Очерки по истории русской церковной смуты - Краснов-Левитин Анатолий Эммануилович - Страница 10

Люди, близко знавшие патриарха до революции, говорят, наоборот, о его либерализме и терпимости, что очень идет к его мягкой и гуманной натуре. Так, например, архиепископ Тихон положительно отзывается об М. М. Тарееве — смелом богослове-новаторе, которого не выносила официальная церковь. «Что ты, что ты, — возмутился преосвященный Тихон, — рассказывает его, ученик Б. Царевский, — какой он неправославный? Православие тем и хорошо, что оно способно многое включить в свое глубокое русло» (Соборный разум, 1918, с. 19). Очень интересен для характеристики патриарха его отзыв об увольнении митрополита Макария на покой. «По его мнению, если бы всеми уважаемый старец-митрополит и был виноват в том соприкосновении со «старцем» Распутиным, в котором его обвинял этот барин, на время надевший красную рубашку (Львов), не ему все же выступать с обличениями и кричать и топать ногами на святителя.

Зачем преосвященный Макарий все-таки подал прошение об отставке? — заметил я.

— То-то все мы лакеи! — с горечью воскликнул владыка. — Веками унижений приучены к покорности! Ну да не все, слава Богу! Скорее бы конец всему этому!

Последние фразы были связаны с такой глубокой горечью, что я искренно покаялся в душе, что неосторожно затронул его наболевшие раны». (Там же, с. 19). Таков был человек, которому 21 ноября 1917 года была вверена Русская Православная Церковь.

Наряду с патриархом был избран также Священный Синод, состоявший из 6 человек: митрополитов Антония Харьковского, Арсения Новгородского, Сергия Владимирского, Платона Одесского, архиепископов Анастасия Кишиневского и Евлогия Волынского. На случай смерти членов Синода было избрано также шесть заместителей (кандидатов в члены Синода): митрополит Петроградский Вениамин, архиепископы Таврический Димитрий, Могилевский Константин, Тамбовский Кирилл, епископы Вятский Никандр и Пермский Андроник (Церковные ведомости, 1918, № 21–22, с. 633). В качестве «нижней палаты» был избран также Церковный совет, состоявший из представителей белого духовенства и мирян.

Избрание патриарха было встречено повсюду верующими с восторгом. Правда, А. И. Введенский в своей известной книге «Церковь и государство» вспоминает, что в январе 1918 г. он якобы имел беседу с протопресвитером Г. Шавельским, во время которой было высказано намерение уже тогда отколоться от патриарха. Никакими конкретными данными это намерение, однако, не подкрепляется; скорее всего, мы здесь имеем дело с одним из тех разговоров, которые (как говорят французы) сочиняют, спускаясь с лестницы.

Как вел себя, однако, торопецкий попович, попавший на патриарший престол? Надо сказать, что, будучи патриархом, Тихон очень мало изменился. Спокойствие, добродушие, чувство юмора иг покидали его никогда в жизни. Если позволительно привести здесь литературную аналогию, покойный патриарх был удивительно похож на Кутузова, каким его изображает Л. Н. Толстой в романе «Война и мир». Скромный, простой русский человек с ясным практическим умом и добрым сердцем — таким оставался до смерти патриарх Тихон. Чтобы дать представление об его личности, приведем несколько эпизодов, связанных с его поездкой летом 1918 года в Петроград (29 мая — 3 июня 1918 г). «Сотрудник одной из петроградских газет спросил патриарха, что доносится к нему со всех сторон России. Патриарх после некоторого раздумья лаконически ответил: «Вопли». (Церковные ведомости, 1918, 14 июля, № 23–24, с. 691.) Отвечая на экзальтированную речь прот. Н. С. Рудницкого (председателя правления братства православных приходов), патриарх сказал: «Я слышал сейчас, что братство объединяет людей, готовых на подвиги исповедничества, мученичества, готовых на смерть. Русский человек вообще умеет умирать, а жить и действовать он не умеет. Задача братства не в том только, чтобы воодушевлять на мучения и смерть, но и наставлять, как надо жить, указать, чем должны руководствоваться миряне, чтобы Церковь Божия возрастала и крепла. Наше упование — это жизнь, а не смерть и могила». (Там же, с. 696.) «Церковь должна быть свободна от бюрократического порядка», — говорил он тогда же. Здесь, в Петрограде, он встречается в первый раз с обновленцами; на Стремянной улице, в зале собраний при церкви Св. Троицы, делегация общества «Соборный разум», состоящая из четырех человек (свящ. Е. Белкова, прот. М. Попова, прот. К. Околовича и секретаря В. И. Лебедева), вручила ему адрес. «Да… это — хорошо… теперь все стало соборное — и церковь соборная, и Россия соборная, и разум соборный», — сказал патриарх» (Соборный разум, № 6–7, с. 13).

