Жестокая схватка - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 26

• Предыдущая
• 26/58
• Следующая

– Пожалуй, хватит, – мрачно сказал Степищев. – Оставь мне бумаги, я потом посмотрю. – Он помолчал. – Значит, ко всем радостям нам добавился еще и известный киллер?

– Которого к тому же никто не может поймать начиная с девяносто седьмого года, – таким же мрачным тоном добавил Бердников.

– Да, – резюмировал Туманов. – Ситуация, мягко скажем, не самая лучшая.

– Ладно, я пошел на доклад к начальству. – Степищев собрал бумаги в папку и встал из-за стола. – И у меня есть подозрение, что ничего хорошего он мне сегодня не скажет.

Шли последние дни лета. В Москве стояла жара.

Ярослав Степищев был в подавленном настроении. Накануне совершено еще одно ограбление. На этот раз преступники совсем уже обнаглели. Средь белого дня они совершили нападение на инкассаторов прямо возле «Детского мира». Погиб инкассатор Станислав Болтнев, сотрудник ЧОП «Пионер». Казалось бы, эта новость должна была обрадовать Степищева, но этого не произошло.

Станислав Болтнев не был неофитом. Наоборот, он был одним из старейших сотрудников «Пионера» и личным другом Сергея Валентинова.

Узнав о случившемся, Степищев вместе с Бердниковым тут же помчались в «Пионер», чтобы допросить Валентинова. Но оказалось, что руководитель «Пионера» уже с неделю находится за границей.

Секретарша связалась с Валентиновым по телефону. Узнав о гибели Болтнева, Валентинов вышел из себя.

– Моих людей убивают! – орал он в трубку на Степищева. – А вы чем занимаетесь?!

Договорились, что Валентинов явится в прокуратуру сразу же по возвращении в Россию. Это все, о чем можно было договориться по телефону.

Но подавленное состояние Ярослава Степищева объяснялось не только этим. Вчера из ночных новостей он узнал, что во время перестрелки был убит также и заместитель председателя комитета Государственной думы по безопасности генерал-лейтенант в отставке Ростислав Тимофеевич Афалин.

Ярослав Степищев прекрасно понимал, что это означает.

А означало это то, что отныне этим делом станет заниматься Генеральная прокуратура. И значит, он, Ярослав Степищев, вести это дело больше не будет.

Утром его вызвал к себе Владислав Семенович и сообщил, что срочно уезжает на совещание. Степищеву же было наказано присутствовать на своем рабочем месте и ждать возвращения начальника, который должен был сообщить ему окончательное решение.

Весь день Ярослав провел, пытаясь систематизировать собранные данные. Картина получалась неважная.

Когда стрелки подобрались к пяти, на столе задребезжал телефон.

– Ярослав, зайди ко мне, – услышал он голос Владислава Семеновича. – И прихвати все материалы по последним делам.

С тяжелым сердцем Степищев собрал все свои бумаги и поплелся в кабинет начальника.

Владислав Семенович находился в кабинете не один.

Возле окна стоял худощавый мужчина лет сорока. Когда Степищев вошел, он повернулся и окинул Ярослава быстрым, но очень цепким взглядом.

– Проходи, Ярослав, присаживайся, – предложил Владислав Семенович.

Степищев сел.

– Отныне этим станет заниматься Генпрокуратура, – сообщил Владислав Семенович. – На самом высоком уровне.

– Понятно, – кивнул Степищев.

По лицу мужчины возле окна пробежала еле заметная усмешка.

– Владислав Семенович, – сказал он, – мне кажется, настала пора представиться. Меня зовут Александр Борисович Турецкий. Я буду вести дело об убийстве генерала Афалина.

Ярослав Степищев почувствовал, как у него непроизвольно начинает отвисать челюсть.

Александр Турецкий был живой легендой. Раскрытые им дела изучались в академии. До этого Степищев никогда не встречал Турецкого, поэтому его изумление было понятно.

Александр Борисович подошел к столу и протянул Степищеву руку. Степищев ее пожал.

