Безбашенный всадник - Серегин Михаил Георгиевич - Страница 12

• Предыдущая
• 12/40
• Следующая

Всю дорогу до дома Маруся так крепко держала меня за руку, что мне поневоле вспомнилось раннее детство и то, как мама переходила со мной улицу. Мало этого, моя жена, не умолкая ни на минуту, но шепотом, рассказывала мне, что произошло у нас на даче после того, как я рванул за Камалем, а вот я решил ничего ей про нападение на меня не рассказывать – ей и так досталось за сегодняшний день выше крыши.

Слушая ее, я в очередной раз подивился на Афонина, которому она усиленно пела дифирамбы. Черт знает сколько всего намешано в этом человек! Ведь куркуль куркулем, человек нрава крутого и обложить может так, что уши сами в трубочки свернутся, но при этом всегда готов прийти на помощь. Вот и сегодня: сначала высказался в наш с Марусей адрес без соблюдения каких бы то ни было общепринятых норм вежливости и тут же пошел поднимать народ, чтобы меня искать. А может, это и есть настоящий русский мужик? Ладно, не буду углубляться в философию, не моя это стихия.

– Я сегодня же зайду и поблагодарю его, – пообещал я.

– Поздно уже, – возразила жена, но я стоял на своем.

– Поздно будет завтра! И вообще, ни одно хорошее дело не нужно откладывать на потом!

– Ладно, только недолго! – согласилась наконец она. – Тем более что и устали мы, и не знаю, как ты, а вот я проголодалась так, что готова слопать собственный носовой платок!

– Эк ты деликатно выразилась! – усмехнулся я. – Я вот, откровенно говоря, тоже хочу не то что есть, а просто жрать!

– Да, набегал ты себе аппетит! – рассмеялась она.

В поселке дачники разошлись по своим домам и, конечно же, стали делиться со своими близкими впечатлениями от недавней погони, медики уехали, Маруся пошла наскоро готовить поздний ужин, а я пошел вслед за Афониным.

– Ты чего это? – удивился он.

– Да вот хотел поблагодарить вас за помощь, – объяснил я. – Если бы не вы, неизвестно, пошел бы кто-нибудь, кроме Маруси и участкового, меня искать или нет.

– Ты, Сашка, что-то не то сказал, – помотал головой он. – За что благодарить? За то, что я свою офицерскую честь не уронил? Что повел себя как нормальный мужик, который иначе не может поступить? Да ты что, сам на моем месте дома стал бы отсиживаться?

– Нет, конечно, но... – начал было я, но он перебил меня:

– Ну так и нечего здесь разводить молочные реки с кисельными берегами!

– Вообще-то я еще кое о чем с вами поговорить хотел, – помялся я.

– По делу? – внимательно посмотрел он на меня.

– Да, и кажется мне, что по непростому, – подтвердил я.

– Пошли! – позвал он.

Мы вошли в его дом, и он, усадив меня напротив себя, потребовал:

– Излагай!

– Понимаете, Виктор Петрович, не нравится мне та комната на свалке! Очень не нравится! – начал я.

– Да и мне она странной показалась, – согласился он. – Чертовщиной какой-то попахивает, а я этого не люблю!

– Вот я и хотел попросить у вас двустволку на ночь, – объяснил я.

– Решил туда снова наведаться? – догадался он, и я кивнул.

Он немного подумал, взъерошил свои коротко стриженные седые волосы, а потом решительно заявил:

– Вместе пойдем! Не дело одному на такую операцию идти!

– Так вы устали, наверное, – сочувственно сказал я.

Услышав это, он гневно посмотрел на меня и рявкнул:

– Да ты меня, никак, в старики решил записать? Совсем со счетов сбросил? Я, чтоб ты знал, другому молодому сто очков вперед дам и обгоню! Причем во всем! – двусмысленно усмехнулся он.

– Извините, я не хотел вас обидеть, – покаянно сказал я.

– Ладно! Проехали! – махнул рукой он и стал командовать: – Иди ужинай, а потом заходи за мной. Я тут тоже кое-что перехвачу, и двинем!

Дорога от его дачи до нашей обычно не занимает и двух минут, но я шел целых пять, обдумывая по дороге, как я объясню жене необходимость опять куда-то идти, тем более ночью. Так ничего и не решив, я положился на то, что в нужный момент счастливая мысль сама посетит меня, и толкнул дверь дома.

