Рефлекс змеи (Отражение) - Френсис Дик - Страница 49

• Предыдущая
• 49/61
• Следующая

Я пролежал на полу всю ночь и изрядную часть утра. Лужа крови под моей головой подсохла и стала липкой. Лицо у меня было словно подушка, набитая комковатым песком. Внутри во рту были ссадины, они горели, и языком я ощущал пеньки сломанных зубов.

В конце концов я приподнял голову.

Приступа не последовало.

Я лежал в задней части холла, неподалеку от лестницы. Жаль, что спальня наверху. И телефон тоже. Может, я вызвал бы какую-нибудь помощь... если бы взобрался по лестнице.

Я осторожно попытался пошевелиться, боясь того, что может случиться. Подвигал руками, ногами, попытался сесть. Не вышло. Собственная слабость просто пугала. Руки-ноги дрожали. Я продвинулся по полу на несколько дюймов, все еще полулежа. Добрался до лестницы. Я лежал — бедро на полу, плечо на ступенях, голова тоже, руки бессильно лежат... опять приступ боли.

“Господи, — подумал я, — сколько же еще?”

В следующий час я заполз еще на три ступени, и снова меня скрутило. “Уже далеко забрался, — тупо подумал я. — Но дальше не полезу. На лестнице гораздо удобнее лежать, чем на полу, если не шевелиться”.

Я и не шевелился. Мне было хорошо, я устал, мне было лень двигаться.

Прошли века.

В дверь позвонили.

Кто бы это ни был, я никого не хотел видеть. Кто бы это ни был, он заставит меня двигаться. Я уже не хотел помощи, только покоя. Дайте мне только время и покой, и я оклемаюсь.

Снова позвонили.

“Пошел ты, — подумал я. — Мне и одному хорошо”.

Мне показалось, что мое желание исполнилось, но затем я услышал, как кто-то вошел через черный ход. Выломанная дверь открылась от слабого толчка.

“Только не ден Релган, — в жалком страхе подумал я. — Только не ден Релган... только не он”.

Это, конечно же, был не он. Это был Джереми Фолк.

Это был Джереми. Он осторожно вошел и позвал:

— Эй… Филип?

И так и застыл, войдя в холл.

— Господи Иисусе, — бесцветно сказал он.

— Привет, — ответил я.

— Филип, — он наклонился ко мне. — Твое лицо...

— Да.

— Что я могу сделать?

— Ничего, — ответил я. — Посиди тут... на лестнице. — Язык еле поворачивался во рту. “Прямо как у Мэри, — подумал я. — Как у Мэри”.

— Но что случилось-то? Ты на скачках упал, что ли?

Он сел на нижней ступени, у моих ног, неуклюже сложив свои длинные ноги.

— Но… кровь. Ты весь в крови... все лицо. Волосы. Везде.

— Оставь, — сказал я. — Уже высохло.

— Ты можешь смотреть? — спросил он. — У тебя глаза… — Он осекся, видимо, не желая говорить мне.

— Одним глазом вижу, — сказал я. — Этого достаточно.

Конечно же, он захотел сдвинуть меня, смыть кровь, привести все в порядок. Я же хотел остаться на месте, не желая при этом спорить. Безнадежно. Я убедил его оставить меня там, где я лежал, только сославшись на судороги.

Он еще сильнее перепугался.

— Я вызову врача.

— Просто заткнись, — сказал я. — Я в порядке. Говори, если хочешь, только ничего не делай.

— Ладно, — сдался он. — Тебе принести чего-нибудь? Чаю или что?

— Поищи шампанского. В буфете на кухне.

Он посмотрел на меня так, будто я спятил. Но шампанское было лучшим из известных мне тоников практически при всех болезнях. Я услышал хлопанье пробки, и он тут же вернулся с двумя стаканами. Поставил мой стакан с левой стороны, у моей головы.

“Ладно, — подумал я. — Разберемся. Когда-нибудь судороги прекратятся”. Я неуклюже пошевелил рукой и вцепился в короткий широкий стакан, попытавшись подтянуть его ко рту. Мне удалось сделать по крайней мере три солидных глотка, прежде чем меня снова скрутило.

На сей раз испугался Джереми. Он подхватил выпавший у меня из руки стакан, его губы затряслись. А я просто сказал сквозь зубы:

— Подожди.

В конце концов судорога отпустила меня, и я подумал, что на сей раз она была не такой долгой или не такой жестокой. Видать, и в самом деле я пошел на поправку.

Убедить людей оставить тебя в покое порой отнимает сил куда больше, чем ты можешь позволить себе на это потратить. Добрые друзья могут довести до изнеможения. Хотя я был благодарен Джереми за компанию, мне хотелось бы, чтобы он прекратил суетиться и посидел тихо.

В дверь снова позвонили, и, прежде чем я сказал ему не открывать, он пошел к двери. На душе у меня стало еще поганее. Слишком много гостей.

Этим гостем оказалась Клэр — она пришла, потом что я ее пригласил.

Она опустилась на колени рядом со мной и спросила:

— Ты ведь не упал, правда? Кто-то избил тебя, да?

— Хлебни шампанского, — сказал я.

— Да. Все в порядке.

Она встала и пошла за стаканом, обсуждая мое поведение с Джереми.

— Если он хочет лежать на лестнице, пусть лежит. Он тысячи раз падал и ломался. Он знает, что лучше.

“Господи, — подумал я. — Девушка, которая понимает. Невероятно”.

Они с Джереми засели на кухне и стали пить мое вино. А на лестнице дела пошли лучше. Я осторожно попробовал пошевелиться — спазмов не было. Я выпил немного шампанского. Рот драло, но мне стало получше. Я почувствовал, что вскоре смогу сесть.

Снова позвонили в дверь.

Прямо поветрие какое-то.

Клэр подошла отпереть дверь. Я был уверен, что она не впустит никого, кто бы это ни был, но это оказалось невозможным. Девушка, позвонившая в дверь, не собиралась ждать на пороге. Она влетела в дверь, снеся в сторону протестующую Клэр, и я услышал цокот каблучков — она шла через холл ко мне.

— Я должна видеть, — безумно кричала она. — Я должна убедиться, что он жив!

Я узнал ее голос. И мне незачем было смотреть, как это безумно-прекрасное лицо при виде меня застыло от потрясения.

Дана ден Релган.

— О, Господи, — проговорила она.

— Я, — ответил я распухшими губами, — жив.

— Он сказал, что вас просто... приложат...

— Мордой об пол, — добавил я.

— Ему было все равно. Он словно не понимал… если бы они вас убили... к чему бы это привело. Он просто сказал, что их никто не видел, их никогда не возьмут, так чего же волноваться...

— Значит, вы знаете, кто это сделал? — решительно спросила Клэр.

Дана тревожно глянула на нее.

— Мне надо поговорить с ним. Наедине. Понимаете?

— Но он... — Клэр осеклась. — Филип?

— Все в порядке.

— Мы будем на кухне, — сказала Клэр. — Кричи, если что.

Дана подождала, пока она уйдет, а затем уселась рядом со мной на лестнице полулежа, чтобы быть поближе ко мне. Я смотрел на нее сквозь щелочку меж век одним глазом. Вид у нее был безумный и встревоженный, но я не понимал, почему. Конечно, она волновалась не за мою жизнь, поскольку теперь она видела, что я жив. И не из-за моего молчания, поскольку самое ее присутствие было признанием, что дело могло обернуть для меня еще хуже. Золотистые волосы мягко падали вперед, словно готовы были коснуться меня. Аромат ее духов я ощущал даже своим разбитым носом. Шелк ее блузки щекотал мою руку. Этот голос с каким-то вселенским акцентом... он умолял.

— Пожалуйста, — сказала она, — прошу вас.

— Пожалуйста... что?

— Как мне упросить вас?

“Она, — подумал я, — невероятно привлекательна даже в таком волнении. Я только раз видел ее прежде, и не чувствовал этого, поскольку раньше она только мимоходом дарила меня пустой, ничего не значащей улыбкой, а теперь она со всей мощностью переключилась на меня. Я уж начал думать, что, если смогу, помогу ей”.

— Пожалуйста, отдайте, — горячо просила она, — отдайте то… что я написала для Джорджа Миллеса.

Я лежал молча, закрыв подбитый глаз. Она неверно поняла мое бездействие и разразилась потоком пылких молений.

— Я знаю, что вы будете думать... как я смею просить вас, когда Ивор так обошелся с вами... как я могу ожидать малейшего одолжения... или милости... или доброты... — В голосе ее мешались стыд, гнев, отчаяние и вкрадчивость. Они накатывали волнами, сменяя друг друга. Просит милости для своего отца?.. мужа?.. любовника? Избить до полусмерти — не такое уж легкое дело, но она весьма успешно пользовалась этим в разговоре. — Пожалуйста, умоляю вас, отдайте!

• Предыдущая
• 49/61
• Следующая