– Ярослав Андреевич, в деле об убийстве Афалина много неясного, – сказал Турецкий. – Мы рассматриваем все возможные версии. От политического убийства до случайного. Лично я вполне допускаю, что генерал мог действительно попасть под шальную пулю. В любом случае ограбление возле «Детского мира» событие из ряда вон выходящее. Поэтому наверху было принято решение об объединении этих двух дел. Я в курсе того, что за последнее время произошло несколько подобных ограблений. Но подробности мне, к сожалению, неизвестны. Собственно, за этим я к вам и приехал. Вам известно об этих ограблениях больше всех. Не возражаете, если мы пройдем к вам в кабинет и вы меня просветите?

В кабинете Степищева Турецкий огляделся.

– Я тоже когда-то сидел в таком, – сообщил он. – Интересное было время.

Степищев разложил на столе все свои записи.

Александр Борисович посмотрел на бумаги и поморщился:

– Ярослав Андреевич, можно одну просьбу? Расскажите все это своими словами.

Петр Алексеевич Бойков поднял бокал с коньяком и посмотрел сквозь него на лампу. Напиток заиграл всеми оттенками золотисто-красного, и выглядело это зловеще.

Когда все началось? Когда он научился смотреть на кровь так же спокойно, как на коньяк? Когда научился воспринимать убийства как «нормальную, хоть и тяжелую, часть нашей работы»? Это была любимая присказка Королева, наряду со второй: «В этом мире каждый за себя, не прогрызешь дорогу к успеху сам – никто тебе не поможет».

«Прогрызть дорогу к успеху». В этих словах было что-то кровожадно-крысиное, что заставляло Бойкова каждый раз, когда он их слышал, морщиться от отвращения.

И все-таки – когда?

Нет, Петру Алексеевичу никогда не приходилось присутствовать при кровавых разборках, которые время от времени устраивал его друг и его босс. Для этого у Короля были другие люди. «Киллеры» – так их называли журналисты. Королев предпочитал называть их «специальными помощниками». Эзопов язык, мать его!

С одним из таких помощников, Геннадием Росляковым, у Бойкова не сложились отношения с самого начала. Едва он увидел эту бледную, слегка одутловатую физиономию с глазами акулы, как в его душе тут же заворочалась лютая ненависть. Росляков был странной помесью машины и зверя. Он никогда не повышал голоса, а движения его были настолько спокойными и размеренными, что кому-то могли показаться вялыми. Но в черных акульих глазах всегда полыхал едва заметный огонек, который в определенные моменты (а Петр Алексеевич знал, что такие моменты случались довольно часто) превращался в холодное адское пламя. И пламя это не предвещало ничего хорошего. Достаточно сказать, что для некоторых людей это пламя оказывалось последним, что они видели в жизни.

Геннадий Росляков был двоюродным братом Короля. Когда-то он ходил по сибирской тайге с «тозовкой» в руках. Потом «тозовку» заменил «барс» с оптическим прицелом. Потом сам Росляков сменил заснеженную тайгу на каменные джунгли большого города. Однако охотничий азарт в нем остался прежний. Бывшему охотнику не стоило никакого труда просидеть без движения несколько часов кряду, ожидая прибытия «объекта», который ему надлежало ликвидировать.

Каждый раз, встречая Рослякова, Петр Алексеевич испытывал странное чувство – смесь брезгливости с ужасом. А уже через секунды верх брало другое чувство – желание задушить эту гниду собственными руками. Росляков же, здороваясь с Бойковым, был неизменно вежлив и даже интеллигентен, чему немало способствовали маленькие очки в круглой оправе, делавшие его похожим на портрет критика Добролюбова из школьного учебника по литературе.

Однако Петр Алексеевич никогда не давал выход своим чувствам. Никогда... Кроме, может быть, одного случая...

1997 год был для Петра Алексеевича Бойкова нелегким. Петр Алексеевич выполнял функции бухгалтера, работал честно, без воровства и мог поручиться за каждый цент, который проходил через его руки. Что касается Васи Кирьянова, то и для него нашлась ответственная и более чем щедро оплачиваемая работа. Он был личным шофером Короля и, кроме того, кем-то вроде личного порученца.

Королев вел дела четко и жестко, волю чувствам не давал. Общаясь с Бойковым и Кирьяновым, он не любил ворошить прошлое и почти никогда о нем не говорил. В последнее время их отношения стали скорее деловыми, чем дружескими.

• Предыдущая
• 26/58
• Следующая