Гамаль Абдель Насер - Агарышев Анатолий Аркадьевич - Страница 47

• Предыдущая
• 47/52
• Следующая

Покосившаяся деревянная дверь то и дело скрипит. Это жители деревни один за другим входят поздороваться с гостями. Скоро в довольно просторном помещении собирается много народу. Тогда Атия приглашает меня подняться на крышу. В своей длиннополой голубой галябии Атия выглядит величественно-строго. Его пожилое лицо изрезано морщинами. Руки мозолистые, грубые, но сколько достоинства и красоты в манерах этого крестьянина!..

Женщины, копошившиеся на плоской крыше у печи, отходят в дальний угол. Хуссейн, сын Атии, выводит оттуда молодую девушку.

— Моя сестра и кузина Гамаля Абдель Насера, — говорит он. — А это его бабушка, сестра хаджа Хуссейна, которая прожила больше ста лет. Она пекла маленькому Гамалю крестьянские лепешки…

— Впервые, — начинает рассказывать Атия, — мы увидели Гамаля, когда ему было три года. Сам я был лишь на шесть лет старше моего племянника. Поэтому взрослые поручали мне смотреть за мальчиком. Должен сказать, что, если бы не те заботы, которые выпали на долю Гамаля, он мог бы долго прожить. Наша семья отличается здоровьем. Дед Гамаля хадж Хуссейн прожил до 107 лет, в 65 лет женился в третий раз. Его последний сын Таха появился на свет, когда хаджу исполнилось девяносто лет. Мой брат Абдель Насер тоже прожил немало лет.

В следующий раз, — продолжал Атия, — мы увидели Гамаля молодым офицером. А потом однажды мы услышали, что он входит в состав Совета руководства революцией… «Это же наш Гамаль!» — закричал я, услышав последние известия. Односельчане, что побогаче, не поверили. «Чтоб из вашей нищей семьи вышли такие люди?» — сказал мне, помню, сосед. Богатством мы действительно похвастаться не могли: три феддана земли, разбросанные в разных местах, пришлось разделить хаджу Хуссейну между детьми. А вскоре я совсем без земли остался. Поэтому, когда произошла революция, мне хотелось спросить Гамаля: что же будет дальше? Как жить станем? Я дважды встречался с племянником — в 1953 и 1954 годах, когда он приезжал в Бани-Мур. Но спросить постеснялся — он ведь все-таки был с товарищами, с офицерами. Не хотелось мне говорить при них про свою бедность. Гамаль и так все понимал. Однажды местный чиновник пригласил его на обед. Зарезал барана. А нас с отцом посадил в дальний угол. Тогда Гамаль встал и сказал так, чтобы и хозяина не обидеть, и чтобы поняли все: «Вы знаете, кто я? Я внук крестьянина хаджа Хуссейна», — сказал он, и в его словах чувствовалась гордость.

Легкий ветерок доносит с Нила острые пряные запахи. Быстро темнеет. Один за другим зажигаются огоньки в деревне, звонкими голосами перекликаются где-то женщины, босоногие девчонки гонят домой горбатых буйволиц с пастбища, мальчишки с узелками в руках на ослах отвозят в поле ужин отцам. Уборочная пора в самом разгаре. Но Атия не спешит уходить в поле.

— Много ли надо, чтобы обработать два феддана, — объясняет он свою неторопливость. — Раз сила еще есть — значит, справлюсь, — он показывает свои руки. — Еще отец учил: «Человека труд кормит». Это понимали в нашей семье все. Поэтому всю жизнь я ждал одного: земли, к которой мог бы приложить свои руки.

Вот сюда, на почетное место, — Атия показывает на стену, — мы повесили портрет нашего Гамаля. И ждали, когда революция дойдет до села. Мысленно мы были с нашим Гамалем в дни агрессии, следили за тем, как строится плотина на Асуане. У нас в селе тоже начались перемены. Пришло электричество, появились школа, больница, пункт помощи беднейшим крестьянам.

Мы знали, что в других деревнях отбирают землю у феодалов и делят ее между крестьянами, но в нашей деревне и отбирать-то было не у кого, кругом почти одна беднота. Так что от реформы мы получили немного. Один феддан стал я арендовать у государства, другой — у дальних родственников, что побогаче. Правда, в деревне создали кооператив, через него идет сбыт продукции, там можно получить и сельскохозяйственные орудия, и денежную ссуду.

