Тень и реальность - Свами Сухотра - Страница 9
- Предыдущая
- 9/75
- Следующая
Только осознав причину присутствия и отсутствия объектов восприятия, наше восприятие «обретет смысл». Шрила Баладева Видьябхушана приводит в пример кувшин с водой, который слуга переносит из одной комнаты в другую. Когда кувшин исчезает из поля нашего зрения, мы понимаем, что его унесли.[26] Однако, если мы забудем о том, чем вызвано присутствие или отсутствие кувшина, несовершенство наших чувств возобладает над нашим интеллектом. Увидев, что кувшина нет на месте, мы можем не поверить в то, что он исчез. Увидев кувшин перед собой, мы можем не поверить, что он появился. Подобная путаница свидетельствует об умственном расстройстве.
Для расстроенного ума истинность или ложность знания приобретенного с помощью чувств, становится серьезной философской проблемой. В «Шримад-Бхагаватам» (4.22.31) сказано:
«Лишившись своего изначального сознания, обусловленная душа утрачивает память о том, кем она была в прошлом, и перестает понимать свое нынешнее положение. А когда память потеряна, все знания, которые приобретает душа, основаны на ложной предпосылке. Душу, с которой это произошло, ученые мудрецы называют погибшей».
В период, начавшийся с Декарта, когда сомнение было возведено в ранг абсолюта, философы стали задаваться вопросом о том, существует ли в действительности то, что мы воспринимаем, а если существует, то где – во внешнем мире или в нашем уме. Приведем в пример рассуждения одного из современных философов на эту тему. Обратите внимание на то, как проблема замкнутости на себя, которая, как мы показали во введении, подрывает авторитетность свидетельств , теперь подрывает авторитетность свидетельств пратьякши.
«Если вы попытаетесь доказать существование внешнего физического мира, ссылаясь на то, что коль скоро мы видим здания, людей или звезды, значит, вне нас существуют предметы, которые отражают или излучают свет, попадающий нам в глаза и приводящий к тому, что мы их видим, в ответ на это легко возразить: „Откуда вам это известно?“ Вы просто в очередной раз утверждаете что-то о внешнем мире и своих отношениях с ним, которые неизбежно опираются на свидетельство наших органов чувств. Но положиться на это свидетельство о том, каким образом возникает визуальный опыт, вы можете лишь в том случае, если уже можете полагаться на содержимое вашего ума, дающего вам сведения об окружающем мире. А именно оно-то и ставится нами под вопрос. Когда вы пытаетесь доказать достоверность своих впечатлений, апеллируя к самим этим впечатлениям, вы попадаете в заколдованный круг и топчетесь на месте».[27]
Недостоверность фундамента эмпирического знания
Откуда мы знаем, можно ли доверять тому, что мы воспринимаем? Откуда мы знаем, когда ему можно доверять, а когда нет? Когда мы стоим на железнодорожном полотне, мы видим, что рельсы на горизонте сходятся, хотя нам известно, что ширина пути остается одной и той же. Мы знаем: то, что мы видим в данном случае, просто иллюзия. Откуда мы это знаем? «Если я пойду вперед, к горизонту, то я увижу, что расстояние между рельсами не меняется».
Здесь мы снова сталкиваемся с проблемой: наше доказательство снова замыкается на себя. Нам уже известно, что наше зрение несовершенно, поэтому мы видим, что рельсы на горизонте встречаются. Какое восприятие реально, а какое иллюзорно? В какой степени то, что мы, как нам кажется, воспринимаем, отражает реальный мир? Откуда я знаю, что цвет, который вы считаете голубым, это тот же цвет, который считаю голубым я? Откуда мы знаем, что все воспринимаемое нами не иллюзия?
Таковы некоторые из многочисленных вопросов, с которыми сталкиваются пратьякшавади, пытаясь установить истину посредством чувственного опыта. Наивный реализм, утверждающий, что все именно таково, каким кажется, бессилен отличить истинное восприятие от ложного.
