Обратная теорема - Жаренов Анатолий Александрович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/21
• Следующая

– Это как? – визгливо перебил его старик. – Какой я вам свидетель? Вы меня сюда не впутывайте. Никаких дело в ваших знать не знаю и знать не хочу.

Разговора не получалось, Комаров увиливал от прямо поставленных вопросов, божился, кричал, требовал деньги на ремонт купленного дома, ругал милицию, недвусмысленно давая понять Шухову, что им с Кожохиным пора бы удалиться из его апартаментов. Шухов уже начал подумывать о том, что они зря теряют время, что старик им не помощник, пока одно оброненное Комаровым слово не заставило его насторожиться. И не столько само словечко, которое было всего-навсего рядовым матерным, сколько интонация, с какой его произнес старик.

Словечко-то пустышка, конечно. Так, бранная характеристика Назарова. Но тон! Какой тон! Словно вдруг приоткрылся плотный занавес, и Шухов на секунду увидел актера, снявшего маску, чтобы вытереть потное лицо. Нет, не зря пришли они сюда, в эту горницу, пропахшую лампадным маслом. Старик Комаров знал о Назарове больше, чем говорил. Шухов встал, подошел к кровати, ткнул пальцем в фотографию мальчика в матросском костюмчике.

– Сын?

– Ну? – спросил старик, щурясь на следователя. – И что теперича?

– Где он?

– Нету, аль не видишь?

– Так куда он делся? Ведь он с тобой живет. Ночевал где?

– Дома ночевал, – спокойно ответил старик. – А куда утром ушел, не ведаю.

На кухне вдруг что-то загремело, и в дверях возникло разгневанное лицо старухи.

– Да что же это ты брешешь, старый греховодник? – запричитала она. – Напраслину на нас возводишь. В лес ушел Митька, по грибы. Еще до свету ушел.

Старик подпрыгнул на стуле, откуда только прыть взялась, закричал, забрызгал слюной, пошел на жену, размахивая руками. Она выдержала натиск, продолжая стоять в дверях несокрушимой крепостью. Шухов понял, что скандалы здесь – дело привычное, ждал терпеливо, не вмешиваясь. Кожохин смотрел на эту сцену с каменным лицом, слушал. И по мере того как услышанное усваивалось, лицо его делалось все сердитее. Когда супруги выдохлись, Кожохин открыл свой чемоданчик, достал бумагу и предложил хозяевам повторить показания.

– Говорить будете по очереди, – строго сказал он. – И чтобы тихо.

Да, старик купил дом для сына. Дмитрий собрался жениться поздно. Ему уже под сорок. Мужик он тихий, хозяйственный, работает слесарем в горкомхозе. В четверг старик с Назаровым оформили сделку. А разговор о купле-продаже дома состоялся давно, может, месяц, может, полтора. Давал ли Назаров объявление о продаже? Нет, не давал. Пришел к Комарову, спросил будто просто так: «Слыхал я, Лексеич, что ты сына женишь. А я вот уезжать надумал. Дом не купишь?» Старик осмотрел хоромину, сторговались на семи тысячах. Заплатив деньги, Комаров забеспокоился: Назаров выпросил у него три дня фору для сборов, а мало ли что может за три дня случиться. Вот и случилось. Каждый вечер и каждое утро Комаров навещал Назарова, приглядывал за домом. Сегодня припоздал чуть: Митька в лес собрался, будил его, уж больно сын спать горазд. Во сколько будил? Да часа в четыре, как раз перед светом. Почему сразу не рассказал об этом Кожохину? Боялся, что затаскают по милициям, поди докажи, что не верблюд: Назаров ведь деньги за дом в карман положил. Семь тыщ. Долго ли до греха.

– Будем брать Митьку? – спросил Кожохин, когда они садились в машину. Шухов завозился на сиденье, устраиваясь поудобнее, и ответил вопросом на вопрос:

– А сам-то ты как считаешь, Иван Петрович?

– Не верится, – вздохнул Кожохин. – Хотя формальные основания вроде есть. Алиби у Митьки отсутствует. Но ведь это ни о чем не говорит. И мотивов тоже не видно.

– Да, мотивов с этой стороны не видно, – согласился Шухов.

– А может, удрал уже Митька? – предположил Кожохин.

– Поглядим, – лаконично произнес Шухов. – Машину за ним послать надо, конечно. Кстати, ты заметил, что у Комарова телевизора нет?

– Какое это имеет значение?

– Вот и я думаю: какое? На всем «Нарыве» антенны торчат, а у Комарова и Назарова нету.

