Иногда Карлсоны возвращаются - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 52

• Предыдущая
• 52/56
• Следующая

....Выждав, пока место будущего преступления очистится, Игорь и Эдуард вернулись и снова позвонили в дверь Мащенко. Как и рассчитывали, клофелин успел подействовать: Андрюха не вышел взглянуть, в чем дело, а отголоски его могучего храпа проникали даже в прихожую... Куда выбежала Наташа. Успевшая переодеться в халат без нижних пуговиц, который она придерживала возле колен, чтобы не расходился на бедрах.

– Я шапку где-то посеял, – произнес заготовленную фразу Эдуард.

– Поди поищи, – голос у Наташи был обеспокоенный. – Знаете, ребята, хорошо, что вы вернулись: с Андрюшкой чего-то не то. Не нравятся мне его зрачки. Какие-то черепномозговые симптомы... Вы посидите с ним, а я «Скорую» вызову.

– Ага, – согласился Игорь, – щас посидим.

Наташа, не подозревающая, что сейчас к ней в дом пришли совсем другие люди, чем те, которые весь вечер пили с Андреем и клялись в дружбе, повернулась к ним спиной. На вешалке Эдуард с Игорем заранее приметили черно-белый шарф... Вообще-то, на всякий пожарный они прихватили свою удавку, но правдоподобнее, если муж задушит жену первым предметом, который подвернется под руку. Ведь так?

Они репетировали эту сцену три часа подряд! Тем не менее, как и предполагали, Наташа расставалась с жизнью нелегко. Накинул петлю Эдька – он был выше...

– Ты же сам говорил, что Наташа была невысокая, – Сусанна нарушила обещание и снова перебила мужа. – Мог и ты накинуть петлю.

– Мог, – сурово ответил Игорь. – Но накинул – он...

Кулаков готов поверить, что у этой несостоявшейся врачихи был острый разум! Он не покинул ее даже в последние минуты. В первый момент, почувствовав страшное сдавление, Наташа инстинктивно потянулась к шее, но сразу за тем изогнулась и, суча ногами, попыталась повалить своего убийцу. Игорю пришлось ее придерживать, – и она его оцарапала. Не было страха – был азарт борьбы. Но вот наконец Наташа в последний раз приподнялась, вытянув показавшуюся очень тонкой шею, словно хотела стать на цыпочки, и грузно обмякла. По обнажившимся бедрам поползла струйка; лицо налилось синей кровью. Очки в процессе борьбы слетели – они и не искали их... Взяв – один за ноги, другой за плечи – потащили в комнату, поближе к Андрюхе, которого окружили композицией из принесенных с собой бутылок, обрызганных для правдоподобия водкой. Посмотрели пристально: не собирается ли очнуться, – или, того хуже, дуба дать? Что там Наташка говорила о каких-то мозговых симптомах? Но клофелин исправно оказывал свое действие, не больше и не меньше, чем задумано: Андрей тяжело храпел, запрокинув голову, но это был сон, а не обморок и не агония. Трогать его не решились, оставили все, как есть. На протяжении всех этих считанных минут, которые показались Игорю и Эдуарду целыми часами, они оставались в перчатках, так что беспокоиться об отпечатках пальцев не приходилось. На двери был английский замок, защелкивающийся. Хозяева после ухода гостей закрылись изнутри, – все ясно, какой разговор!

Игорю запомнилось, что потом около суток ныли мышцы. Спину ломило, будто мешки с картошкой таскал. Убийство – это, оказывается, тяжелый физический труд. Раньше не знал, теперь будет знать. Нелегко им, убийцам, приходится...

Но Эдьку он не убивал! Эдька сам не выдержал. После того вечера 7 ноября замкнулся в себе, начал пить, а потом вот... наложил на себя руки. Игорь к этому не причастен, но не скрывает, что это самоубийство у него вызвало облегчение. В пьяном виде Эдька звонил Игорю по ночам и возглашал зловещие малопонятные пророчества – что-то типа того, что на на дне мирового колодца он безумство свое проклянет. Пророчество не сбылось: кем-кем, а безумным Игорь себя не считает. Преступником – может быть, но ведь у кого же из крупных российских бизнесменов не найдется таких фактов в биографии? Любого олигарха копни, – получится, что Игорь по сравнению с ним голубь белокрылый... Между ними только та разница, что те, кто сейчас вышли в олигархи, убирали конкурентов чужими руками... Да, он убил. Но сказать, что он безумный – шиш! Если кто и помешался, так это Эдька: видать, шахматные мозги менее стойки, чем обыкновенные...

