Предварительный заезд - Френсис Дик - Страница 33

• Предыдущая
• 33/54
• Следующая

Когда я закончил рассказ, мы довольно долго ехали в молчании. Наконец, Юрий прервал его. Он спросил:

– Хотите поесть?

Место, куда привез меня Шулицкий, называлось Домом архитектора. Там, в большом ресторане, находившемся в подвале, он угостил меня прекрасным обедом. Я и представить себе не мог, что в Москве могут подавать такую еду.

Замечательная копченая лососина, восхитительная ветчина без костей, нежная розовая говядина. Яблоки и виноград. Для начала мы выпили водки, а потом перешли к отличному красному вину. Завершилась трапеза прекрасным крепким кофе. Юрий ел и пил с таким же удовольствием, как и я.

– Изумительно, – с благодарностью сказал я. – Превосходно.

Юрий откинулся на стуле, закурил и объяснил, что специалисты всех профессий объединены в союзы. Например, все советские литераторы входят в Союз писателей. Тех, кто не является членом союза, просто-напросто не издают. Писателей, конечно, могут исключить из союза, если власти считают, что они пишут не то, что следует. По тону, которым Юрий рассказывал, я смел предположить, что он был не в восторге от этой системы.

– А какое положение у архитекторов? – поинтересовался я.

Из объяснений я понял, что для участия в союзе архитекторы должны активно поддерживать государственную политику. А тот, кто по каким-либо причинам не входит в союз, не может рассчитывать на получение заказов. Естественно.

Я воздержался от замечаний и продолжал прихлебывать кофе. Юрий посматривал на меня и меланхолически улыбался.

– Я дам вам информацию, – вдруг сказал он, – о лорде Фаррингфорде.

– Спасибо.

– Вы умный человек. – Он вздохнул, сокрушенно пожал плечами и принялся выполнять свою половину сделки. – Лорд Фаррингфорд – дурак. Он бывал с Гансом Крамером во всяких дурных местах. Сексуальных притонах. – На его лице отразилось отвращение, и верхняя губа вздернулась сильнее, чем обычно. – В Лондоне торгуют отвратительными картинками. Прямо на улице так, что все могут их рассматривать. Отвратительные. – Он замолчал, подыскивая подходящее английское слово. – Грязные.

– Да, – согласился я.

– Лорд Фаррингфорд и Ганс Крамер три-четыре раза бывали в этих местах.

– Вы уверены, что они ходили туда больше одного раза? – спросил я.

– Уверен. Мы видели. Мы... мы следили. – Эти слова Юрий произнес чуть слышно, словно его вынудили сознаться в неблаговидном поступке.

"Вот это да!" – подумал я. Вслух же спросил без всякой интонации:

– А почему вы следили за ними?

Юрий ответил не сразу. Похоже, что ему было стыдно говорить об этих своих занятиях. Но то, что он в конце концов рассказал, было очень похоже на правду.

– Со мной был товарищ... В Англии и многих других странах он выискивает дураков. А когда эти дураки приезжают в Советский Союз, то он делает... устраивает...

– Ваш товарищ умудряется извлекать пользу из пристрастия к порнографии?

Шулицкий коротко вздохнул.

– И если Фаррингфорд приедет на Олимпийские игры, ваш товарищ предпримет против него какие-то действия?

Ответом было молчание.

– Но какой смысл цепляться к Фаррингфорду? Он не дипломат... – Я остановился, немного подумал и неторопливо продолжил:

– Вы хотите сказать, что под угрозой обнародования скандала, который мог бы шокировать британскую общественность, ваш товарищ потребует от британского правительства каких-то компенсаций?

– Повторите, пожалуйста, – попросил Шулицкий.

Я повторил, на этот раз гораздо прямее.

– Ваш товарищ ловит Фаррингфорда на каких-то грязных делишках, а потом обращается к британскому правительству и говорит: "Дайте то, что я требую, или скандал станет известен всему миру".

– Товарищи моего товарища, – поправил меня Юрий.

– Да, – согласился я, – те еще товарищи.

– Фаррингфорд богат, – заявил Юрий, – а к богатым наши товарищи испытывают... – Он не нашел слова, но я, был уверен, что речь шла о презрении.

– Ко всем богатым? – решил уточнить я.