Однажды на окраине деревни соорудили каменный столбик с табличкой. На нем написали, что здесь будет построена образцовая деревня Бани-Мур. Все продумали архитекторы, даже план и место расположения виллы президента. Столбик с табличкой так и остался стоять на окраине, посреди поля, куда складывают теперь мешки с хлопком. А образцовой деревни не построили.

Гамаль сказал, что сначала должны стать образцовыми все пять тысяч египетских деревень. А потом настанет очередь и Бани-Мура, — немного с горечью, немного с сожалением говорит Атия. — Наш Гамаль не хотел, чтобы люди судачили, будто он отдал предпочтение своей деревне.

Мне вспомнились слова, сказанные президентом во время его последнего визита в Асьют в 1965 году. «Я пришел к вам не с подарками, — говорил он землякам, — все, что есть у меня, это огромная ответственность, которую я хочу возложить на ваши плечи». Созидать, бороться и строить. Это и есть та великая ответственность, которую Насер завещал своему народу.

После смерти Г. А. Насера власть в стране временно перешла согласно конституции в руки единственного в то время вице-президента А. Садата.

Соратники Насера, те, кто на протяжении многих лет вел вместе с ним тяжелую борьбу за укрепление национальной независимости, считали, что израильские агрессоры могут воспользоваться брешью, которая возникла в связи со смертью президента Насера, если почувствуют шатание и раскол в руководстве. Они не хотели, чтобы борьба за президентское кресло, которая могла возникнуть, отвлекала внимание и силы от решения основной наболевшей проблемы — ликвидации израильской оккупации арабских земель. Садат не встретил поэтому сколько-нибудь серьезной оппозиции, когда выдвинул свою кандидатуру на пост президента. В конце концов, он считался ветераном, одним из тех, кто работал вместе с Насером со времени революции 1952 года. 15 октября 1970 года состоялись выборы, и Анвар Садат стал новым египетским президентом.

Через несколько месяцев после парламентской сессии, утвердившей Садата в должности президента республики, иностранные корреспонденты, аккредитованные при египетском министерстве информации, были приглашены на заседание Верховного суда. Раньше иностранных корреспондентов обычно приглашали на заседания Верховного суда, когда выносились приговоры врагам египетской революции.

В этот раз были сняты со своих постов и преданы суду вице-президент республики А. Сабри, первый секретарь ЦК АСС Абу Нур, министр внутренних дел Ш. Гомаа и многие другие египетские руководители. В результате этих событий, официально названных «исправительным движением 15 мая», изменилось соотношение сил в египетском руководстве. Садату оказали поддержку силы, находившиеся в прошлом в оппозиции к президенту Насеру. В результате положение Садата значительно укрепилось. По его инициативе была проведена реорганизация Арабского социалистического союза, распущен действовавший в рамках АСС «Авангард социалистов».

Реакционные силы, опираясь на поддержку извне и спекулируя на трудностях борьбы за ликвидацию последствий израильской агрессии, активизировали свою деятельность, направленную на подрыв завоеваний июльской революции 1952 года, сразу же после смерти Насера. Под их давлением были освобождены из тюрем откровенные враги египетской революции, в том числе члены организации «братьев-мусульман». Многим из представителей буржуазии и феодальной верхушки возвращены политические права, которых они были лишены при Насере за свою контрреволюционную деятельность. Известные и в прошлом реакционные деятели вновь оживились, стали активно выступать на страницах египетской печати, захватывать важные политические позиции.

Национально-патриотические силы стремились отстоять достижения египетской революции, дать отпор проискам реакции. В июле 1971 года Всеобщий национальный конгресс АСС принял «Программу национальных действий», в которой вновь подчеркивалась необходимость развития Египта по пути прогресса. Однако послабления, сделанные реакции и капиталистическим элементам, начали уже сказываться. Новый египетский парламент восстановил в апреле 1972 года право помещиков на получение компенсации за изъятую у них землю. Им были предоставлены значительные льготы.

• Предыдущая
• 47/52
• Следующая