот места как-то… смущали что ли, — сказал Жан. — Останавливается поезд на перроне. Маленький вокзальчик, название какое-то, которое я впервые слышу. Вокруг пассажиров тут же начинают бегать всякие бабули с пирожками. Или, там, конфеты какие-то продавать. А я думаю: «А когда поезд уезжает, что тут вообще происходит?» Как будто я не в город, а в какую-то заводную игрушку приехал. В которой фигурки бегают по расписанию. И все остальное время они просто неподвижно стоят. Понимаю же, что это не так. Что там люди живут, и все такое. И мне от этого как-то… стыдно.

— Ну вот видишь, как полезно бывает сменить угол зрения, — сказал я. — Считай, что подсмотрел в игрушечную шкатулку и узнал, что твои куклы делают, когда ты их не видишь.

— Да ну тебя, вечно ты шуточки шутишь… — надулся Жан совсем по-детски.

— Кажется, нам нужно вон туда! — сказала Ева, указав в сторону семиэтажной «высотки» у самой набережной. На крыше ее светилась какая-то вывеска, но нам с нашей точки обзора было не видно, что там написано.

— Интересно, почему Змеиный Камень? — спросил я, выруливая на нужный нам проезд.

— Кажется, тут был рудник, — сказал Жан.

— Он вроде тут и остался, — добавила Ева. — Вроде еще до войны название города меняли. На какого-то из соратников Сталина. Но совсем ненадолго.

— Ага, он назывался Троцкий! — радостно заявил Жан.

— А памятник кому? — спросил я.

— Какой-то суровой бабе… — Жан покрутил ручку стеклоподъемника и высунул голову наружу, пытаясь рассмотреть статую. — Не видно отсюда, утром посмотрим… Интересно, а при этой гостинице ресторан работает? А то так жрать что-то хочется уже…

— Главное, чтобы там места были, — сказал я. — Пожрать у нас и с собой есть.

Я припарковал машину рядом с двумя девятками и копейкой, и мы вышли на улицу.

Ох, трындец, как башка-то болит…

Да, хреново ты, Вова-Велиал, с похмелья себя чувствуешь. Не повезло тебе с генетикой.

Почему-то от этой мысли стало полегче. Вроде как, решил, что Велиал отдельно, я отдельно, голова не моя, сам себе сочувствую, и как-то сразу головная боль перестала быть моей, да и бунт внутренностей как-то более философски воспринимается. Будто это не со мной все происходит, а я кино какое-то смотрю.

Я осторожно приподнялся на локте и огляделся.

Нда, гостиничный номер, конечно… Такой себе. Хотя лучше так, чем прийти в себя в какой-нибудь подворотне. Или мордой в салате вообще, что с учетом вчерашних событий, было, прямо скажем, ненулевой вероятностью.

«Ну хоть события вечера я помню, и то хлеб…» — подумал я, спуская ноги с кровати.

Под ногами — куцый полысевший половичок. Я пошевелил пальцами на ногах. Кажется, это сейчас было единственное движение, которое давалось мне без труда и боли.

На кровати напротив сладко спала Ева, укутавшись до подбородка в одеяло. Ее серо-зеленое покрывало висело на спинке кровати аккуратно сложенным. Мое…

Мое валялось кучей на полу.

А Жан так вообще никак не озадачился, чтобы снять его с кровати, прежде чем лечь.

Четвертая кровать в номере пустовала.

Уф. Это хорошо. А то у меня было подозрение, что тот не в меру дружелюбный тип из местных братков увяжется за нами. А мы окажемся настолько гостеприимными, что предложим ему прилечь. Номер же на четверых.

Фух…

Надо сделать над собой усилие и подняться.

Через щель в скучных зеленых шторах пробивался сумрачный свет. Или сегодня пасмурно, и погода испортилась. Или окна выходят на какой-нибудь технический двор.

«Обои дурацкие», — подумл я.

Вертикальные коричневые полосы. И люстра на три рожка. Над каждой кроватью — бра с таким же рожком как на люстре — матовый белый конус.

А к стене вокруг входной двери пристроен фанерный шкаф, оклеенный такими же обоями. По углам уже отслоившимися. И шпингалеты…

Больше похоже на студенческую общагу, а не на гостиницу.

А туалет…

Я чуть не застонал, вспомнив диалог у стойки администраторши.

— На двоих у нас только люкс. Вы женаты по документам?

— Какое вам дело до нашей личной жизни?

— А такое, барышня, что если я вас, таких особенных, поселю в семейный люкс, мне прилетит выговор, и прощай, премия!

— Что за средневековые порядки…

— Какие есть. Но парочкой я вас не поселю, и не надо мне тут подмигивать. Ну так что?

— А какие у нас варианты есть?

— Возьмите номер на четверых, эконом. Тогда будете все вместе спать. На односпальных кроватях.

— Эх, ну ладно. Давайте.

— Удобства на этаже.

— Ничего, мы неприхотливые…

Удобства на этаже, блин. Это значит, что сейчас мало того, что надо с кровати встать. Придется еще и натягивать штаны и майку. И тащиться наружу, искать, где тут удобства. Чтобы умыться, душ принять. Ну и всякое остальное-прочее.

Ладно. Раз-два, упал-отжался.

Скопленной силы воли наконец-то хватило на то, чтобы перенести вес тела на ноги и оторвать зад от кровати.

«Ладно, не ной, не так все и плохо», — сказал я сам себе и пошарил взглядом по комнате в поисках штанов. Они обнаружились аккуратно висящими на спинке стула. Наверное, это Ева их повесила. Меня хватило только на то, чтобы их снять. Только, кажется, я сделал это еще на лестничной площадке…

Трындец, блин. Вот и дал сбой мой навык делать вид, что пью. Раскусила меня местная «элита» только в путь.

Я медленно, не делая резких движений, натянул джинсы и майку. Открыл сумку, извлек из нее пакет с «мыльно-рыльным», открыл надсадно скрипнувшую дверцу шкафа.

Оглянулся. Жан и Ева вообще никак не отреагировали на резкий звук.

«Сколько сейчас, интересно?» — подумал я и сфокусировал внимание на наручных часах. Без двадцати семь. Значит спал я всего-то часа четыре. И приученный к режиму организм поднял меня на рассвете. Надо бы еще поспать, тогда есть шанс, что башка не будет так жутко разламываться.

Я взял с полки лысенькое махровое полотенце, часть пакета услуг «эконом».

И вышел в коридор после недолгого сражения с капризным замком.

«Сейчас не хватает пацана на трехколесном велосипеде с той стороны коридора», — подумал я, посмотрев направо.

«Или девочек-близняшек с той», — я повернул голову налево. Выбрал «воображаемого» пацана с великом, повернул направо. Туалеты, в теории, должны быть с каждой стороны коридора.