– Конечно. Богатые – плохие люди. Бедные люди – хорошие.

Он сказал это с искренней убежденностью, без всякого цинизма. Наверняка, подумал я, это одно из самых главных убеждений человечества. Верблюд через игольное ушко, и тому подобное. Богатые никогда не войдут в царствие небесное, и поделом им. Это убеждение не оставляло Рэндоллу Дрю абсолютно никакой надежды на вечное счастье, так как он владел изрядной долей земных богатств... Я решительно отогнал посторонние мысли и подумал, достаточно ли будет просто предупредить Джонни Фаррингфорда. А, может быть, самым мудрым решением будет остаться дома?

– Юрий, – сказал, я, – как вы посмотрите на другую сделку?

– Объясните.

– Если мне удастся здесь разузнать что-нибудь еще, то я обменяю это на обещание, что ваш товарищ не станет охотиться на Фаррингфорда во время Олимпийских игр.

Он пронзил меня взглядом.

– Вы просите о невозможном.

– Письменное обещание, – добавил я.

– Нет, это невозможно. Мой товарищ... совершенно невозможно.

– Да... Ну, что ж, это было только предложение. – Я немного подумал. – А смогу ли я обменять то, что узнаю, на информацию об Алеше?

Юрий изучал скатерть, а я изучал Юрия.

– Я ничем не могу вам помочь, – наконец сказал он.

Он тщательно погасил сигарету, поднял голову и встретился со мной взглядом. Я был уверен, что за этим тяжелым пристальным взглядом кроются напряженные размышления, но понятия не имел о чем.

– Я отвезу вас к "Интуристу", – сказал Шулицкий.

На самом деле он высадил меня за углом, около "Националя", на том самом месте, где мы встретились. При этом молчаливо подразумевалось, что совершенно ни к чему привлекать внимание неизбежных наблюдателей.

Уже темнело. Наш ленч затянулся – прежде всего из-за того, что в соседнем зале происходила свадьба. Невеста была облачена в длинное белое платье и крохотную белую вуаль – ее называли фатой.

– Они венчались в церкви? – поинтересовался я.

– Конечно, нет, – ответил Юрий. Оказалось, что церковные обряды в России не разрешались.

Ледяная крупа, сыпавшаяся с неба утром, сменилась крупными снежными хлопьями; правда, снегопад нисколько не был похож на снежную бурю. Ветер стих, но и температура заметно понизилась. Мороз угрожающе кусал лицо. В толпе торопливых пешеходов я прошел короткий отрезок пути, отделявший одну гостиницу от другой. Слава Богу, поблизости не оказалось никаких черных автомобилей с людьми, желавшими насильно увезти меня прочь.

Я вошел в гостиницу одновременно с туристической группой, в которую входили Уилкинсоны. Они только что вернулись из автобусной экскурсии в Загорск.

– Это было очень интересно, – сказала миссис Уилкинсон, храбро протискиваясь через переполненный вестибюль. – Я плохо слышала гида, но мне показалось, что не следует водить туристов в церкви, когда там находятся молящиеся. Вы знаете, что в русских церквях нет никаких сидений? Там все время стоят. Ноги ужасно разболелись. За городом очень много снега. А папочка проспал почти всю дорогу, так ведь, папочка?

Папочка мрачно кивнул.

Миссис Уилкинсон, как и почти все прибывшие экскурсанты, несла в руке белый пластиковый пакет, украшенный зелеными и оранжевыми разводами.

– Там был магазин для туристов. Представляете, торгуют на иностранную валюту. Я купила там такую симпатичную матрешку.

– Что такое матрешка? – спросил я. Мы стояли около стойки портье в ожидании ключей от номеров.

– Это кукла, – сказала пожилая леди. Она выудила из пакета сверток и сорвала бумагу. – Вот такая.

На свет явилась почти точная копия ярко раскрашенной деревянной толстухи, лежавшей в авоське, которую я держал в левой руке.

– Я думаю, что матрешка символизирует материнство, – сказала миссис Уилкинсон. – В одну куколку вложена другая, в другую – третья и так далее, а в середине самая крошечная. В этой матрешке их девять. Я отвезу ее внукам.

• Предыдущая
• 33/54
• Следующая