Знак «фэн» на бамбуке - Фингарет Самуэлла Иосифовна - Страница 30
- Предыдущая
- 30/35
- Следующая
– В Цзицин мышь незамеченной не проскочит, птица не залетит, – докладывали разведчики.
– Недаром говорится, что самая лучшая война – разбить замыслы противника мирным путём, самая худшая – осаждать его крепости! – в сердцах восклицал Чжу Юаньчжан.
Немногие в лагере знали, какие заботы одолевают командующего. Лагерь жил праздной, беспечной жизнью, изредка выпадающей воинам во время коротких передышек.
Установилась весна. Белёсое небо поголубело, и ввысь полетели змеи. Обмотав ладони платками, чтоб не врезалась верёвка, воины бегали, запрокинув головы, словно мальчишки. На другом конце верёвки оживали в воздушных струях и рвались на свободу бумажные совы, рыбы, драконы. Кто не запускал змея, тот боролся, пел, отрабатывал боевые приёмы или лежал, лениво раскинувшись на согретой солнцем земле.
– Пять, десять, восемь, – раздавалось то там, то тут. Это любители азартной игры, разбившись на пары, играли в цайцюань – «бой на пальцах». Игра заключалась в том, что два игрока выбрасывали одновременно несколько пальцев одной руки и выкрикивали при этом цифру не более десяти. Кто угадал, сколько всего показано пальцев, тот и выигрывал.
В лагере ждали приказа, чтобы начать наступление.
– Почему медлим, не берём Цзицин? – спрашивал кто-нибудь из воинов.
– Верно, гадатели предсказали командующему счастливый день для штурма, вот и дожидаемся, – отвечали любопытному.
Тем временем Чжу Юаньчжан до третьей стражи просиживал над планом Цзицина.
Прикидывая оборонную силу башен, он мысленно бросал на стены полки и тут же ударом в гонг – он почти явственно его слышал – отзывал войско обратно, чтоб уберечь от верного поражения.
Разведчики по-прежнему вылёживали в кустах, обсыпанных нежной листвой. На заре громыхали утренние барабаны, колотушки били вечерние стражи. Никаких других звуков толстые стены не пропускали, и разведчики докладывали одинаково:
– В городе всё спокойно, жизнь течёт своим чередом.
На самом же деле покой и безмятежность давно покинули город. Шёл двенадцатый день осады. Императорские войска не спешили на помощь, и, несмотря на запасы в хранилищах и разбитые на пустырях огороды, в городе появился горький запах надвигавшегося голода. Расклеенные повсюду листы призывали сохранять бодрость и силу духа. «Сын Неба спешит оказать помощь всем, кто нуждается в его заботе, – говорилось в листах. – Войска посланы. Осталось потерпеть несколько дней. В первых числах третьей луны осада будет снята».
В доме инспектора фарфоровых мастерских муки, масла и риса хватало. Даже младшие слуги по-прежнему получали свои завтраки и обеды. Об остальных нечего и говорить. Другое несчастье проникло в дом – заболел младший господин. Он метался в жару и бредил, дыхание из его груди вырывалось с хрипом. Поспешно позвали врача. Врач установил, что у больного нарушено кровообращение, и велел принимать лекарства.
– Я оставлю вам драгоценные порошки, способные излечить от ста двадцати болезней, – кланяясь чуть не до пола, проговорил врач. – Эти порошки выгоняют яды, обновляют организм, успокаивают и согревают, а также расслабляют зажатые мышцы и увеличивают аппетит, – в ожидании награды, врач снова принялся кланяться.
Старшая госпожа с сомнением покачала головой, но велела давать порошки исправно, согласно указанному.
Гаоэр сжёг на жаровне бумажку с именами восьми духов лихорадки, пепел размешал на воде и смочил полученной мутной смесью губы Цибао. Остатками он обрызгал комнату и постель.
Ни порошки, ни пепел болезнь не изгнали.
– Если бы супруг находился дома, он бы палками приказал наградить врача за такое лечение, – проговорила сквозь слёзы старшая госпожа. – Нужно поискать другого лекаря.
– Осмелюсь доложить, что в городе много говорят о новом лекаре, – выдвинулся вперёд Гаоэр. – Он и судьбу предсказывает, и от болезней лечит. Бедняков лечит бесплатно.
– А с тобой, негодяй, разговор особый, дай только срок, чтобы Цибао поправился, – гневно отрезала старшая госпожа. – В болезни сына ты один виноват.
