Последняя Пасха - Бушков Александр Александрович - Страница 54
- Предыдущая
- 54/63
- Следующая
– Молодой, – сказал участковый нейтральным тоном. – Да все тут ясно: распустил язык, как шнурок, кто-то хваткий прослышал про деньги… По нашим меркам сто тысяч… – он печально присвистнул. – Улучил момент, зашел, ткнул в сердце, обнес квартирку – и улетучился. Тут уж собутыльниками не пахнет нисколечко, когда своего кончают дурные собутыльники, все по-другому выглядит, навидался. А здесь – чистенько, не видел никто ничего, не слышал… Вообще, найти можно. Будь это мой район, я бы, может… А позвольте спросить… Вы здесь жить собираетесь?
– Да нет, – сказал Смолин. – Я ж говорил, меня только вещи интересуют. Продам ее потом…
– Никто ж вам сотки не даст. Перебор.
– Я не в накладе, – сказал Смолин.
– Понятно… – участковый посмотрел на улицу. – Значит, жить не будете… Логично. Что вам здесь после Шантарска делать… Жаль вообще-то. Хороший был дом, и этот, и соседний. Спокойные были дома. Мелочевка случалась, конечно, но чтобы особое беспокойство… А теперь ломай голову, что тут будет, кто тут будет… Василий Яковлевич, за нескромный вопрос не обидитесь?
Смолин пожал плечами.
– Не сидели, часом?
– Ого! – Смолин, с любопытством посмотрел на участкового: – Глаз у вас… Давным-давно. В далекой бурной молодости.
– По глупости?
– Да нет, откровенно говоря, – сказал Смолин, – за то, что нынче считается безобидным делом, а раньше каралось беспощадно…
– Это как?
– Серебряными монетками торговал, – сказал Смолин, – и прочими древностями. Нынче это в порядке вещей, а вот прежде… Что, неужели до сих пор заметно?
– Кому как, – ответил участковый с некоторой горделивостью в улыбке. – До сих пор, значит, есть у вас в облике что-то такое… говорящее… Судимость снятая?
– Давненько…
– Ну и лады… Василий Яковлевич, а вы, случайно, не в курсе, что с книгой?
– С какой?
– Которую старик писал, Никанор Олегович.
– Знали его? – спросил Смолин уже с живейшим интересом.
– Ну еще бы. Я на этом участке восемнадцать лет. Как же не знать такую местную знаменитость… Интересный был человек.
– А вот ходят дурацкие слухи, будто убили его…
– Да вроде непохоже, – сказал участковый. – Ни на шпану, ни на ограбление не похоже. А если это исключить, то получается, что и не за что. Всегда ведь, если мотив есть, он себя проявить должен. А тут – никакой зацепки… Так вы про книгу не знаете? Которую он незадолго до смерти закончил?
– Только то, что он ее писал. А вы что про нее знаете?
– Старик говорил как-то. Беседовали, не раз, – сказал он с некоторой гордостью. – Работа у нас грязная, нудная, приятно поговорить про отвлеченное… я ведь старые его книжки читал. На пенсию готовлюсь, заранее ищу занятие, начал книжки почитывать про исторические загадки и тому подобное… Он в детали не вдавался, но говорил как-то, что книжка будет интереснейшая – он спину гнул над документами…
«Интересно, над какими? – подумал Смолин. – Над музейными? Что же в музейных документах было такое, за десятилетия ускользнувшее от цепкого взгляда музейщиков, которые тоже всевозможные загадки обожают? А потом пришел краевед с орлиным взором… Сомнительно. Должно быть что-то другое, но в квартире-то ни документика…»
– Старик даже спонсора нашел, представьте себе, – продолжал участковый. – Я их видел дня за три до… – он скорбно поджал губы. – Шли, разговаривали. Приличный такой человек, при галстуке, лицо интеллигентное, сразу видно… Расстались они – а Никанор Олегович на седьмом небе, за версту видно. Я полюбопытствовал, а он так и говорит: верил бы в бога, решил бы, что услышал бог молитвы, послал спонсора. Человек серьезный, мало того понимающий, так что вскорости издадут…
Уставясь в потолок, будто усиленно припоминая что-то, Смолин протянул:
– Это не Борзов ли будет? Валерий Семенович? Вроде бы он что-то такое говорил… Представительный такой, седоватый, но усы черные…
– Да вроде нет, – сказал участковый. – Седины не помню. Человек самый обыкновенный, примерно наших с вами лет… Интеллигентный. Усы были, да, но не черные, а как бы… – он с досадой мотнул головой: – Я ж не присматривался специально… Увижу – узнаю сразу, а так и не опишу…
«Значит, таинственный спонсор – все же не выдумка директрисы музея, – отметил Смолин. – Существует в реальности… только где ж его искать и как?»