– А ведь твой сообщник сказал правду, – перебила Сусанна, – но ты его не понял. Сам посуди: вот ты сейчас совершенно заурядно и буднично рассказываешь своей жене о том, как убил беременную женщину. За стеной лежит наш больной сын, который пострадал из-за твоего преступления... Неужели, по-твоему, в этом нет ничего безумного?

Игорь хмыкнул, выражая здоровое презрение к подобным тонкостям.

– Все равно не понимаешь, – констатировала Сусанна. – Тебе стало легче, когда Биренбойм умер, потому что ты боялся, как бы он тебя не выдал. Но он бы тебя не выдал: разве можно было рассчитывать на правосудие в вашем городе? После того что вы сделали с Наташей, ему просто было невыносимо жить...

– Слабак потому что!

– Как я только могла провести столько лет рядом с этим человеком? – риторически воскликнула Сусанна. Смуглые тонкие руки ее взлетели вверх из пышных белых рукавов.

– Слушай, ты, освобожденная женщина Востока! – окрысился Кулаков. – Сама напросилась, а теперь хамишь! Я, между прочим, имел полное конституционное право ничего не рассказывать – ты не следователь, а я не на допросе!

Усмешка сделала темные губы Сусанны ядовитыми и в то же время – Игорь ошеломленно это осознал – влекущими:

– А ты не заметил, что мы впервые, наверное, со свадьбы – разговариваем? Не о бизнесе, не о машинах, не о кухонной технике, не о том, как Степан учится, не о том, куда поехать в отпуск, – разговариваем по-настоящему? Боже, на что похожа наша семья, если муж и жена могут по-настоящему говорить только об убийстве!

Не слыша речи, которая изливалась из этих властительных губ, Игорь приближался, зачарованный их горчайшей сексуальностью. Он хотел ее, – чтоб ему провалиться, он хотел ее, с которой почти двенадцать лет существовал бок о бок во имя коммерческих интересов! Которой заделал ребенка только потому, что так полагалось... Какая же она красивая, когда гневается! Не капризничает, не хнычет, не раздражается по мелочам, – к этому он давно привык, все это ему опротивело... Нет, именно гневается – потому что для гнева есть серьезная причина. Есть, и зачем это скрывать? На какую-то долю секунды Игорю стало так хорошо, что он удивился: ну что ему стоило признаться ей в убийстве раньше? Тогда эти двенадцать лет брака он мог провести не с постылой супругой, а вот с этой восхитительной женщиной...

Не помня себя, он приближался и приближался, пока выставленная вперед рука жены не уперлась ему в грудь. Красивая, длиннопалая, смуглая ладонь. Холодная – даже через рубашку – как рыба. Сусанне было сейчас наплевать, что муж ее хочет. Она-то его не хочет! И не захочет уже никогда...

Таня Ермилова шла по улице. Шла в толпе, отделенная от нее толщей своего несчастья и, по своему обыкновению, говорила в мобильник – тому загадочному человеку, кто, по-видимому, готов выслушивать ее всегда и везде. У Тани дергались и кривились губы, но глаза оставались сухими. Она умеет держать удар, она не любительница плакать на людях. А впрочем, и время слез уже миновало...

– А ты мне говорила: нет, Таня, ты не любишь его, не хочешь его, ты хочешь денег, хочешь рулить финансами, хочешь быть бизнес-леди, хочешь быть крутой. А он тебя обманул, не дал тебе этой должности...

Не прерывая самообвинительной речи, Таня с размаху пнула попавшуюся под ноги пустую жестянку из-под пива. Жестянка, покатившись, несколько раз подпрыгнула на асфальте и замерла, наткнувшись на рекламный плакат. Обычно Таня, бродя по городу, обращала внимание на рекламу, вне зависимости, принадлежала та агентству «Гаррисон Райт» или конкурентам. Прикидывала: профессионально ли выполнено? Можно ли на этом примере чему-нибудь научиться? Но сегодня реклама оставалась ей глухо-безразлична... Как и сама, еще недавно любимая, профессия...

• Предыдущая
• 52/56
• Следующая