Гамаль Абдель Насер - Агарышев Анатолий Аркадьевич - Страница 22

• Предыдущая
• 22/52
• Следующая

После мороженого Насер и Даллес встали из-за стола, вышли в гостиную, сели в мягкие кресла, закурили. Беседа, начатая во время обеда, продолжалась.

— Черчилль просил президента США не продавать египтянам оружие, — сказал Даллес. — Кроме того, — прибавил он, — Эйзенхауэру по ошибке показали старый список, составленный еще при Фаруке. Там речь идет о легком стрелковом оружии, которое «федаи» применили в свое время против англичан на Суэцком канале. Ошибку, конечно, можно исправить…

Он, Даллес, готов помочь и, в свою очередь, рассчитывает, что ненормальные отношения между Египтом и Англией надо урегулировать. Кроме того… И тут Даллес неожиданно перешел к другой теме, начав разговор о военном союзе на Ближнем Востоке.

— Против кого вы создаете этот союз? — осторожно спросил Гамаль Абдель Насер.

Даллес счел нужным быть откровенным.

— Против СССР, — ответил он, затянувшись гаванской сигарой.

— Зачем же нам вступать в этот союз? — удивился Насер. — Советский Союз за тысячи миль от нас. Между нами нет никаких противоречий. В нашей стране уже семьдесят лет находятся английские войска. Вот наши враги.

— Но англичане останутся здесь как члены союза. Они будут действовать под флагом «оборонительного сообщества», — попробовал убедить Насера Даллес.

— Если бы я сказал, что англичане, изменив вывеску, из оккупантов превратятся в союзников, египтяне бы не поверили, — заметил Насер. — Они сказали бы, что меня заставили пойти на это восемьдесят тысяч английских солдат, размещенных в зоне канала…

Этот разговор, который приводит в своей книге Хейкал, показывает, как настойчиво отстаивал Насер в беседах с американскими государственными деятелями интересы своей страны. В то же время Даллес уехал из Египта, окрыленный надеждой. Он чувствовал правоту Насера. В том, что Египет удастся втянуть в военный пакт, он не сомневался. Но Насеру, будущему союзнику, необходимо было помочь обрести «популярность и поддержку в стране». Для этого надо вывести английские войска из Египта. Даллес отправился «убеждать» Англию…

Но Насер не считал эту встречу очень успешной. Американское оружие так и не начало поступать в Египет. Даллес послал генералу Нагибу два кольта, отделанных серебром. Черчилль немедленно позвонил Эйзенхауэру и сказал, что такой подарок будет только «подогревать страсти египтян».

Однажды на заседании Совета руководства революцией обсуждался вопрос о возведении радиобашни для министерства иностранных дел и разведки. Средств на это строительство не хватало. И вот во время одной из дискуссий Насеру сообщили, что некий «частный американский источник» может предоставить деньги в его личное распоряжение. Насер пожелал выяснить, что это за «щедрый» меценат. Оказалось, что деньги предлагало ЦРУ.

Бывший агент ЦРУ Коупленд рассказывает в своей книге, что ему было поручено подкупить Насера.

«После короткой консультации с сослуживцами, — пишет Коупленд, — офицер безопасности весело предупредил, что вооруженная охрана посольства, которой было поручено сопровождать меня до дома Хасана[13] в Маади, вызовет подозрения. Я велел ехать загородной дорогой. Возможно, что меня с двумя чемоданами, в которых находилось три миллиона долларов наличными, вез самый нечестный шофер в Каире…

Хасан с двумя телохранителями принял меня у себя дома в Маади без какого бы то ни было энтузиазма или даже интереса. Соблюдая формальности, он пересчитал деньги дважды и обнаружил в чемоданах 2999990 долларов вместо трех миллионов. „Не будем переживать из-за десяти долларов“, — сказал он, садясь со своими телохранителями в „мерседес“, который должен был отвезти его в резиденцию Насера, расположенную в противоположном конце города…»

Насера возмутила подобная наглость: если американцы столь бесцеремонно поступали с высшими египетскими должностными лицами, то легко было представить, как они вели себя с обычными чиновниками. Сперва Гамаль хотел вернуть деньги и сделать заявление о том, как американцы пытались его подкупить. Именно так поступил однажды президент Сингапура, которому ЦРУ пыталось вручить такую же сумму в аналогичной ситуации.

