КИМ 1 (СИ) - "Дмитрий" - Страница 48

15 мая 1935 года. 18:36.

4-я школа-коммуна. Москва, Садово-Триумфальная улица, дом 4-10.

В актовом зале красного кирпичного здания, в котором до революции располагалась мужская гимназия Пестова, а с девятнадцатого года - четвертая школа-коммуна, собрались все члены школьной комсомольской ячейки. На сцене стоял широкий стол, за которым помимо секретаря ячейки, отмечавшего входивших в зал комсомольцев, располагались двое сотрудников НКВД.

Наконец, секретарь отметил последнего вошедшего в актовый зал комсомольца, о чем и сообщил одному из сотрудников НКВД. Тот встал, одернул гимнастерку с лейтенантскими петлицами на воротнике, и позвонил в стоявший на столе колокольчик, привлекая к себе внимание.

- Здравствуйте, товарищи комсомольцы и комсомолки! - начал лейтенант. - Меня зовут Иван Синицин, лейтенант государственной безопасности. Народный комиссариат внутренних дел испытывает острую нехватку молодых грамотных сотрудников и, чтобы это исправить, товарищ Киров объявил комсомольский призыв в ряды НКВД. И от имени товарища Кирова я приглашаю всех выпускников вашей школы вступать в наши ряды!

Те, кто примет наше предложение и решит связать свою судьбу со службой в органах НКВД, будет проходить обучение в недавно созданных школах по новым, самым современным методикам. На выбор вам предлагаются специальности сотрудника службы правительственной связи, разведчика-нелегала и оперативного сотрудника. Если среди вас есть желающие вступить в ряды НКВД и встать на страже нашей социалистической родины - прошу записываться!

Закончив речь, лейтенант сел на свое место. В актовом зале же начались негромкие обсуждения. Далеко не все хотели служить в органах внутренних дел, одни из-за того, что в последнее время эта организация обладала довольно неоднозначной репутацией, другие же потому, что уже имели иные планы на свое дальнейшее трудоустройство. Однако несколько человек, вставших со своих мест и направившихся к столу на сцене все-таки нашлось. И первой среди них оказалась высокая девушка с длинными волосами цвета спелой пшеницы, заплетенными в две тугие косы.

- Имя? - спросил Синицин, подняв взгляд на подошедшую к нему девушку.

- Шнайдер Гертруда Рудольфовна, - ответила та с «каркающим» немецким акцентом.

Лейтенант Синицин с интересом окинул взглядом девушку, внешность и имя которой не оставляли сомнения в том, что перед ним немка. В принципе, в этом не было ничего необычного, немцев в России всегда было немало, но вот ярко выраженный акцент девушки давал основание предположить, что она была не из «русских немцев», а родилась в Германии и только недавно начала учить русский язык. Впрочем, Синицин решил, что это не его дело, ведь кандидатов на обучение в школах особого назначения все равно будут проверять, и только уточнил:

- В какую школу вы хотите поступить? В связисты? В разведчики?

- В ту, где готовят оперативных сотрудников, - твердо ответила немка.

Синицин хотел было возразить, что не женское это дело, быть оперативным сотрудником НКВД, но наткнулся на холодный взгляд девушки и молча вписал ее пожелание в список.

1 июня 1935 года. 13:30.

НИПСВО. Московская область, поселок Щурово.

Полгода прошли с момента появления Максима Белова в здании бывшего Смольного института. Срок, казалось бы, небольшой, но вполне достаточный, чтобы подвести некоторые промежуточные итоги.

Сергей Миронович Киров не только остался жив, но и был назначен на пост народного комиссара внутренних дел, заменив на этом посту Генриха Ягоду. Сам же Генрих Григорьевич пятого января тридцать пятого года был арестован за многочисленные должностные преступления, а двадцать пятого мая - приговорен к расстрелу. Два дня спустя приговор был приведен в исполнение.

