Боярская стража (СИ) - Извольский Сергей - Страница 41

Когда выбрался со своего места на крыло, ведущая машина патруля уже скрипнула тормозами совсем рядом. Из кузова выпрыгнул боец, с громким хэканьем подавая мне тяжеленный мешок с песком. Его я рывком уложил на сиденье вместо себя, чтобы не нарушать центровку двухместного самолета.

Соскочив с крыла и отбежав в сторону показал пилоту, что все в порядке. Тот отмахнулся, прощаясь и громче застрекотав мотором, самолет в коротком разбеге ушел вперед. Почти сразу оторвавшись от земли — ему вообще для взлета всего ничего надо, хоть во дворе сажай-взлетай. Я наблюдал за ним уже с пассажирского места второго ряда сидений в командирской машине, куда запрыгнул по приглашающему жесту.

— Штабс-капитан Анджей Ромашкевич, — стягивая платок с лица, представился сидящий рядом командир патрульного отряда.

— Боярин Владимир Морозов, — тоже опуская защищающую от пыли ткань, протянул я бумагу от Зверева.

Пока Ромашкевич изучал текст и проверял подлинность — перстнем, надо же, я смотрел на его погоны. Светло-зеленые, с одним просветом — тонкая красная полоска, делящая погон вдоль на две равные части; четыре маленьких звездочки, а также буква с вензелями настолько заковыристыми, что мне ее даже не расшифровать.

Еще одна моя головная боль — со званиями, тут их непривычно много. Уже знал, что есть одинаковые старшинством штабс-капитан в пехоте, а штабс-ротмистр в кавалерии. При этом в Отдельном корпусе пограничной стражи, например, звания как в кавалерии — корнеты и ротмистры, а вот в мобильном, казалось бы, Дозоре — нет. Звания у патрульных сохранились пехотные, так как в отдельные дозорные корпуса было преобразовано большинство егерских полков.

Ромашкевич уже свернул бумагу-рекомендацию, показал мне и убрал к себе в карман. Оставляет для отчета, Зверев предупреждал — штабс-капитан сейчас, по согласованию, официальную услугу Академии оказывает, проводя у курсантов, то бишь у меня, практику.

Некоторое время ехали молча. Бойцы в машине на меня посматривали внимательно, пусть и ненавязчиво. Уверенные в себе парни, все кого вижу — так же ненавязчиво оглядываясь, обер-офицеры. За рулем прапорщик, рядом с ним на пассажирском месте поручик, в кузове сзади тоже не рядовые. Слишком присматриваться не стал, оборачиваться не очень удобно с отсутствующим видом, так что уже оглядывал машину.

Простенько, по-военному, немного архаично от привычного — мало приборов, тонкий широкий руль, дополнительно кустарно обмотанный кожаной оплеткой как в старых советских автобусах, потрепанная обивка сидений, много железа.

Оружия тоже много. Одних пулеметов два штуки — один на станке сзади, с широкой трубой ствола и массивным ребристым диском сверху. Тот самый пулемет Льюиса «под трехлинейный патрон», который мне каптенармус сватал — такой же у Сухова был в фильме «Белое солнце пустыни». Еще один пулемет, поменьше, в ногах у поручика на переднем пассажирском месте. У этого ствол привычный, не такая труба, но с широким конусовидным раструбом пламегасителя и массивными сошками, на которые поручик локтем опирался.

Вскоре справа показался один из опорных пунктов, с истрепанным имперским флагом на тонком и высоком флагштоке. Одна из машин вышла из общего строя и ускорившись, оставляя пыльный след, подъехала к проходу в проволочном ограждении. Из кузова подбежавшим бойцам было быстро передано несколько небольших мешков — почта или вкусняшки-табак, а может и то, и то. Машина уже возвращалась в общую колонну, а поручик с пулеметом в ногах, кстати, в этот момент откинул специальную полку, открыл журнал и сделал в нем пометку шариковой ручкой, привязанной витым шнуром. Надо же, здесь все под запись — постфактум вспомнил, что поручик что-то писал и когда я из самолета выпрыгивал. Заметил это я тогда краем глаза, внимания просто не обратил.

Когда бетонные укрепления опорного пункта остались позади, штабс-капитан нарушил молчание.

— Владимир, несмотря на рекомендацию графа Зверева… Не сочтите за оскорбление, но хотелось бы убедиться в ваших возможностях. Если так случится, что мы зайдем в сумеречную зону, жизнь всего моего отряда может зависеть от вас, поэтому…

Да, глаза у меня обычные, похоже это всех озадачивает. Кивнув, я откинул крышку кобуры-футляра и достал маузер. Камни-инклюзы были уже в пазах, так что и оружие, и мою руку объяло оранжевое сияние.