Хотя времени прошло совсем чуть-чуть, ужин уже стоял на столе, и я набросился на него как волк. Маруся с трудом отогнала меня, чтобы я руки помыл. Отвалившись от стола в блаженном сытом состоянии, я стал придумывать причину, по которой мне срочно нужно уйти, но осоловевший мозг отказывался функционировать и выдать что-то дельное. В конце концов я решил не мудрствовать лукаво и сказал прямо:

– Маруся! Мне сейчас нужно будет уйти, и вернусь я, наверное, только утром.

– Что?! – воскликнула она, явно не поверив своим ушам. – Что ты сказал?! Уйти?! И это после того, как я чуть с ума не сошла, когда ты пропал?! Да у тебя есть совесть или нет?! Ты решил меня в гроб вогнать?!

Она бушевала так, что мое сыто-блаженное состояние мгновенно улетучилось.

– Дорогая! В этом нет ничего опасного, – сказал я, но, увидев, как у нее побледнел кончик носа – верный признак того, что она в ярости, замолчал, потому что знал по опыту нашей семейной жизни, что бурю надо просто переждать.

Маруся же отрывалась по полной! Я был и бесчувственной скотиной, и безответственным дураком, и законченным идиотом, и... Одним словом, будь все это хоть на сотую долю правдой, оставалось бы только удивляться, как она вообще вышла за меня замуж и где были раньше ее глаза.

– Только через мой труп! – решительно закончила она.

Видя, что она выдохлась, я собрался было приступить ко второму этапу убеждения, но тут от двери раздался спокойный голос Афонина:

– Не волнуйся, Саня, я это сейчас оформлю. В смысле труп! А то я жду-жду тебя, а ты тут, оказывается, все никак со своей половиной разобраться не можешь! – А там и он сам появился с ружьем на плече.

Побледневшая Маруся судорожно сглотнула, уставившись на него круглыми от испуга глазами, а потом в ужасе посмотрела на меня. Я хотел сказать, что эти слова не стоит воспринимать всерьез, но Виктор Петрович опередил меня.

– Что-то я не пойму, кто у вас в доме хозяин! – осуждающе покачав головой, сказал он. – Тебе, Мария, что, муж вместо болонки, которую надо на поводке водить? Ты чего его последними словами полощешь? Не устраивает он тебя? Так разводись и ищи того, кто к тебе сам добровольно под каблук залезет и тявкать оттуда будет только с твоего разрешения!

Маруся на это только растерянно хлопала глазами и беззвучно открывала и закрывала рот – на большее сил у нее не было.

– А ты, Сашка, запомни, – тут он повернулся ко мне. – Если жена начинает тебя пилить: «Не так сидишь! Не так стоишь! Не так лежишь!» – то в таком случае любой нормальный мужик должен быстро собрать вещи и делать ноги, пока его не превратили в половую тряпку! Вот и решай теперь: или ты мужик и можешь заниматься своими мужскими делами, или я один пойду!

– Так вы вместе идете? – наконец обрела голос жена и повернулась ко мне.

– Да, вместе, – подтвердил я.

– И ты сказал, что это не опасно? – настаивала она.

– В наше время даже дома бывает опасно сидеть, а вдруг его взорвут? – ответил ей вместо меня Афонин, но потом сжалился и объяснил: – Да не волнуйся ты, Марья! Выясним кое-что и обратно вернемся!

– Ну, ладно! – пробормотала она. – Иди! – И вдруг заплакала: – Мало тебе было того страха, что я сегодня уже натерпелась, так теперь еще и это! Я же всю ночь не усну!

Марусиных слез я ни видеть, ни переносить спокойно не мог, и она это прекрасно знала! Это было ее последнее оружие, к которому она, надо честно признать, прибегала нечасто, а только в самых крайних случаях – наверное, опасалась, что я могу к этому привыкнуть и перестану обращать внимание. Я же в такие моменты окончательно терялся и готов был на все, что угодно, лишь бы она перестала лить слезы. Вот и сейчас от моей былой решимости, которой, правда, я был всецело обязан Виктору Петровичу, не осталось и следа. Может быть, я и сдался бы, но Афонин не дремал.

– Ну-у-у! Пошло в ход орудие главного калибра! Это, Сашка, называется: не мытьем, так катаньем! – сказал он мне, а потом обратился к жене: – Дело это такое твое женское: мужа ждать и терпеть! А иначе не стоило и замуж выходить! Жила бы себе одна и ни за кого не волновалась! А уж коль вышла, так считайся с тем, что у мужа свои интересы могут быть!

• Предыдущая
• 12/40
• Следующая