Физрук-9: назад в СССР (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 4

В скромной трехкомнатной квартире звучала заграничная музыка. Пахло дорогим табаком. Звучали голоса. Мужские. Оглядев меня с головы до ног, замдиректора швейной фабрики по сбыту разочаровано поджал губы. Ну да. В моих руках не было сумки с лейблами, зато имела место непонятная хреновина. Кивнув, Серушкин жестом гостеприимного хозяина показал на дверь одной из комнат. Голоса звучали из другой. Я, не разуваясь и не раздеваясь, прошел, куда меня попросили.

Судя по обстановке — это был рабочий кабинет хозяина квартиры. Помимо письменного стола, старинного кресла и книжного шкафа, здесь была куча упаковок из полиэтиленовой пленки, сквозь которую проглядывала разноцветная ткань. Похоже, это был своего рода склад готовой продукции подпольного цеха — основы жизненного и коммерческого успеха Андрея Антиповича. Сам Серушкин выбросил из другого кресла кипу упаковок, пригласил меня садиться. Воспользовавшись предложением, я уселся, положив на колени ДМРД.

— Вы привезли посылку от товарища Арабова? — не сводя глаз с деморализатора, спросил Серушкин.

— Привез, — не стал скрывать я.

— А-а! Вы ее, наверное, в машине оставили?

— И в машине ее нет. Она в надежном месте.

— Понимаю-понимаю, вероятно, вы хотите пересмотреть условия нашего договора… Ну как же! Вы сейчас такой человек. Что теперь вам две тысячи… Пять вас устроят?

— Нет, я хочу пересмотреть условия всей вашей работы, товарищ Серушкин.

— Любопытно! — проговорил Антипыч. — Рискну предположить, что вы хотели бы иметь долю в общей прибыли.

— Напрасно рискуешь. У меня совсем иное предположение.

— С нетерпением жду.

— Кончай с подпольной коммерцией. Выводи бизнес на легальные рельсы.

— Это каким же образом?

— Выходи на директора с предложением открыть при фабрике комсомольско-молодежный цех по пошиву современной одежды. Модельеры на фабрике есть, ткань, фурнитуру и прочее на первых порах за счет нетрудовых доходов закупишь, ну а там дело пойдет. Зарплата, премиальные и так далее. Будешь жить может и не богато, но зато честно. У всех на виду. А главное, у милиции не будет никаких претензий. И не кончишь ты свою жизнь, милок, у стенки, пахнущей сырой штукатуркой? Почему — сырой, спросишь? Потому, что ее часто штукатурят, чтобы следы от пуль скрыть.

— Типун тебе на язык! — выдохнул Серушкин, с которого мгновенно слетела респектабельность. — И вообще, хватит трепаться! Гони лейблы. А остальное не твое дело, хотя ты и босс.

— Хамишь, парниша.

— Я не понимаю, чего это перед тобой все стелятся? — совсем распалился он. — По-моему, ты просто фраер дешевый! Бабки отстегивают тебе за здорово живешь, а ты еще палки в колеса вставляешь!.. Короче — так! Сейчас подойдут люди, проводят тебя, отдашь им лейблы, получишь свои два куска и засохнешь! А будешь рыпаться…

Кивая, я нехотя поднялся и словно на миг потерял равновесие, качнулся к столу, как бы случайно схватился за настольную лампу, явно не отечественного производства. Лампа не помогла мне удержаться на ногах, выскользнула из пальцев и улетела в окно. Подставка настольной лампы массивная и потому она вынесла оконное стекло и канула в темноте. Мой визави завизжал, как баба, и в кабинет ворвались два облома, видать, те самые, которым я должен был отдать лейблы, получить две штуки и засохнуть.

Драться с этими воплощенными недостатками педагогической деятельности моих предшественников я не стал. Много чести. Попросту повернул регулятор мощности «домры» на средний уровень и чуть качнул вправо и влево стволом. Телохранители Антипыча мигом утратили интерес к происходящему, слезы брызнули у них из глаз и размазывая сопли пудовыми кулаками, они повернулись широкими спинами к своему патрону и потопали прочь.

— Эй вы, дебилы! — заорал Серушкин. — Назад, козлы!

— Не надрывайся, — сказал я ему. — Не послушаются. Они сейчас полны раскаяния и горестных размышлений о своей не задавшейся жизни.

— Что ты с ними сделал⁉ — вытаращил глаза замдиректора.

— Я⁈ Ничего.