– Зачем вы так говорите, – вступилась за Гаоэра младшая госпожа. – Если он в чём-то и провинился, то искупил свой проступок, просиживая все ночи возле постели брата. Гаоэр ухаживает за своим господином лучше, чем вы или я. Припоминаю, что вскоре после праздника фонарей кто-то рассказывал о новом лекаре и отзывался о нём с большой похвалой.
– Ладно, – согласилась старшая госпожа. – Пусть приведут, раз дочь также настаивает.
В дверях, отодвинув циновку, появился слуга, дежуривший у ворот, и проговорил, не успев отдышаться:
– Лекарь, из тех, кто предсказывает судьбу, просит разрешения повидать младшего господина.
– Вот так чудо! – всплеснули руками все, кто находился возле постели больного.
– Пусть скорее войдёт, – заторопилась старшая госпожа.
Лекарь – старик с белой, как аистово крыло, бородой – долго исследовал пульс больного. Покончив с пульсом, стал слушать дыхание, одновременно вглядываясь Цибао в лицо.
– В медицинских книгах сказано: «Если познаешь причину болезни, значит, отыщешь средство её излечить», – сказал лекарь, когда закончил осмотр. – Сильный жар вызван сильным охлаждением тела. Верно, молодой господин вышел на улицу легко одетым и его прохватил сырой ветер. Прежде всего, необходимо понизить жар и привести в согласие пульс и дыхание. Обложите постель ветками персикового дерева и дайте на ночь четыре пилюли, утром дадите две.
Лекарь достал из сумки у пояса пузатую фляжку с узким горлом, выдолбленную из тыквы-горлянки, разжал губы Цибао и влил несколько капель настоя лекарственного гриба фулин.
В другой, совсем маленькой, тыкве хранились пилюли. Лекарь отсыпал горсть чёрных катышков в стоявшую на столе чашку.
– Пилюли приготовлены из сосновых семян и жжёного рога и замешаны на пчелиной смоле. Это сильное средство для восстановления деятельности лёгких. Простите, что ухожу. Меня ждут больные. Утром непременно наведаюсь.
Чжао Мэнфу. Всадники. Фрагмент свитка на шёлке. XIV век.
Лекарь держался с достоинством и внушил всем доверие. Оставленное им лекарство оказало чудотворное действие. К середине ночи жар начал спадать, дыхание сделалось ровным, и Цибао спокойно уснул. Утром он выпил полчашки чая и съел пару ложек жидкой рисовой каши. Когда пришёл лекарь, все встретили его радостными поклонами.
– Мне нужно остаться с молодым господином наедине, – сказал лекарь после приветствий. – Я прошу, чтобы в комнату никто не входил, пока я не позову.
Все решили, что это необходимо для более тщательного осмотра, и даже старшей госпоже ничего другого не оставалось, как подчиниться.
– Я не только врачую болезни, я предсказываю судьбу, – проговорил лекарь, садясь на край постели. – Не удивляйтесь, что я не спрашиваю вас о самочувствии. И без расспросов я вижу, что ваш взгляд спокоен и ясен, губы не вздрагивают и лихорадочный руманец исчез. Мне достаточно также увидеть черты вашего лица, прощупать взглядом все выпуклости и впадины лба, щёк, подбородка, чтобы с уверенностью сказать, что вы, молодой господин, обладаете задатками благородного человека, форма ваших ушей не оставляет надежду на приобретение богатства – для этого необходимо иметь уши толстые и красного цвета, но небо одарило вас природными способностями. Вы достигнете почёта и уважения, если сумеете преодолеть беспечность и лень.
Лекарь говорил с Цибао без всякой снисходительности, словно со взрослым, и Цибао благодарно улыбнулся в ответ.
– В доме только и разговоров о чуде, что привело вас к нам. В самом деле, ваш приход можно назвать чудесным.
– В Праздник фонарей мне бросился в глаза фонарь, висевший на ваших воротах. С той поры я всё время хотел навестить вас, но не оказывалось свободного времени. А когда наконец я пришёл, вы лежали больным. Вот и всё чудо. Не сочтите меня назойливым, но не был ли вложен в рисунок на фонаре призыв к двум друзьям, старше вас возрастом, одного из которых вы называли Первым, а другого – Вторым.
- Предыдущая
- 30/35
- Следующая