Хасан аль-Тухами, которому Коупленд передал деньги, предложил построить на них скульптурное сооружение «наподобие сфинкса»: «голова с огромным носом», и на переднем плане — «рука с большим пальцем, приставленным к носу, и четырьмя пальцами, направленными вверх».

Насеру идея показалась хорошей, однако «недостаточно тонкой». Вместо этой скульптуры он решил соорудить «что-нибудь без явного намека, но достаточно большое, заметное, дорогое и прочное…» и передал деньги на строительство радиотрансляционной башни. «Пусть наша разведка бдительно следит за деятельностью США», — добавил он.

«Так была построена „Каирская башня“, которую мы, американцы, каждое утро видим перед собой через Нил, садясь завтракать на балконе отеля „Хилтон“», — писал Коупленд.

Насер считал эту башню «монументом, напоминающим ЦРУ о провале его планов в Египте».

В период подготовки и осуществления революции у «свободных офицеров» не хватило времени развить свои политические взгляды до четкого представления о том, какое общество они хотят построить. Некоторые из них симпатизировали «братьям-мусульманам», другие марксистам, большинство же офицеров, в том числе сам Насер, считали себя «националистами».

Английский биограф Насера Мэнсфильд утверждает, что инициатор переворота руководствовался «не политической идеологией или философией, а лишь страстным национализмом, основанным на увлеченном изучении истории». Опыт развивающихся стран, однако, показывает, что честные и истинные патриоты, исповедующие националистические взгляды, рано или поздно приходят к пониманию необходимости определить свое отношение к трудящимся классам и прояснить свои идеологические позиции.

Насеру пришлось жить и работать в особых условиях. Египетское общество, отличавшееся тогда неуверенностью в собственных силах, которую привили египтянам колонизаторы, не могло представить, что страна способна обойтись без иностранцев. Насер же с юных лет был убежден, что египтяне обладают всеми качествами для того, чтобы успешно управлять своей страной. Уже одно это выделяло его среди десятков и сотен других соотечественников, смирившихся со своим положением, подавивших в своей душе чувство национального достоинства.

В то же время Насер прекрасно понимал, как трудно египтянам стать на путь национального возрождения.

«Угнетение, несправедливость и разруха были обычным явлением в Египте на протяжении долгих столетий… — писал он в „Философии революции“. — Моральный гнет, порожденный колониализмом, в значительной степени объясняет определенные моменты нашей политической жизни. Вот почему, как мне кажется, многие египтяне являются простыми наблюдателями развития революции, ожидающими результатов борьбы, в которой они не принимают участия. Большинство из нас до сих пор не способно избавиться от унаследованного чувства, будто страна не принадлежит нам, будто мы только временные гости».

Насер не скрывает своего горького разочарования, когда говорит о том, как встретил египетский народ революцию 1952 года. «Я думал, — писал он, — вся нация ожидала накануне революции 23 июля первого проблеска света, чтобы поспешить сомкнутыми рядами к великой цели. Я верил даже, что наша роль заключается в том, чтобы дать сигнал, и что стоит нам продержаться несколько часов, как массы сами придут к нам… Но действительность была совершенно иной. То, что произошло после 23 июля, было разочаровывающим. Свет вспыхнул, авангард штурмовал крепость тирании и сверг Фарука. Мы ждали священного марша и сомкнутых рядов. Долго ждали… Массы пришли, но как отличалось это от того, что рисовало воображение. Они были разобщены и хаотичны».

Революционеров, тех, кто сам ждал от народа помощи, люди «забросали петициями и жалобами». «Они, — пишет Насер, — желали не справедливости, а мести. Если бы в те дни меня спросили, чего я хочу более всего, я бы ответил — услышать египтянина, который употребил свои таланты на что-нибудь иное, кроме клеветы на другого египтянина».

• Предыдущая
• 22/52
• Следующая