Богатырщина. Русские былины в пересказе Ильи Бояшова - Бояшов Илья Владимирович - Страница 14

Князь спрашивает:

– Отчего ты, молодец, не весел, отчего опустил головушку?

Отвечает Иван Годинович родному дядюшке:

– Гулял я за рекою Смородиной в славном городе Чернигове у купца Дмитрия в тереме. У него есть любимая дочь Марья Дмитриевна. Захотелось мне, дядюшка, эту Марью замуж взять. Дай мне крепкую дружину числом в четыреста человек и золотой казны, сколько надобно. Я поеду к купцу Дмитрию свататься.

Говорит князь таковы слова:

– Мало ли княжон на свете на выданье, а ты хочешь взять купеческую дочку. Не пристало княжичу замуж брать простых девиц.

Отвечает на то Иван Годинович:

– Прикипело моё сердце к купеческой дочке.

Сказал князь Владимир:

– Мало ли на свете дочек боярских, а хочешь породниться с купчинами. Ненамного ведь выше они мужиков, разве что не ходят в лаптях, не воняют чесночным духом.

Отвечает дядюшке Иван Годинович:

– Для меня нет княжон, нет и боярских дочек, а есть одна только Марья Дмитриевна.

Дал князь ему тогда дружину – четыреста добрых молодцев. Дал и золотой казны:

– Поезжай-ка ты с Богом, племянничек!

Как приехал в Чернигов Иван Годинович, а за ним дружина, а с ним золотая казна, народ черниговский по сторонам расступается, меж собой перешёптывается: «Не к княжне ли приехал свататься добрый молодец? Не к боярской ли дочке направляется?» Только въехал Иван Годинович не на княжий и не на боярский двор, въехал он на двор купеческий – оставлял коня возле резного крылечка, скоро шёл по новым сеням, заходил в высок терем, там крест клал по-писаному, поклоны – по-учёному.

Говорит он купцу Дмитрию:

– Есть у тебя любимая дочь, прекрасная Марья Дмитриевна. Отдай её за меня замуж.

Отвечает купец князеву племянничку:

– Ай же, Иванушка Годинович! У меня Марьюшка просватана за купеческого сына Афромея Афромеевича.

Рассердился Иван Годинович, топнул каблуком о пол, разбил дубовые половицы. Говорит он купцу Дмитрию:

– Со мною золотая казна, а за мною – четыреста молодцев. С добра отдашь – добром возьму. Не отдашь с добра – силой возьму.

Отвечает черниговский купец:

– Так дела у добрых людей не делаются. Не дам я тебе своего благословеньица.

Вытащил тогда Иван Годинович ножище-кинжалище, ударил тем кинжалищем в дубовый стол – разлетелся стол во все стороны. Побежал Иван на девичью половину, схватил Марью Дмитриевну за белые рученьки, за её золотые перстни, целовал её в сахарные уста, говорил ей таковы слова:

– Коли твой батюшка не благословляет нас, поедем-ка со мной, Марья Дмитриевна, в славный Киев-град на благословение к самому князю Владимиру.

Вытащил он Марью Дмитриевну из-за занавеси, поволочил её по лесенкам, лишь туфли звенят. Садился Иван на своего коня, а Марью Дмитриевну ремнями к седлу привязал.

Поехал Иван Годинович с привязанной девицей к городу Киеву, а как оказался у реки Смородины, то говорит дружине:

– Вы, добрые молодцы, поспешайте вперёд поскорее меня да скажите моему дядюшке, что я позади еду, везу Марью Дмитриевну.

Дружинники его послушались, отправились в город Киев, Иван же Годинович раздёрнул на бережку белый шатёр, постелил пуховые перины, собольи одеяльца и взялся там с Марьей Дмитриевной миловаться.

В то время приехал в Чернигов-город купеческий сын Афромей Афромеевич. Он не на княжий двор спешил и не на боярский двор спешил, он спешил на двор к будущему тестю, купцу Дмитрию.

Говорит купеческий сын:

– Ай же ты, Дмитрий Иванович, ты куда девал Марью Дмитриевну?

Отвечал купец:

– Марья нынче у Иванушки Годиновича. Я добра не дал – так он силой увёз.

