Испытай себя - Френсис Дик - Страница 20
- Предыдущая
- 20/76
- Следующая
— Когда мы опустошаем холодильник наполовину, — серьезно начал объяснять Гарет, — то делаем новую закупку. Примерно каждые два или три месяца.
— Резонно, — согласился я.
— Все считают нас ненормальными.
Закрыв этот холодильник, мы принялись за другой, в котором я сразу же заприметил четыре упаковки бутербродов с мясом по пятьдесят штук в каждой. Также там было около десяти пакетов с нарезанным хлебом («для тостов», объяснил Гарет), огромная индейка (подаренная Тремьену еще на Рождество)" неимоверное количество брикетов шоколадного мороженого (пристрастие Гарета) и кубиков льда для джина с тоником.
«И за это я продаю свою душу», — пришла в голову дикая мысль, но вербальной реализации она не получила. Напротив, я очень спокойно спросил:
— А что в кладовой?
— Какой кладовой?
— Ну тогда в буфете.
— Посмотрите сами, — посоветовал Гарет, закрывая дверь второго холодильника. — А что вы собираетесь приготовить?
Я не имел ни малейшего представления, но вспомнил, что мы ели в последний раз: какую-то дикую смесь из подогретого пирога, приготовленного из теста и мяса, вынутого из двадцати размороженных бутербродов, сухого грибного супа (находка! ) и панировочных сухарей, тонким слоем покрывающих этот кулинарный изыск.
Гарет с восхищением наблюдал за моими простейшими манипуляциями, в то время как я рассказывал ему (совершенно для себя неожиданно) о том, чему меня в свое время научили: о системе выживания в загородной местности при отсутствии продуктов и магазинов.
— Жареные черви вполне съедобны, — заметил я.
— Вы шутите.
— Они набиты белком. Иначе их бы не ели птицы. Какая разница между ними и устрицами?
— Вы действительно можете прожить на необитаемом острове? Вы лично?
— Да, вполне смогу. Ты же умрешь от недоедания, питаясь одними кроликами.
— Откуда вы это знаете?
— Это моя работа. Да, мой бизнес. — Я принялся рассказывать ему о своих шести путеводителях. — Туристическое агентство направляло меня в отдаленные районы предполагаемых экспедиций. Я исследовал эти места и излагал на бумаге свои соображения относительно выживания в них. Я должен был на месте изучать все возможности спасения путешественников, оказавшихся в той или иной непредвиденной ситуации, например в случае, если все их снаряжение утонуло в стремительном речном потоке. Книги с моими рекомендациями каждый покупатель путевки должен брать с собой. Конечно, я допускаю и такую ситуацию, когда мои книги окажутся в бушующем потоке реки вместе с остальным снаряжением, но, кто знает, может быть, кто-то из покупателей заранее прочитает и запомнит мои советы.
Я взглянул на Гарета — тот готовил панировочные сухари.
— Почему вы выбрали такую профессию? С чего все началось? — в некоторой задумчивости спросил он.
— Мой отец был помешан на туризме. Натуралист. Он был банковским служащим, он и сейчас работает в банке, кстати сказать, однако раньше каждую свободную минуту предпочитал проводить среди дикой природы, таская за собой мать и, естественно, меня. Я воспринимал это как нечто само собой разумеющееся. Затем, окончив колледж, я осознал, что уроки отца не прошли даром. Вот так я и пришел к этой профессии. Оказался в выигрыше.
— Он по-прежнему продолжает путешествовать? Ваш отец, я имею в виду.
— Нет, мать начала страдать артритом и отказалась от этих поездок, а без нее отцу скучно. Они уже три года, почти четыре, живут на Каймановых островах. Отец работает в банке, а мать наслаждается погодой — при ее болезни тот климат ей очень полезен.
— А где находятся эти Каймановы острова? — наивно спросил Гарет.
— В Карибском море, к югу от Кубы и к западу от Ямайки.
— Что мне делать с этими панировочными сухарями?
— Положи на противень.
— А вы сами были когда-нибудь на Каймановых островах?
— Да, ездил на Рождество. Родители оплатили мой проезд в качестве новогоднего подарка.
— Везет же вам!
Я прекратил резать мясо и, задумавшись, ответил:
— Да, я им благодарен. Но ведь и у тебя прекрасный отец.
Мои слова явно доставили Гарету огромное удовольствие, я же подумал о том, что, как ни оценивай принятую в этом доме систему ведения хозяйства, Тремьен хорошо воспитал своего младшего сына.
Несмотря на полнейшую индифферентность Тремьена к еде, ему явно понравился мой пирог, и мы втроем с изрядным аппетитом умяли его до последней крошки. Я был произведен в почетные шеф-повара, что меня вполне устраивало.
Тремьен заявил, что завтра я могу поехать за покупками, затем молча вынул бумажник и отвалил мне сумму, достаточную для закупки месячного запаса провизии для нас троих, однако Тремьен заметил, что эти деньги предназначены на недельное существование. Я начал возражать, говоря, что этого слишком много; Тремьен добродушно ответил, что я не имею ни малейшего представления о ценах. Это заявление вызвало во мне внутреннюю улыбку — уж я-то знаю все цены до последнего пенни, — однако необходимости в препирательстве не усмотрел. Отложив деньги, я спросил, какая еда вызывает у них наибольшее отвращение.
— Спаржа, — встрепенулся Гарет. — У-ух.
— Салат-латук, — отрезал Тремьен. Гарет рассказал отцу о жареных червях и спросил, не захватил ли я с собой мои путеводители.
— Нет, как-то не думал, что они здесь понадобятся.
— А есть ли какая-нибудь возможность раздобыть их? Я бы купил их на свои карманные деньги. Я хочу их иметь. Они бывают в продаже?
— Иногда. Впрочем, я могу попросить приятеля, который работает в агентстве, чтобы он мне их выслал, — предложил я.
— Будьте любезны, — сказал Тремьен. — Я заплачу. Всем хотелось бы взглянуть.
— Но, папа!.. — протестующе воскликнул Гарет.
— Хорошо. Попросите прислать в двух экземплярах.
Мне начинала нравиться манера Тремьена быстро и легко решать все проблемы.
Утром, после того как я отвез его на тракторе в Дауне контролировать очередную тренировку, а затем привез, после апельсинового сока, после кофе с тостами, я позвонил своему другу в агентство и попросил его организовать пересылку книг.
— Сегодня? — спросил он.
— Да, будь любезен.
Он заверил меня, что если это необходимо и я того желаю, то он перешлет их почтовым поездом. Я посоветовался с Тремьеном — тому понравилась эта идея, и он порекомендовал отправить книги на станцию Дидкот, куда я смог бы заехать и забрать их во время моего продуктово-закупочного вояжа.
— Вполне подходит, — согласился мой приятель. — Сегодня днем они будут у вас.
— Передай своей тетушке, что я восхищен ею. И сердечно благодарю.
— Она упадет в обморок, — рассмеялся он. — До встречи.
Тремьен занялся сегодняшней прессой. Обе его газеты содержали информацию о результатах судебного процесса, но ни одна из них не заняла конкретной позиции по поводу того, виновен Нолан или нет, зато в своих весьма пространных оценках газеты не расходились во мнении относительно отца Олимпии. Они характеризовали его как угрюмого, одержимого навязчивой идеей человека, которого несчастье ввергло в пучину саморазрушающего гнева. Судьба этого человека не могла не вызывать сочувствия. Тремьен читал, что-то мычал про себя, но своего мнения так и не высказал.
День катился по наезженной колее и ничем не отличался от вчерашнего. В кухню зашла Ди-Ди, чтобы выпить кофе и получить очередные инструкции, а когда Тремьен вновь ушел наблюдать за проездкой второй смены, я вернулся в столовую к своим коробкам с вырезками.
Мне пришла в голову мысль поменять мою вчерашнюю систему: начать с вырезок последнего года, а затем идти назад.
Я обнаружил, что Ди-Ди, делая вырезки из газет и журналов, проявляла большую ретивость в работе, нежели ее предшественницы, поскольку вырезок за последние восемь лет оказалось больше всего.
Отложив коробку с текущими материалами — их там почти и не было, я принялся за вырезки, датированные январем — декабрем прошлого года. В этот период удача явно сопутствовала Тремьену — помимо того что его Заводной Волчок выиграл скачки Гранд нэшнл, он одержал еще целую серию блистательных побед. С фотографий на меня смотрело застывшее в улыбке лицо Тремьена, — даже с тех из них, сообщения под которыми извещали о смерти той девушки, Олимпии.
- Предыдущая
- 20/76
- Следующая