Он прислушался: в дверь стучались, и это был кто-то свой: знал, что не по войлоку следует барабанить, а постучать по косяку в определенном месте, и внутри прекрасно услышат…
– Извините… – Смолин вышел в прихожую.
На площадке стоял Фельдмаршал в сопровождении невысокого крепкого мужичка примерно тех же лет, с характерной физиономией, выдающей бывшего служаку.
– Знакомься, – сказал Фельдмаршал. – Это и будет Василий Яковлевич… Царь и бог антикварного дела.
– Очень приятно, – крепыш крепко тряхнул смолинскую руку. – Кравец, Кирилл Петрович, мы со Степой служили когда-то…
– Так это вы, значит, секретной службою на приисках заворачиваете? – спросил Смолин.
– Ну, громко сказано – заворачиваю… Так, не последний… У меня к вам разговорчик, Василий Яковлевич, типа служебной необходимости… Как, ничего?
– Да бога ради, – сказал Смолин, – только сначала дела закончу. У меня тут по квартире бродит молодой, ретивый мент, показания снимает со всех и каждого, включая холодильник…
– Ох ты! Случилось что?
– Да так как-то… – поморщился Смолин, – убили, оказывается, мужичка, у которого я эту квартиру купил. Деньги, видимо, засветил по пьянке, разболтался… Вот здешний Пинкертон и трясет всех и каждого…
– Ну, пойдемте, посмотрим, что за Пинкертон… Пожуем – увидим… – и он направился в квартиру весьма энергично.
Смолин оглянулся на Фельдмаршала – тот был какой-то смурной, но не было времени разговаривать. Он пошел следом за напористым гостем. Из спальни, он видел с порога, как раз показались Шварц и «убойный» – последний выглядел не особенно торжествующим, зато Шварц, наоборот, безмятежно ухмылялся. До Смолина долетела его громкая реплика:
– Так что, ежели у английской королевы брюлики попятят или Оружейную палату ломанут – милости прошу подозревать, мы завсегда исполнительные! Только вот насчет Джона Кеннеди – чистый поклеп, прошу не шить!
Шумилов, в целях сохранения лица, притворялся, что ничего этого не слышит, шагает сам по себе.
– Игорек! – жизнерадостно воскликнул Кравец. – А я-то слышу – пришел Пинкертон, ужасти разводит, подозревает всех и каждого… Ты что тут сыщиков-разбойников развел? Кончай, кончай, у нас дела серьезные… Адью и оревуар, значить…
Произнесено все это было с улыбочкой, но достаточно твердо – так что означало не особенно и зашифрованное предложение выметаться отсюда к чертовой матери. Что характерно, крутой товарищ Шумилов в бутылку не полез, а ответствовал вполне смиренно:
– Да что вы, Кирилл Петрович, формальности сплошные…
– Ну вот заканчивай быстренько свои формальности – и на крыло! – уже без улыбки напутствовал Кравец.
«Ничего удивительного, – подумал Смолин. – Градообразующее предприятие, к тому ж знаменитые куруманские золотые прииски, давным-давно отошедшие в руки микроолигархов. Логично будет догадаться, что приисковые тут и правят бал…»
Смолин вежливо распахнул перед Шумиловым дверь на кухню. Тот, стараясь без особой необходимости не встречаться взглядом, вновь раскрыл папочку:
– Прочтите и напишите внизу: «Мною прочитано, с моих слов…»
Смолин пробежал собственные показания, изображенные довольно неразборчивым почерком, не нашел ничего, что его не устраивало бы, и вывел внизу соответствующую формулу. Пробормотав, что еще придет, если что, Шумилов кивнул и постарался побыстрее покинуть место действия. Зато с участковым Смолин раскланялся вполне уважительно.
Едва представители власти удалились, на смену им в кухню проворно протиснулся представитель микроолигархии, на ходу снимая с плеча плоскую черную сумку специфического вида. Извлек оттуда плоский черный ноутбук, поставил на стол, проверил предварительно его на шаткость, раскрыл. Закрыл дверь, опустился на стул и привычно включил компьютер:
- Предыдущая
- 54/63
- Следующая