Купеческий сын Афромей Афромеевич вскочил на коня и отправился вслед за Иваном. Застал Афромей Ивана Годиновича у реки Смородины в белом шатре, на пуховых перинах. Вскочил Иван на резвые ноги, начали они с Афромеем биться. Долго ли коротко боролись, но побивал Иванушка купеческого сына, пригнул его к сырой земле. В ту пору ножа при нём не случилось – говорит тогда Иван Годинович Марье Дмитриевне:

– Марья Дмитриевна, моя полюбовница, дай-ка ты мне быстрее ножище-кинжалище – пластать грудь Афромею Афромеевичу.

Просит Марью и Афромей Афромеевич:

– Невестушка моя, Марья Дмитриевна! Не давай ножища-кинжалища Ивану Годиновичу. Тащи-ка Ивана за жёлтые кудри с моей белой груди. У князя Владимира прослывёшь ты девкой-чернавкой, а у меня будешь царицею!

Тут-то девица призадумалась: «Что мне слыть девкой-чернавкой? Лучше быть царицею за Афромеем Афромеевичем».

Схватила она Ивана за жёлтые кудри, стащила его с белой груди своего жениха. Привязали Марья с Афромеем Ивана Годиновича к сырому дубу и пошли в его шатёр забавляться на пуховых перинах, баловаться на соболиных одеяльцах.

В ту пору и в то времечко прилетал в шатёр чёрный ворон. Пророчествовал он человеческим языком. Говорил ворон таковы слова:

– Владеть Марьей Дмитриевной сыну купеческому на роду не написано, а написано на роду Ивану Годиновичу.

Услышал Афромей пророчество, рассердился на ворона. Вскочил он на резвые ноги, схватил тугой лук, натянул шелковую тетиву, наложил калёную стрелочку. Только вот стрела в птицу не попала, попала она в сырой дуб и назад воротилась. Вонзилась стрела Афромею в буйную голову, облился купеческий сын горючей кровью – и пришла ему горькая смерть.

Тут Марья Дмитриевна поднялась с пуховых перин, с собольих одеялец, взяла в руки острую саблю, подошла к сырому дубу.

Говорит она Ивану Годиновичу:

– От одного бережка я откачнулась, к другому не прикачнулась. Иванушка свет Годинович, у тебя ведь скованы резвые ножки, связаны белые ручки. Коли не возьмёшь теперь меня замуж, я тебе отрублю голову.

Говорит ей Иван Годинович:

– Отвяжи мои резвые ноги, отвяжи мои белые руки! Повезу я тебя, Марья Дмитриевна, в Киев, пойдём мы в Божью церковь держать на головах золотые венцы, меняться золотыми перстнями. А отцом посаженым на нашей свадьбе будет сам Владимир-князь.

У Марьи женское сердце раздумалось, из её белых рук сабля выпала. Отвязала она Ивана от сырого дуба.

А как встал Иван на резвые ноги, подобрал он ту острую саблю и отсёк Марье белые руки. Отсёк, а сам приговаривал: «Этих мне рученек не надобно – обнимали они купеческого сына». Следом отсёк ей сахарные уста. Отсёк, а сам выговаривал: «Этих мне губушек не надобно – целовали они купеческого сына». Отсёк ей и резвые ноженьки. Отсёк, а сам выговаривал: «Этих мне ноженек не надобно – обвивали они сына купеческого».

Вскочил затем Иван Годинович на добра коня и отправился к городу Киеву. А на пути его – Вавило со скоморохами.

Иван Годинович спрашивает:

– Вы куда, скоморохи, бредёте? Кому песни поёте?

Отвечает Вавило:

– Идём на великое царство, переигрывать царя Гороха, ещё сына его Перегуду, ещё зятя его Пересвета, ещё дочь его Перекрасу!

Просит княжий племянничек:

– Заиграй и мне, Вавило, во гудочек, во звончатый в переладец, и пусть Кузьма с Демьяном приспособят!

Отвечает тогда Вавило Ивану Годиновичу:

– Мы играем для добрых людей. Езжай-ка ты от нас своею дорогою.

Как отправлялись с княжьего двора охотники для лова зверя, говорил им Вольга: «Добрые мои охотнички! Вы делайте то, что вам повелю: вейте шелковые верёвочки, становите верёвочки по тёмному лесу, по сырой земле». Слушали Вольгу охотники, вили они шелковые верёвочки, ставили их по тёмному лесу, по сырой земле. Ударялся тогда оземь Вольга, оборачивался серым волком: принимался рыскать по тёмному лесу. Без счёта заворачивал он к тем шелковым верёвочкам куниц, лисиц, чёрных соболей, малых поскакучих зайчиков, белых горностаев, а за ними туров, вепрей, лосей с оленями.