— Благодарю, — кивнул Ромашкевич, заметно удивившись яркости.

Остальные бойцы в машине сохраняли молчание, но заметно приободрились. Все, кроме одного — он сидел на откидной сидушке у борта сзади-сбоку от меня и заметно нервничал. Я заметил это, убирая маузер в кобуру и словно невзначай обернувшись. Первый раз может, мандраж. Хотя… погон как у водителя, с одним просветом и одной звездочкой — прапорщик, не может он новичком быть. Тем не менее, взгляд — особенно при взгляде на меня, бегает.

Вот сейчас, когда я второй раз «случайно» обернулся, ерзая на сиденье, глаза волнующийся прапорщик снова отвел. Или я уже сам себя накручиваю? Так, этот «испуганный» единственный без нормального оружия, только пистолет на поясе. Вместо автомата или пулемета — небольшой чехол, как будто для странного музыкального инструмента. Проштрафившийся писарь из штаба? Музыкант полкового ансамбля, в неудачный момент исполнивший похабную частушку? Ладно, неважно — остальные на его нервяк внимания не обращают, значит ничего особенного не происходит.

— Господин капитан, я ни разу не был в сумеречной зоне, — повернулся я к Ромашкевичу.

— Сегодня мы это исправим, — кивнул штабс-капитан, пристально на меня глядя.

Вот сейчас я мог ошибку сделать. Как вольнослушатель боярин Морозов записан рядовым, но как вармастер занимаю полковничью должность — а значит, по идее, могу обращаться к Ромашкевичу, откидывая приставку «штабс-». Или не могу, и это право доступно только старшим по званию, а не по должности? Или мне надо было сказать «капитан», а не «господин капитан?»

Ох уж эта субординация табеля о рангах, в котором сходу не разберешься. Задумавшись, я сейчас прямо как Семен Семенович Горбунков в мыслях заметался: «А зачем он спросил? А зачем я соврал?», но усилием успокоился. Рядом полчища демонов за пеленой, а я о такой ерунде переживаю.

— Будете регулярно с нами в патруль выходить, посетите не только сумеречную зону, но и сумрачную, — в подтверждение моим мыслям произнес Ромашкевич. Может оценка в его пристальном взгляде сейчас с возрастом связана, кстати — все забываю, что мне тут на вид пятнадцать.

— Есть разница?

— Сумеречная зона, сумерки — суть туман, внешняя граница ожога, — показал на накрывшее землю облако мглы Ромашкевич. — В сумеречной зоне возможно даже жить, было бы желание. В сумраке, сумрачной зоне — дальше к центру ожога, уже тяжело, там все совсем другое. Туда можно ненадолго заскочить, на пару часов максимум. Но обычно оно того стоит.

— Трофеи?

— Нет, трофеи собираем в сумерках, с бестий. В сумраке главная цель — артефакты. Внутри ожогов некоторые предметы словно напитываются силой, приобретая новые свойства, и за них положены серьезные призовые.

— Сегодня в сумрак заходим по плану?

— Нет, в этот раз нет. Сегодня для вас ознакомительная экскурсия по плану — пройдем по сумеркам, выманим и расстреляем пару десятков бестий, соберем что от них останется. Легкая прогулка.

— Бестий еще разделывать надо будет?

— Нет. Если любую бестию убить на обычной земле, под нашим солнцем вне сумеречной зоны, они превращаются в вязкую серую массу, которая все разъедает как кислота. Бестии — суть концентрированная скверна, она заражает землю так, что в месте гибели твари больше никогда ничего не растет.

При этих словах Ромашкевича я вдруг понял, что именно послужило причиной «оплавленных» укреплений линии обороны. Похоже, бестий там косили тысячами — даже плечами передернул, представив картину, с воображением у меня проблем никогда не было.

— … если же бестию убить в сумеречной зоне, то они очень быстро разлагаются, но превращаются не в скверну, а в дым. Испаряются. Все, что останется на месте гибели и есть трофеи. Глаза — остаются всегда. Они каменеют, превращаются в камни аналоги-накопителей. Чем меньше тварь, тем хуже камни, и не каждый из них подходит для использования без обработки, хотя кригскомиссариат выкупает всё. Все остальное зависит от вида бестии. Клыки, когти часто остаются, иногда окаменевшие органы. Если повезет, можно найти кристаллизованную эссенцию или мутагены. Но здесь подобное бывает совсем редко, в этом ожоге бестии совсем невысоких рангов. Нас сюда из-под Бухарского ожога перевели недавно — вот там было тяжело, но и призовых поболее. Тут мы почти как в крымском санатории расслабляемся.