Гридень 2. Поиск пути (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 20

— Ну, что, доволен, отрок акаенный? — сказал до боли знакомый голос.

До боли, так как не уймётся все никак Вышата, меня винит во всем, что и сам напортачил, а я виноватый, оказываюсь. И это еще хорошо, что мы видимся нынче редко, иначе не избежать бы крови. Не то важно, что достал меня, тут дело не в эмоциях. Он своими словами, отношением, подтачивает мой авторитет.

— Пасть свою песью не разевай, чухня! — сказал я, чуть ли не шипя.

Я сознательно произнес именно эти слова. Все относятся к местному населению, которое по большей части родственное черемисам-марийцам, как к… варварам. Чухонец — это не определение этноса, рода-племени, это, скорее, оскорбление. И в этом расизме, хоть для средневековья подобное понятие не очень подходит, первенство именно у Вышаты. Он пользует всех девок из своей деревни, он уже прогнал несколько семей. И я знаю, что прогонит большинство из местных уже в ближайшее время.

Только лишь кузнеца своего обхаживает, но здесь нужно быть совсем дебилом, чтобы такого мастера лишиться. Кузнец Епиш ранее обслуживал все деревни вокруг, выполнял заказы даже из Суздаля и Ростова, не желая селиться в городах, так как там своя «ремесленная мафия». Так что история профессиональной деятельности у Епиша-Епифания была схожа с той, что и у моего кузнеца Маска, вот только мой оказался более упертым идолго не хотел сдаваться, покоряться воле кузнечной верхушки Ростова.

Обо всем этом я успел подумать только лишь потому, что Вышата чуть ли ни минуту не мог найти слова, чтобы ответить мне, словно рыба без воды, открывая и закрывая рот. Он все равно воспринимал меня, как новика-отрока, который рыкнуть на небожителя-полусотника не может. Но это было уже давно и неправда, пусть с тех времен не прошло и полугода, но для меня, в моем сознании, та часть моей новой жизни, когда я мог еще считать себя отроком, поросла быльем.

— В Круг, выродок! — прокричал в итоге своих терзаний Вышата.

— В Круг, — сказал я.

Мы уже взяли мечи и стали удаляться чуть в сторону, чтобы биться, пусть и не по правилам, без освидетельствований, своего рода секундантов и озвучивания правил. Есть оскорбления, которые нельзя прощать никому, может, только в дупель пьяному отцу, и то… А есть еще и точка кипения, до которой доводит оппонент постоянно и неусыпно. Если сюда присовокупить еще и подрыв авторитета… Нужно убивать Вышату на месте и будь что будет.

Но я сохранил разум и не растерял понимание, что будет все плохо и, убей я Вышату, мне придется уезжать, скорее, бежать, к отцу. Он прислал весточку, о том, что все в силе, те слова, что сказаны в Киеве актуальны. Ну, а я отослал человека Богояра в Галич обратно. Суть моего послания такова: «Не учите папа жизни, а помогите материально… Список требуемого прилагается».

— Стойте! — прокричал Спиридон. — Запрещаю!

Я, как и скот-Вышата, остановился и с неподдельным удивлением уставились на Спирку. Он? Запрещает? Однако, пришло и осознание, что рядом со мной не только Спирка, но и пресвитер, брат Спиридон. На данный момент, именно он пастырь Братства. Митрополит обещал прислать еще священников, но пока таковых не имелось, а епископ со своей свитой удалился сразу же после приношения клятвы.

— А ты не много позволяешь себе, дьяк? — вызверился Вышата, которого, видимо, уже несло.

— Убью уже за то, что пасть разинул на служителя церкви, — сказал я, и мой оппонент несколько отрезвился.

Пусть Спирка все также оставался тщедушным, с виду хилым, несмотря на обильное питание и тренировки, которые совершать я его заставлял, но он служитель церкви, рукоположен по всем правилам, которые были в этом времени.

— Что происходит? — на авансцене появился Никифор. — Ты, Вышата, облаял служителя церкви? Так было?

— Я только проучить хочу зарвавшегося отрока, — чуть сдал назад брат-тысяцкий.

— Железом? — задал очередной вопрос такой же, как и я по статусу Братства, тысяцкий Никифор.

