Выплата (СИ) - Каляева Яна - Страница 10

— Так вы удалите переписку? — уже серьезно спрашивает Женя.

— Да, разумеется. Не беспокойтесь, счет я оплачу… А где сейчас Никита, вы знаете?

— Как не знать… — Женя достает телефон. — Он меня на ноль множит, а я беспокоюсь о нем, засранце… Вот, отслеживаю. У подружки он своей, на Молодежной. Адрес скину сейчас…

Дом на Молодежной — обычная панелька, никакого глянца. Парковочных мест, естественно, нет. Убираю чье-то самопальное ограждение из пустых пятилитровых канистр и втискиваюсь между грязными сугробами. Жду, борясь с сонливостью.

Может, разговорить метросексуала Женю удалось бы без компромата и шантажа? За год с Даром я привык во всех непонятных ситуациях действовать по этому алгоритму. Теперь повторяю его на автопилоте, даже не рассматривая другие варианты. Точно ли я хороший сыщик?

Сорок минут спустя из подъезда выходит Никита. На поводке он ведет Венди. Щенок тявкает, нетерпеливо нарезает круги, потом напрыгивает на хозяина, оставляя следы лап на белых джинсах. Никита садится на корточки, треплет собаку за ушами.

И почему у нас с Олей до сих пор нет своей собаки? Вот разгребусь немного с делами — поговорю с ней об этом.

Выхожу навстречу Никите:

— Молодец. Очень умно. Очень по-взрослому.

Парень резко встает, подхватывает собаку на руки, прижимает к себе:

— Вы не понимаете! Дома Венди опасно. Никто бы не поверил, вот я и отвез ее сюда. Здесь ей хорошо, здесь это чмо до нее не доберется…

Вздыхаю:

— Никита, семья — это сложно. Но вы бы хоть пробовали разговаривать друг с другом. И если заводишь собаку, почитай, что ей нужно…

— В смысле?

— В смысле, полное название породы узнай хотя бы! И поговори наконец нормально с отчимом. Понимаю, он тебе не нравится, но это не значит, что с ним не нужно говорить.

— Да не хочу я с этим придурком разговаривать!

— Мало ли кто чего не хочет. Переступи через себя ради сестер хотя бы — это же и их щенок. Позвони отчиму. Прямо сейчас. Вам есть о чем поговорить. Узнаешь много нового и интересного, я это гарантирую.

Женя звонит мне часа через два:

— Мы с Никитой все обсудили. Вы можете привезти Венди домой, как будто это вы ее нашли?

Колеблюсь пару секунд. В каких-то случаях мы делали и так. И гонорар тогда получим максимальный. Но…

— Это возможно. И все же подумайте сами, не многовато ли и без того в вашей семье секретов? Может, расскажете Алевтине все как есть?

— Она расстроится, что мы так друг другу не доверяли…

— Зато обрадуется, что это больше не так. В семье надо разговаривать друг с другом.

Проще, конечно, давать этот совет другим, чем самому ему следовать. Но об этом можно подумать позже.

— Только вот что, пришлите мне фотографии детей со щенком, когда вернете его домой. А то довели до слез мою сотрудницу…

Уже в ночи мне на телефон приходят фотографии, и тут же — уведомление о зачислении средств.

Гонорар эта семья выплатила максимальный.

— Ну привет, команда!

Самому не слишком нравится нарочитая бодрость в голосе. Команда смотрит на меня настороженно. Я никогда раньше их так не называл. Никогда даже не собирал полным составом, раз уж на то пошло. Они все как-то сами между собой знакомились, когда пересекались в офисе… наверное. Вообще за этим не следил. Текущие вопросы вроде утверждения графика и расчета премий мы обсуждали с каждым отдельно — я и Катя. А над командным духом я не работал совсем. Потому, наверно, ребята и расклеились в мое отсутствие. Я был единственным, что их объединяло.

Обвожу взглядом притихших сотрудников. Один Виталя жизнерадостно лыбится — искренне рад возвращению начальника, простая душа. Что-то в нем изменилось… похоже, стрижку нормальную сделал. Катя напряжена — думает, наверно, что я стану придираться к ее работе. Ксюша смотрит настороженно — наверняка где-то накосячила и гадает теперь, знаю я или нет. Лиза сутулится и вертит в руках чайную ложечку — почти никого не знает и чувствует себя неловко. Нина Львовна вяжет шарф, мерно постукивая спицами. Генка-паровоз пырится в телефон, которые держит под столом, думая, что я не вижу — полагает, все это его не коснется. Владимир Ильич, сосредоточенно сопя, массирует колено — ноги разболелись у старика.