Экспериментальную науку называют эмпирической, так как она ставит знак равенства между понятиями «достоверное знание» и «результаты непосредственного наблюдения». Однако ученые никогда не согласятся с тем, что их наблюдения тождественны наивному реализму. Но самое интересное, что, отделяя адекватное восприятие от неадекватного ученые исходят из предпосылок, опирающихся на тот же авторитет ipse dixit. Таким образом, восприятие, даже если оно регламентировано строгими правилами наблюдения, а границы его расширены с помощью инструментов, на самом деле не является мерилом истины в науке. Так называемые твердолобые реалисты, заявляющие, что они «считают истиной только то, что доказано эмпирической наукой», в главном принимают на веру предположения, которые не могут быть доказаны эмпирически.[28]
Одно из таких предположений состоит в том, что мир можно познать с помощью чувств. Другое – в том, что мир объективно реален. Эти предположения плохо согласуются друг с другом. Сказать, что мир объективно реален, значит сказать, что он независим от чувственного восприятия. Тогда что мы можем знать о мире? Мы можем знать только то, какое воздействие оказывает мир на наши чувства, но познать мир как таковой мы не в состоянии. Как замечает философ Д.У. Хемлин, проблема для эмпириков состоит в том,
«…что если мы воспринимаем только воздействие физических объектов на наши органы чувств, то мы не можем получить непосредственное знание о физических объектах. Поэтому мы не в состоянии верифицировать никакое утверждение о природе того, что вызвало наше восприятие, и следовательно, физические объекты сами по себе являются тем, что Иммануил Кант назвал „вещами-в-себе“, всегда непознаваемыми и находящимися вне нашего опыта».[29]
На самом деле «вещи-в-себе» – это Кришна и Его энергии таттвы. Но, как отмечалось выше, когда живое существо находится в своем изначальном состоянии сознания Кришны, оно ограничено и может воспринимать только впечатления от этих таттв, которые они оставляют, воздействуя на чувства. Поскольку причина этих впечатлений остается живому существу неизвестной, чувственное восприятие никогда не отражает реальности. Таким образом, оно не может выступать в роли самоочевидного авторитета.
Однако ученые, исходя из предположения о том, что человек способен познать мир эмпирически, с помощью чувств, по-прежнему стремятся получить непосредственное знание о реальности через восприятие. Вера в эмпирический метод побудила некоторых выдающихся философов науки отказаться от казуальной теории восприятия и предпочесть ей теорию, получившую название феноменализм.
Феноменализм
Согласно феноменалистической теории восприятия, вся информация о реальности поступает к нам от органов чувств, однако сама воспринимаемая реальность не может служить источником знания о тех данных, которые поставляют нам чувства; следовательно, вне и помимо данных чувственного восприятия не существует никакой глубинной реальности, воспринимаемой чувствами. Это утверждение вполне соответствует взглядам как эмпириков, так и скептиков.[30] Радикальные скептики, вроде солипсистов, утверждают, что наше восприятие «реальности» вполне может оказаться сном. Если в нем, помимо данных чувственного восприятия, нет никакой реальности, тогда все бытие есть просто состояние ума. Объективного знания не может быть в природе. Мы можем знать только то, что содержится в нашем уме, и нет никакого способа определения истинности или ложности нашего знания, который не зависел бы от нашего ума.
Эмпирики отвечают на это, что сравнения знания, полученного на основании чувственных данных, со сном неправомерно, потому что мы не имеем возможности проснуться и воспринимать реальность, не прибегая к помощи наших органов чувств. Реальность является непосредственно физической. Нам нет нужды гадать о существовании некой скрытой причины, вызвавшей появление физической реальности, поскольку «мозг каждого из нас, – по словам анатома Дж. З. Янга, – в буквальном смысле творит свой собственный мир».[31] Все, что мы знаем, зависит от физического строения нашего мозга: наш ум – лишь порождение нейрохимической деятельности мозга. И поскольку чувственное восприятие возникает в результате деятельности объективно существующей нервной системы, состоящей из сплетения нервных волокон, то и само восприятие является объективной реальностью. Скептики могут возразить на это, что «материя – это такая форма бытия, какой она видится уму».[32] Человеческий мозг, этот комок серого вещества, который мы видим внутри черепа, – не более чем мыслеобраз, к которому наш ум приклеил ярлык «физическая материя»! У нас нет никаких доказательств того, что мозг (или любая другая вещь, воспринимаемая нами) действительно является материей. К тому же ученые, которые доводят эмпирический метод до крайности, сами заявляют, что Вселенная «больше похожа на гигантскую мысль, чем на гигантский механизм».[33]
26
Шрила Баладева Видьябхушана. «Веданта-сьямантака» (1.9): анупалабдхишча на притхак праманам, гхатадй абхавасья чакшутатват, абхавам пракашайед индрийям свайям вишешана-мукхена напрасамгах.
27
Thomas Nagel. What Does It All Mean? 1987. P. 9.
28
Китти Фергюсон в своей книге «Огонь в цитатах» (1994. С. 8–9) перечисляет пять допущений, опирающихся на авторитет ipse dixit, которые наука унаследовала от западной религии: мир умопостижим, доступен восприятию, случаен (т. е. в видимом мире действуют случайность и выбор), объективен и един.
Мы называем науку эмпирической, потому что она особо выделяет второе допущение – мир доступен чувственному восприятию. Но там, где наука пытается преодолеть ограниченность чувственного восприятия (например, в области теоретической физики), на передний план выходит первое допущение. Читатель должен иметь в виду, что я не утверждаю, что наука полагается лишь на опыт и эксперимент. Важную роль в ней играет логика (индуктивная и гипотетико-дедуктивная) и даже скептицизм. Однако главная роль принадлежит эмпиризму. См. Ниже примечание 18.
29
D.W. Hamlin. The Theory of Knowledge. 1970. P. 170.
30
Есть много разновидностей скептиков. Одни говорят, что все воспринимаемое нами может быть или не быть реальным – нам не дано знать, так это или не так. Для других познание означает только непосредственный чувственный опыт, причину которого невозможно объяснить. Третьи утверждают, что человек может знать лишь то, что он существует и что мир – это плод его воображения. Для этих трех видов скептиков, как и для эмпириков, пределы чувственного восприятия совпадают с границей нашего знания.
31
J.Z. Young. Doubt and certainty in Science. 1951. P. 61.
32
Graham Dunstan Martin. Shadows in the Cave. 1990. P. 81.
33
James Jeans. The Misterious Univers. 1937. P. 22.
Это утверждение может служить определением идеализма, философской теории, согласно которой реальность имеет ментальный, а не физический характер. Эмпирики бывают как материалистами, так и идеалистами. Скептики, выступая против материалистического эмпиризма, как бы склоняются к идеализму, а выступая против идеалистического эмпиризма, как будто склоняются к материализму. Вопрос о точном употреблении вышеуказанных терминов остается открытым. В философской литературе Дэвида Юма называют то эмпириком, то скептиком, то крайним идеалистом, а то и мистиком. Карла Маркса одни называют материалистом, другие идеалистом.
В этой книге мы будем придерживаться определения, согласно которому эмпирик верит в реальность чувственных объектов и считает их объективно существующими, измеримыми предметами. У скептика их реальность вызывает сомнение. Это сомнение перемещает его представления о реальности на ментальный план, даже если он, подобно идеалисту, не заявляет «все есть ум». Полагая, что «все есть иллюзия», скептик единственной истиной считает свой ум, которому принадлежит мысль.
Современная наука объединяет эмпиризм и скептицизм. Например, палеоантропологи крайне скептически относятся к эмпирическим данным, не соответствующим дарвиновской парадигме. Они отбрасывают эти факты, считая их воображаемыми. Однако в конечном счете ученые стоят на позиции последовательного эмпиризма, исходя из предпосылки, согласно которой «не воображение, а физические законы определяют, возможно то или иное явление или нет» (Ralf Estling. The Trouble with Philosophers. Опубликовано в: «New Scientist». July 1996. P. 44).
- Предыдущая
- 9/75
- Следующая