Только что мы давали клятву в верности Братству, как и быть верными со-ратниками друг другу. И, так получается, что уже прямо сейчас, через час после клятвы, обнаруживается факт попрания крестоцелования?

— Вышата, а давай мы с тобой разберемся на деревянных мечах! — предложил я.

Ничего не оставалось, чтобы пойти на этот шаг. Если Вышате не покажу, что силен и могу ему противостоять, а лучше, так и тумаков надавать, он не успокоится. Такие силу понимают, уважают и принимают, и уж никак не увещевания с уговорами.

На развлечение собрались посмотреть все воины. При этом пришлые иноки-воины частью кривились. Поединки во время застолья сильно были похожи на справление тризны, языческий обряд. Но даже в Уставе Братства предусмотрены учебные поединки.

Устав, который, вероятно, еще мало кто и знает, потому что князь и его приближенные тысяцкие взяли на себя ответственность довести до всех правила, предусматривал и споры, которые могут возникнуть между братьями. Их так же нужно решать учебным поединком, воевода же имеет право разрешить любой конфликт.

Я понимал, что сейчас настал тот момент, к которому, по сути, я готовился уже не один месяц. Я должен показать свое мастерство владения мечом в поединке с таким умельцем, которых и в дружине по пальцам одной руки не сосчитать. Я готовился именно к бою с Вышатой, после того, как именно я помог вычислить в нем казнокрада. Мой противник обвинял меня в своих бедах, своем унизительном понижении до десятника. Из этого вырастало уже то, что зависть Вышаты преобразовывалась в ненависть.

— Начинайте! — повелел князь и мы стали кружиться.

— На! — Вышата замахнулся, но не ударил, видимо, он рассчитывал покуражиться.

Мне в пору было то, что противник, не соперник, а именно противник, которому долго не жить, был во хмели. Не будь это так, я мог бы рассматривать свои шансы выйти из сложного положения, как незначительные. Пусть я готовился, тренировался, использовал свои навыки из будущего, для чего даже сапоги ношу с железными вставками на носке и пятке, но Вышата считался отменным бойцом.

Делаю замах, отпрыгиваю влево, совершаю выпад, садясь чуть ли не на шпагат. Лезвие моего клинка колит кольчугу Вышаты в районе живота. Итог? Почти никакого. Кольчуга на месте, а противник получил тычок, не так, чтобы сильно болезненный. Рапира… вот в таком случае она нашла бы себе путь внутри какого колечка в кольчуге. Но это оружие сейчас будет больше расцениваться, как зубочистка, да и уровень металлургии слаб.

Мой выпад удивил всех. В толпе, что создала круг, внутри которого мы и бились, началось «экспертное» обсуждение того, что не будь Вышата в кольчуге, или же не будь мечи деревянными, так я и победил бы уже. А, вообще, я так и не понял, почему было бы не раздеться. Объяснение того, что воину нужно и тренироваться на мечах в кольчуге, чтобы срастись с ней, тут казалось слабоватым. Все же мечи деревянные.

— Вух! Вух! — последовала серия ударов и ложных замахов Вышаты.

Почти на каждый удар противника я делал шаг назад и отводил его меч. Вышата двигался рваными движениями, поймать его на противоходе, или зайти в бок пока не представлялось возможным. Может быть, если бы у нас были щиты, то тогда, да, можно принять удар на него, сделать шаг в сторону, но мы дрались без щитов.

Я начал подмечать цикличность уверток и иных движений Вышаты. Два движения вправо, после одно в лево, после еще два влево и два вправо. Пришлось напрячь мозг, внимание, но при этом я стал еще больше отступать, чуть ли не убегать от противника. И вот, когда такая цикличность повторилась в третий раз, я решился.

Отвожу очередной удар Вышаты, направленный мне в голову, делаю шаг вправо, куда уже по инерции двигается и противник, но тут его встречает мой меч. Да, деревянный, да, Вышата в кольчуге, но я не рублю, я колю своим мечом прямо противнику в солнечное сплетение. Делаю это со всей дури, так, что даже крепкий меч, дерево из которого он сделан, дает трещину. Вышата начинает задыхаться, а я продолжаю лупить его. По ногам, да так, чтобы в колено, по голове, перехватываю правой рукой кисть Вышаты, в которой он держал меч и выкручиваю руку противнику на слом. Хруст костей слышали все.