В отличие от известной Максиму истории арест Ягоды не затронул его многочисленную родню. Никого из них не арестовывали и не высылали в места не столь отдаленные, разве что жена Генриха Григорьевича Ида Авербах была вынуждена уволиться с должность помощника прокурора Москвы, после чего вместе с сыном Гариком уехала к отцу в Ленинград, где вскоре устроилась работать рядовым следователем прокуратуры.

Двадцать девятого мая из Татарской АССР вернулся академик Губкин. Иван Михайлович весьма скептически отнесся к предложению начать поиски нефтяных месторождений в Татарстане, ведь, по общепринятому мнению, нефть там если и была, то в крайне незначительных количествах. Однако, получив задание на проведение разведки, Губкин прибыл в район деревни Ромашкино и начал бурение. И в ходе работ по бурению третьей по счету скважины из нее забил нефтяной фонтан!

Губкин был потрясен! Конечно, требовалось еще провести оценку как объемов нефти в данном месторождении, так и ее качества, но это был успех, да еще какой! По дошедшим до Максима слухам, Губкин, докладывая Сталин об успехах, чуть не подпрыгивал от восторга и требовал щедро наградить тех, кто сообщил информацию о данном месторождении, на что Сталин только усмехнулся и пообещал, что награда обязательно найдет своих героев.

К слову, о наградах. Иосиф Виссарионович не забыл разговора в поезде по пути в Москву, и на очередном заседании Политбюро поднял вопрос об учреждении Сталинской премии. После недолгого обсуждения предложение было принято, и началась разработка регламента присуждения новой премии, которое должно состояться в марте грядущего тысяча девятьсот тридцать шестого года, на пять лет раньше, чем это было в истории Максима.

Что же касается самого Максима Белова, то он с головой ушел в разработку стрелкового оружия и вскоре, не желая тратить по два-три часа на дорогу из Кремля на полигон и обратно, договорился с начальником полигона и поселился в общежитии для конструкторов, приезжая в свою кремлевскую квартиру только чтобы иногда посидеть за ноутбуком.

«От каждого - по способностям, каждому - по труду!»

Сен-Аман Базар, социалист-утопист.

Один год спустя…

19 июня 1936 года. 11:00.

Кабинет С. М. Кирова. Москва, улица Дзержинского, дом 2.

- Товарищ нарком, к вам лейтенант государственной безопасности Белов! - сообщил по телефону секретарь.

- Пригласите, - распорядился Киров.

Последний год с Максимом Беловым Киров виделся довольно редко, ведь тот, не желая тратить по несколько часов на дорогу на полигон и обратно, договорился с начальником НИПСВО Иваном Ионовичем Бульбой и получил комнату в тамошнем общежитии для конструкторов. С тех пор Максим практически постоянно жил на полигоне, лишь изредка приезжая в Кремль посидеть за ноутбуком и подготовить следующий пакет материалов для передачи в очередное КБ.

Когда Максим вошел в кабинет, Сергей Миронович окинул его оценивающим взглядом, отмечая произошедшие в молодом человеке изменения. С момента их знакомства в декабре тридцать четвертого Белов, которому вот-вот должно было исполниться восемнадцать лет, вытянулся еще на пару сантиметров в высоту и несколько раздался в плечах, отчего стал выглядеть заметно взрослее и солиднее.

- Здравствуйте, Максим! - улыбнулся Киров, вставая с кресла навстречу Белову. - Присаживайтесь!

- Здравствуйте, Сергей Миронович! - пожал Белов протянутую руку, после чего уселся на предложенное ему место.

- Рассказывайте, Максим, как идут работы на полигоне? - поинтересовался Киров, вернувшись в свое кресло.

- Замечательно, - ответил Максим, после чего полез в портфель и достал из него довольно пухлую папку. - Вот подробный отчет о результатах работ. Второй экземпляр, как мы и договаривались, отправлен товарищу Ворошилову.

- С отчетом я обязательно ознакомлюсь, - кивнул Киров. - А пока расскажите вкратце и своими словами!

- Все образцы стрелкового оружия успешно прошли как полигонные, так и ограниченные войсковые испытания и могут быть представлены правительственной комиссии, - начал Белов.