– Сродство душ, что ли? – хмыкнул Кожохин. – Вы уж больно далеко забираетесь, Павел Михайлович.

– Черт его знает. Мало мы еще знаем пока. Ползаем в темноте. Окурки собираем.

Помолчали. Шухов вытащил сигарету, повертел ее в пальцах. Сказал:

– Комарова ты правильно определил. Скользкий он, верно. Юлит, запутывает. На Митьку тень, по-моему, он сознательно набрасывал. Знал, что старуха не выдержит, вмешается. Уверен он, что с Митькой все в порядке. Я так думаю: Митька этот ни сном, ни духом не подозревает о происшествии. Он действительно ушел по грибы. А вот старик чего-то опасается, поэтому и крутит. Может, дела у него с Назаровым были тайные. Мы ведь и о Назарове ничего не знаем. Обходчик. И все.

– Да нет, – возразил Кожохин. – Знаем, что жил здесь восемь лет. Что приехал с Дальнего Востока. Не судим. Не пьет.

– Не пил, – поправил Шухов. – На кой черт нам все эти «не», когда мы не можем внятно сказать ни одного «да».

– Мокеева скажет, – проворчал Кожохин…

И вот она сидит перед Шуховым, испуганная, ошеломленная, ничего не понимающая. В синих глазах блестят слезы. У нее привлекательная внешность, сильные маленькие руки, красивая фигура. На взгляд лет тридцать. По паспорту – тридцать пять.

– Имя, отчество, фамилия?

– Елизавета Петровна Мокеева.

– Место работы?

– Я не работаю, уволилась.

– Почему?

– Уезжаю. К сестре в Харьков.

Железнодорожный билет лежит на столе перед Шуховым. Он куплен еще в прошлый понедельник в кассе предварительной продажи. Тут же паспорт, трудовая книжка. Пачка банкнотов. В паспорте значится, что Елизавета Петровна Мокеева замужем за Мокеевым Эдуардом Васильевичем.

– Ваш муж живет в городе?

– Мы разошлись с ним.

– Он сейчас в городе?

– Да. Я ушла от него три месяца назад. Квартиру оставила ему.

– Когда вы познакомились с Назаровым?

– Два месяца назад.

– При каких обстоятельствах?

– Он покупал у меня газеты. Разговаривали. Потом пошли в кино.

– Давно он покупал у вас газеты?

– Месяца два.

– Ваш муж знал Назарова?

Секундное замешательство. Спокойный ответ:

– Нет, не знал.

– Вы поссорились с мужем?

– Нет, просто ушла. С ним трудно жить. Он…

– Что?

– Ну, я ему не нужна. Он увлечен какой-то ерундой. Изобретает что-то. Квартиру загадил. Магнитов натащил разных. На балконе телескоп стоит…

– Как муж отнесся к вашему уходу?

– А зачем вам это нужно? Не все ли равно как? По-моему, даже не заметил, что я ушла.

– Хорошо. Вы утверждаете, что Назаров отдал вам деньги сегодня утром. Почему именно сегодня? Почему этого нельзя было сделать раньше и взять аккредитивы?

– Он… Он хотел выписать аккредитивы. Но потом…

– Не торопитесь. Расскажите подробнее.

– Ну, мы в пятницу пошли в сберкассу. Вышли к остановке. Ждем трамвая. И тут Виктор вдруг говорит: «Мне что-то нехорошо». И предложил вернуться. А в субботу днем я занималась стиркой, готовилась к отъезду. Пошла к Виктору, когда сберкасса уже закрылась. Утром он отдал мне деньги.

– С какой целью Назаров это делал?

– Я должна была присмотреть дом. Виктор сказал, что приедет позднее.

– Когда он собирался выехать?

– Мы вместе покупали билеты. Он взял на понедельник, на завтра. Сказал, что должен еще заехать в Курск, к родственникам. Обещал через неделю встретиться.

Шухов мысленно чертыхнулся. У Назарова в нагрудном кармане пиджака лежал билет до Сочи. Пиджак висел на спинке стула. Билет был на поезд в четыре тридцать. В воскресенье. И вчера он заказал такси на четыре утра.

Три часа пять минут. В доме сонная тишина. Только будильник тикает. Назаров не разбудил Лизу в назначенное им самим время. Решил: пусть еще поспит несколько минут, не стал входить в спальню, пристроился в неудобной позе у стола: стул стоял неловко, а двигать его он не хотел. Через открытую дверь поглядывал на Лизу, на циферблат будильника.

• Предыдущая
• 5/21
• Следующая