— Не зря о тебе болтают, что ты черт… — прохрипел он, бледнея на глазах. — И пацаны твои… Я думал, бабья брехня… Теперь вижу — не брешут бабы…

— Ну черт не черт, — проговорил я, — а кое-что умею…

Антипыч задрожал и вдруг упал на колени.

— Ваше свят… — Хотел было перекреститься Серушкин, но рука его упала. — Нет-нет, прости, владыка! — забормотал он. — Возьми мою душу, дай только пожить в свое удовольствие, и чтобы в тюрягу не угодить!

— Да ты за кого меня принимаешь? — проговорил я. — На хрен мне не сдалась твоя поганая душонка… Живи, как знаешь, только от Маши Вершковой отстань, не тебе чета. И насчет комсомольско-молодежного цеха подумай, ежели и впрямь в тюрягу не хочешь.

— Я все сделаю, повелитель! — простонал Антипыч.

Не вставая с коленей, он добрался до письменного стола, открыл ящик, который запирался на ключ, выдернул, принялся вынимать из него пачки денег и швырять их на столешницу.

— Возьми деньги, владыка, — бормотал он. — Как я сразу не понял, идиот!.. Ты же тогда сказал нам всем — для детей деньги, для ТВОИХ детей! В этом спасение наше.

Чтобы не расстраивать несчастного, который, похоже, умом тронулся, я сгреб со стола денежные пачки и рассовал по карманам. Кинул последний взор на Серушкина. Тот стоял на коленях и плакал. Не задел ли я его случайно лучом из ДМРД? Как бы то ни было, получил Андрей Антипыч по заслугам. А то, что он принял меня за Мефистофеля… или еще кого из этой братии, так это мне даже на руку… Больше бояться будут, и меньше ерепениться… Хуже, что о пацанах, похоже, стали просачиваться слухи. Откуда утечка? Вряд ли — от Тигры.

Скорее — от родителей. Ведь не одна Ксюха чует неладное, другие — тоже. Сестра понимает, что это мои пацаны и зря трепать языком не будет, а вот другим незачем играть в молчанку. Так и начинаются расползаться слухи. Это-то и хреново. Где слухи — там суеверия, где суеверие — там страх, где страх — там злоба. А где злоба — там насилие. Пацаны могут оказаться в положении средневековых ведьм. И кто знает, может, вот от этой злобы тупой невежественной толпы придется их защищать. Еще одна беда на мою голову.

Погрузившись в «Волгу», я поехал домой. Еще днем я обратил внимание на то, что в багажнике побрякивает что-то тяжелое. И вот теперь снова услышал и вспомнил, там же до сих пор лежит ящик, который нашли в подземелье пацаны, а я вытащил его на поверхность. Блин, надо его в квартиру занести. Что я и сделал. А заодно прихватил из багажника монтировку. Стоило взглянуть, что там внутри? Может — просто кирпичи, а я зря горбатился? Во всяком случае, когда я волок ящик в квартиру, в нем что-то глухо брякало.

Втащив его в прихожую, я разделся и разулся. Примерился было подцепить монтировкой крышку, как раздался телефонный звонок. Пришлось отложить инструмент. Выпрямился, пошел в большую комнату. Взял трубку.

— Слушаю!

— Саша, здравствуй! — послышался в трубке голос Антонины Павловны.

— Привет! — отозвался я. — В школе виделись вроде…

— Прости, что так поздно, но у нас ЧП.

— Час от часу не легче… — вздохнул я. — Что еще стряслось?

— Позвонила мама Тимы Фирсова, сказала, что сын не вернулся из школы, — затараторила Тигра, — а полчаса назад ей позвонил какой-то тип и сказал, что Тима у него, с ним все в порядке, чтобы в милицию не звонила, а если она хочет, чтобы сын вернулся целым и невредимым, пусть его учитель приедет в известное ему место… Какой из учителей, тип не сказал… Мама Фирсова вся в слезах, говорит, что ничего не понимает, в милицию боится обращаться, а вдруг сынишку убьют…

— Так. Ты прежде всего сама успокойся. Номер мамаши Тимки у тебе есть? И напомни, как ее зовут

— Да, есть, — откликнулась Антонина Павловна. — Мария Михайловна. Запиши номер.

— Диктуй! — записав, названные Разуваевой цифры, я сказал: — Сейчас я ей позвоню. Потом — тебе.

Надавив на рычажок аппарата, я набрал номер Фирсовой. Трубку взяли сразу и дрожащий женский голос сказал: