Последняя Пасха - Бушков Александр Александрович - Страница 15

• Предыдущая
• 15/63
• Следующая

– Пошли, – вздохнула Инга, тоскливо оглянувшись на еще видневшийся пригород, какую-никакую, а все же цивилизацию с электрическими лампочками, автобусами и домами.

Сначала они так и двигались по склону сопки, постепенно понижавшемуся. Когда длинная сопка, как бы выразился городской человек, кончилась, они оказались в нешироком распадке, за которым красовалась вторая сопка, столь же длинная и столь же постепенно понижавшаяся. Смолин, не собирался разыгрывать супермена и достал карту: чрезвычайно походило на то, что обозначенная самой тонюсенькой линией дорога, потому и делала дугу, чтобы обогнуть место, где сопки сходили на нет.

Вскоре, к их радости, они наткнулись на помянутую дорогу – точнее, то, что от нее осталось. Сразу видно было, что именно тут и пролегала лет двадцать назад лесная дорога: пространство метров в десять шириной резко отличалось от окружающей тайги: вместо могучих елей на всем протяжении бывшей дороги росли негусто молоденькие деревца толщиной не более чем в руку. Не самый удобный путь, но теперь сбиться с него было решительно невозможно.

Инга поначалу отвлекалась на всякую экзотику вроде цокавших из-за стволов белок и не встречавшихся в городе птиц, но довольно быстро этой сомнительной экзотикой пресытилась и шагала, не особенно и глядя по сторонам. Странствие это, как ему и полагается, было чертовски скучным: шагаешь себе и шагаешь, мимо столь одинаковых деревьев, что кажется, будто кружишь на одном месте, поглядываешь под ноги, чтобы не пропустить коварную ямку, корягу, а то и змею. Говорить особенно не о чем, опасностей никаких, но и поводов для веселья тоже. Тайга – очень скучное место, если ты в нее нагрянул не романтическим туристом, а просто вынужден отмахивать километры по неотложной надобности…

Первое время Инга вертела головой чуть ли не на триста шестьдесят градусов – опасливо высматривала медведя. Имевший об этих животных некоторое представление Смолин не стал ей говорить, что они вполне могли миновать на дороге пару-тройку косолапых – медведь способен передвигаться абсолютно бесшумно и, учуяв человека, попросту тихонечко растворится в чащобе так, что не увидеть его и не услышать…

Может быть, кто-нибудь Смолину и звонил – он не стал переключать телефон с «беззвучки». Разговаривать о текущих пустячных делах посреди этой дикой чащобы, с его точки зрения, было бы излишним сюрреализмом. Инга, когда он ей это изложил, с ним согласилась.

Чуть ли не час парочка шагала по вырубке, ничуть не похожей на те, которые Смолин поневоле видел. Никаких куч помаленьку гниющих бревен, с российской щедростью невывезенных, практически пустое место с едва видневшимися над землей пнями: деревья были срезаны, что называется, под самый корешок. Судя по этакой скрупулезности, они наткнулись на одну из тех делянок, которые на закате советской власти выделяли японцам. Никто другой, кроме японцев, так бы не сделал: деревья спилены так, чтобы не потерять и сантиметра деловой древесины, на месте доброй половины пней виднеются лишь обрубленные корни (выкорчевали самые подходящие), щепы не осталось ни горсточки. Подданные императора старательно сгребли все сучья, ветки, чуть ли не каждую хвоинку. Наглядный урок щедрой русской душе, который означенная душа, ручаться можно, принимать к сведению не собиралась…

Вырубка наконец кончилась. Встретился ручеек с чистейшей прозрачнейшей водой, и они с превеликой радостью напились.

Издалека доносились какие-то странные звуки – то ли тихое лопотание, то ли шелест. Смолин сначала насторожился, потом достал атлас, всмотрелся и довольно хмыкнул:

– Ну вот, нас можно поздравить. Совершенно правильно идем. Вот она, речка… Это речка шумит. Незаметно-незаметно, а полдороги отмахали.

– Правда?

– Сама посмотри. Мы примерно вот здесь…

– Может, тогда привал сделаем?

Смолин не стал разыгрывать сурового конкистадора-первопроходца из тех, что питались то сапогами, то ослабевшими членами экспедиции и шагали даже мертвыми. Полпути было пройдено, до темноты еще далеко, марш-бросок, в общем, проходит успешно (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!).