Сейчас надо сказать: «Я вас собрал, чтобы…» Проблема в том, что как ни стыдно это признавать, я так и не смог окончательно определиться, чтобы что. На базе я лез на стенку от ощущения собственной бесполезности и прямо-таки мечтал о дне, когда вернусь к своей настоящей работе. Но дома со всеми этими хлопотами как-то охладел к мысли о трудовых буднях; когда возвращение в офис стало реальностью, энтузиазм резко пошел на спад. Вообще говоря, у меня же теперь есть работа, на которую меня могут сдернуть в любую минуту, так что толком заниматься бизнесом я не смогу. Видимо, разумнее всего сейчас объявить о закрытии конторы. Не с сегодняшнего дня, конечно — дать людям месяца три на принятие реальности и поиск новой работы. Потом постепенно свернуть рекламу, закрыть заказы, раздать долги, ликвидировать имущество. Выплатить всем по возможности прощальную премию и разойтись, как в море корабли. Сейчас, конечно, такое сообщение вызовет весь спектр негативных эмоций — от негодования до печали. Но держать людей в неведении было бы гаденько.

В любом случае тянуть с собранием было нельзя — я неделю как вернулся, и кроме дела со щенком, никаких успехов в трудовой деятельности не достиг; мы по-прежнему вяло бултыхались, ребята работали спустя рукава, а я даже не мог понять, куда именно следует прикладывать усилия, чтобы изменить ситуацию. Нарастало неприятное ощущение, что за полтора месяца вынужденной командировки я упустил вожжи. Что-то нужно менять — причем прямо сейчас. А я даже не знаю, с чего начать.

Неожиданно на помощь приходит Владимир Ильич:

— «Господа, я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие».

Все улыбаются, и обстановка чуть разряжается.

— Да, спасибо, — с облегчением соглашаюсь. — Известие и правда такое себе. Меня не было полтора месяца… как некоторые, возможно, заметили.

Ребята снова улыбаются. Теперь все внимательно смотрят на меня — мы на одной волне. Ловлю нужное настроение и продолжаю говорить:

— К сожалению, такие ситуации могут повторяться в будущем — с непредсказуемой частотой, на непредсказуемый срок. Возможно, скоро мне придется уехать надолго. Я открывал этот бизнес как свое личное дело, вас приглашал быть моими помощниками. Теперь ситуация изменилась. В таком виде это продолжаться не может. Нам надо экстренно, на ходу реорганизоваться.

— Это как? — нервно спрашивает Катя.

— Либо мы с вами понимаем, что история «Потеряли? Найдем!» на этом заканчивается, и начинаем готовить ликвидацию фирмы. Не волнуйтесь, прямо сейчас вы на улице не окажетесь, время на поиск новой работы у вас будет.

Улыбки на лицах тают, словно снежинки под дыханием. Ребята растерянно переглядывается.

Да черт возьми, мне самому это капец до чего не нравится.

— Либо мы всем колхозом решаем, как нам организоваться, чтобы фирма работала в мое отсутствие не хуже, чем при мне.

— Про колхоз не поэл, — подает голос Виталя. — У меня бабка застала колхозы еще, так рассказывала, там типа такого: «кто много работает, тот сам себе враг». Нечеткий это расклад, Саня. Скажи прямо, кто у нас в авторитете будет, когда тебя нету.

Вот жеж… На что Виталя не Эйнштейн, однако со своим уличным чувством иерархии интуитивно лучше меня понимает, что нужно сейчас сказать.

— В мое отсутствие руководить фирмой будет Катерина.

— Она ж секретарша, — встревает Ксюша.

Да уж, не Мари Кюри наша Ксения, что поделать.

— Катя у нас начинала как секретарь. Сейчас исполняет обязанности секретаря временно, пока мы подбираем нового сотрудника на эту позицию. С сегодняшнего дня и далее Катя — мой заместитель. В мое отсутствие ее распоряжения для всех — все равно что мои.