Вообще патриарх очень терпимо относился к реформаторам: в Москве, в храме Василия Блаженного, подвизался свящ. о. Роман Медведь, известный своей независимостью, который не раз публично заявлял, что он по ряду вопросов не согласен с патриархом. В церкви Тихона Амафун-тского на Арбате служил о. Иван Борисов, настроенный примерно так же, наконец, при патриархе развивал свою деятельность о. Владимир Быков — крупный биолог, принявший сан. О. Владимир смело реформировал богослужение и скандализировал консерваторов своими оригинальными проповедями-беседами. Патриарх ему покровительствовал и даже отвел ему для богослужения одну из церквей Зачатьевского монастыря на Остоженке. Следует также упомянуть об имевшей место в 1919 году попытке создать Рабоче-крестьянскую христиано-социалистическую партию, задуманную священником Гребневской церкви, что на Лубянке, впоследствии ренегатом, С. Калиновским. Патриарх благословил священника на создание этой партии с крайне левой программой, и лишь по независящим от патриарха обстоятельствам партия не была создана. Наконец, патриарх смотрел сквозь пальцы на деятельность Антонина, который после революции как с цепи сорвался: проживая на покое в Заиконоспасском монастыре (на Никольской), совершая литургию посреди храма, читал евхаристические молитвы вслух, кроил и перекраивал богослужение, изменяя его каждый день…

Мы охарактеризовали деятельность патриарха в бурные революционные годы (1917–1921 гг.), и забыли мы сущую «мелочь»: знаменитые антисоветские воззвания патриарха и его деятельность в качестве одного из вождей антисоветских сил в стране. Остановимся и на этой стороне его деятельности. На предыдущих страницах мы старались дать совершенно объективную характеристику патриарха Тихона, как деятеля и как человека. Как видит читатель, патриарх Тихон был умным и добрым человеком, который, однако, являлся типичным представителем дореволюционного русского духовенства, — таким он был и по своим воззрениям, и по своим вкусам, и по своему психическому складу. Странно было бы ожидать от этого человека, чтобы он рассуждал, как марксист, да еще большевик, и приветствовал бы Октябрьскую революцию: тогда он не был бы главой Русского духовенства. Отражая позицию русского духовенства и почти всей тогдашней русской интеллигенции (даже таких людей, как А. М. Горький, Куприн, Скиталец и другие), патриарх выступил против Советского правительства с рядом воззваний: с крещенским воззванием 6/19 января 1918 года, в котором он выступил с протестом против кровавых эксцессов, с воззванием против Брестского мира, а также с резким письмом В. И. Ленину, написанным к первой годовщине Октября, в котором содержалось требование всеобщей амнистии. Что характерно для всех этих воззваний? Прежде всего отметим, что патриарх, в противоположность некоторым священникам, нигде не восстает против социалистических и коммунистических принципов, ни даже против революции как таковой, — он восстает, главным образом, против эксцессов и против отдельных актов Советского правительства (Брестский мир). Правда, иногда патриарх не видит за деревьями леса и не желает замечать тех огромных исторических сдвигов, которые несет Октябрьская революция, но это, конечно, не его вина, а его беда — следствие той среды, в которой он вырос и развивался; это результат вековой позиции русского духовенства.

«История — не Невский проспект», — говорил в свое время Н. Г. Чернышевский. Головокружительный рывок сделала история в 1917 году, следствием этого явился глубокий раскол в русском народе и обществе, — этот раскол пролег глубокой щелью в каждой семье, в каждом городе, каждом медвежьем уголке: все в России разделилось на приемлющих и неприемлющих революцию. Должна была расколоться и Русская Православная Церковь. И раскол Церкви наступил в весенние дни 1922 года.