– Привал так привал, – сказал он. – Только сначала до речки дойдем, там посвежее и вообще…

– Мы через нее что, переправляться будем?

– Да нет, слава богу, – сказал Смолин, предварительно сверившись с картой, – нет необходимости. Дорога вдоль речки тянется, отсюда видно…

Речка была неширокая, метров пятнадцать, но быстрая и бурная. На том берегу сопки стояли сплошной стеной, собственно, это были уже не сопки, а голые каменные обрывы – серые и рыжие, ребристые – с деревьями высоко наверху. С первого взгляда видно, что там нет прохода ни для конного, ни для пешего, оттого-то, надо полагать, дорога и протянулась по берегу где они сейчас находились. Оказалось, впрочем, что и здесь есть обрывы, пусть и не такие крутые, как на берегу противоположном – по ним можно было запросто спуститься к воде.

С блаженным вздохом опустившись на траву, Инга разбросала руки, зажмурилась. Смолин присмотрелся. Особенно изможденной она не выглядела – а с чего, собственно? Километров восемь всего и отмахали, проспект Шантарских Пролетариев и тот двенадцать в длину…

– Особенно не разлеживайся, – сказал Смолин, чтобы не расхолаживать спутницу, не сбивать с ритма. – Десять минут – и двигаем дальше, пока энтузиазм не потеряли…

– Есть, капитан, – сказала она, не открывая глаз. – Как прикажете…

– Оставайся здесь, – попросил ее Смолин, – никуда не уходи, а я спущусь к воде.

– Зачем?

– А так, – пожал он плечами. – Как тебе объяснит любой шантарский археолог, именно в таких местах селился древний человек. В естественных пещерах под обрывом. А вдруг там, внизу навалом великолепной археологии…

– И дорогой?

– И дорогой, – произнес Смолин без улыбки. – Какая-нибудь уникальная резьба по мамонтовой кости – совет старейшин заседает…

– А над ними летающая тарелка повисла.

«Отлично, – подумал Смолин. – Шутим помаленьку. Значит, в хорошей форме».

– Вот именно, – сказал он задумчиво. – А то и письмена атлантов, которые именно в наших краях спасались после катаклизма… Ладно, я пошел.

Высмотрев подходящее пологое местечко, он осторожно стал спускаться к воде по каменистому склону. Речка бодренько струилась, шумя и брызгая. Оказавшись под обрывом, Смолин с удовольствием, повернувшись спиной к воде, справил малую нужду, потянулся. Тело ощутимо ныло – давненько уже он не предпринимал столь длинных пеших прогулок: то за столом, то в машине, дело даже не в годах, а в сидячем образе жизни, мать его за ногу… С гантелями, что ли, позаниматься или на спортивную ходьбу выделить часочек? По примеру цивилизованной заграницы? Они-то за собой следят тщательно, не то что мы…

Что-то явственно плеснуло посередине речки – таймень, может? В такой глуши они еще попадаются, не всех извели…

Смолин прошел еще несколько метров и оказался у самой воды, движимый бесплодным охотничьим азартом. Нет, не видно…

Потягиваясь, он лениво озирался вправо-влево.

И замер, словно током ударило. Присмотрелся. Да нет, не почудилось – с чего бы – не пил, не вымотался. Удачно, что называется, пошутил…

Там, слева, метрах в тридцати от Смолина, над самой водой зияла небольшая темная дыра, всего-то метров двух в диаметре. Перед ней – длинная полоса земли пополам с камнями. И там, среди камней, виднелось нечто, как две капли воды напоминавшее человеческий череп…

Есть какое-то правило, точнее, физический закон, смутно помнившийся Смолину со школьных времен. В северном полушарии реки помаленьку меняют русло, старательно, тихонько подмывая левый берег. Правило… правило… а хрен его помнит, того, в чью честь это правило названо. Главное, так и обстоит.

Здесь, несомненно, произошло то же самое: речка помаленечку смещалась влево, оставляя справа часть высохшего дна… а потом она по капельке подмыла обрыв, часть его обрушилась, открыв пещерку.

Смолин не колебался ни секунды – инстинкт сработал. Быстренько разулся, скинул брюки и в одних трусах, босиком, зашлепал по воде, осторожно ставя ноги, ежась, когда под изнеженные подошвы горожанина попадали камешки.

• Предыдущая
• 15/63
• Следующая