Взлетная полоса - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 24
- Предыдущая
- 24/71
- Следующая
Когда приходили из милиции, мама прогнала Варю: «Нечего тебе тут торчать, иди к себе, занимайся». Но через стену в их доме слышимость отличная, и Варя почти все поняла. Какой-то Кирилл с какой-то необычной фамилией погиб – разбился на самолете. Папа был его инструктором. После крушения самолета папа пропал.
Они думают, что папа виноват в аварии? Что он хотел гибели Кирилла – как его там? Но это невозможно! Папа – опытный авиаинструктор, он не мог ничего перепутать! И уж тем более не мог никого убить. Разве они знают, как шестилетняя Варя с папой гуляли по аллеям парка, кустящегося летней зеленью, и вдруг увидели ползущего поперек асфальтовой дорожки слизняка? Слизняк был толстый, пупырчатый, как огурец, длиной в палец взрослого; за ним тянулся влажный стеклянистый след. Варя испугалась, подняла ногу, чтобы туфелькой раздавить мерзкое существо, но папа остановил ее. «Нельзя! Доченька, как ты можешь? Он ведь живой!» – «Но он такой противный!» – «Все равно нельзя его убивать. У него своя маленькая жизнь. Он тоже хочет жить, как и мы. Представь, что какой-нибудь великан раздавил бы тебя только за то, что ты ему не понравилась…» Насупленная, но способная в своем возрасте осознать важность отцовского урока Варя наблюдала, как папа листочком захватил слизняка и забросил его подальше в зеленые заросли, чтобы кто-нибудь здесь на него действительно не наступил – хотя бы случайно…
Чтобы папа мог убить человека? Бред! Наверняка тут что-то другое. Папа вернется и все объяснит. И тогда они вместе посмеются над этими глупыми милицейскими предположениями.
Чуть ли не больше папы Варю беспокоила мама. Она что-то частенько стала плакать у себя в комнате… Ну это понятно и неудивительно. Но удивительно другое: она плакала не так, как будто скучала о папе. Она плакала как-то… раздраженно. Варя помнила: когда между родителями случались ссоры, мама иногда вот так ударялась в рыдания – и это был последний весомый аргумент: папа, который не выносил женских слез, немедленно сдавал свои позиции. Ну а теперь-то, когда папы рядом нет, что заставляет маму плакать именно так, а не иначе?
Ну вот, кажется, опять началось! Из-за тонкой стены снова доносились глухие, придавленные всхлипывания. Намеренная выяснить все раз и навсегда, Варя вскочила из-за стола, прихватив брошюру.
– Мам, – нарочито громко спросила девушка, ворвавшись в родительскую спальню, переставшую в эти дни быть запретной для нее, – ты не видела мой справочник «Основы медицины»? Толстая такая книга, в синей обложке. Я ее куда-то дела… Мам?!
Видеть толстую синюю книгу «Основы медицины» Галина не могла ни в коем разе: такой книги у Вари не было. Вполне возможно, что книги с таким широкомасштабным названием вообще не существовало. Но все эти мелкие хитрости отступили на второй план и сделались неважными, стоило Варе бросить взгляд на мать. Галина сидела спиной к ней, на разобранной супружеской постели – вторая половина застелена, только в изголовье покрывало откинуто, сдвинута подушка. Плечи Галины вздрагивали от плача. Галю затопила с головой жалость и еще какое-то обжигающее чувство… Может быть, стыд? Но почему?
– Мама! – Варя бросилась к ней, присела рядом, не решаясь дотронуться, обнять, погладить по голове. – Мам, ну перестань! Нельзя плакать. Надо верить, что все хорошо, папа всегда так говорит. Он скоро найдется и все как-то объяснит…
– Уже… объяснил… – всхлипнула Галина. В голосе ее звенели нотки привычного раздражения. – Вот что я под подушкой у него нашла.
Она протянула дочери кулак, в котором все еще сжимала лист бумаги – судорожно, будто не в силах расстаться с ним. Осторожно разжав ее пальцы, Варя вынула листок, вырванный, очевидно, из ее тетради в клеточку. Развернула и начала читать вслух:
– «Галя! Прости. Сейчас тебе…»
Плечи Галины вздрогнули, словно ее по спине ударили хлыстом, и Варя продолжила чтение про себя:
«…больно, но ты поймешь меня. Я не могу поступить иначе. Поцелуй Варьку. Твой С. В.».
– «Поцелуй Варьку», – повторила Варя. – Мам, ну поцелуй меня, ты чего?
Наконец-то она, словно переступив какой-то барьер, нашла в себе силы обнять мать, которая порывисто поцеловала ее в щеку и зарыдала на ее плече. Как будто Варя – взрослая, а мама – маленькая. Для Вари это было новым, ошеломляюще непривычным. Раньше всегда папа утешал маму, когда она плакала, а теперь Варе словно пришлось играть роль собственного отца. И она не понимала, нравится ей эта ответственная роль или нет.
– Ничего не понимаю, – громко высказалась Варя, чувствуя, как материнские слезы туманной мелкой влагой орошают ее шею.
– Ты все понимаешь, Варюша… Не нужны нам эти утешения, надежды эти – не нужны!
– Мама! Ну да, это как-то… похоже на предсмертную записку. Но папа же не мог… никаких причин не было…
Галина вдруг вырвалась из объятий дочери. Извернулась, как скользкая большая рыбина, уставилась на нее в упор злыми мокрыми глазами.
– Не прикидывайся! – завопила Галина. – Все ты понимаешь, ты уже взрослая! Не защищай отца!
– Мама, да ты о чем? От чего я его защищаю?
– Он ушел! Он бросил нас! И даже не поговорил со мной… Записку написал – и все: на, мол, тебе!
– Как ушел? Куда ушел?
– А куда уходит мужик в тридцать девять лет от жены, которой сорок три? – продолжала бушевать Галина, но крик ее иссякал, сбивался на хрип. – К другой женщине! Молодой и красивой!
Варя посмотрела на мать с неподдельным удивлением и ужасом. Ничего не зная о многолетней ревности, разъедавшей Галинино сердце, как едкая щелочь, девушка была близка к мысли, что мама от горя сошла с ума. Трудно было поверить, что папа мог убить человека, но то, что он мог променять их с мамой на какую-то постороннюю женщину, – это вообще уже выходило за пределы всяческого вероятия.
И эта записка – в ней не было ничего, что указывало бы на то, что папа… ну что папа снова полюбил… Алое зарево полыхнуло перед глазами девушки, будто у нее в голове взорвалась начиненная возмущением граната.
– Все ты врешь! – заорала Варя на мать. – Все ты выдумываешь ерунду какую-то! Папа всегда любил только тебя, это ты, видно, его совсем не любишь!
- Предыдущая
- 24/71
- Следующая
