Иногда Карлсоны возвращаются - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 28

• Предыдущая
• 28/56
• Следующая

«Абонент временно недоступен или находится вне зоны...»

Плетнев, беззвучно чертыхаясь, завел мотор.

– Петр, стой!

– Петька!

Петр Щеткин, не ожидавший такого внимания к своей скромной персоне, обернулся в сторону, откуда доносились возгласы. Антон Плетнев и Костя Меркулов, задержавшиеся по дороге в прокуратуру, неслись к нему с такими лицами, словно старый знакомый Щеткин был для них самым важным человеком на земле.

– Слушай, откуда ты взял мать?

– Чего? – не понял Щеткин.

– Мать! Щеткин, мать! Легейдину мать!

– Чего-чего? Вы что, ругаетесь?

– Да тьфу ты! – Плетнева обычно возмущала несообразительность коллег. – Ты единственный, кто разговаривал с матерью покойного Кирилла Легейдо...

– Ну разговаривал, ну и что?

– А то, что старушки уже добрых лет пятнадцать нет в живых! – вмешался Костя. – Докладывай, духовидец новоявленный, как ты с ней общался: на спиритическом сеансе?

Уразумев обстановку, Щеткин тяжело поскреб затылок.

– Ничего не понимаю! Она так подробно о сыне рассказывала... И, главное, она мне дала целую линию расследования, назвала имена друзей Легейдо. Я на основе этих сведений в рекламный мир вошел. Так-кого, извините, навидался! Какие же гады эти рекламщики! Друг другу ножки подставляют, клиентов переманивают, подкладывают муляжи бомб, чтобы конкурент испугался...

– А кто тебя вывел на эту мать?

– Да какой-то тип на аэродроме назвал ее адрес. Ну помните, наверное: вдова в истерике, персонал аэродрома в шоке – короче, ад кромешный. Я так понял, что этот тип Ольгу сопровождал... Но, наверное, неправильно: я теперь вспоминаю, он к Ольге и не приближался. В той суматохе трудно было определить, кто есть кто.

– Документов ты у него, конечно, не спрашивал?

– Мой прокол, – сознался Щеткин.

– А выглядел он как?

– Обыкновенно выглядел. Нормально. Среднего роста, лет что-то около сорока, волосы вроде русые, глаза – как будто бы серые... серо-голубые... а хрен их знает...

– Лицом чист, бороду бреет, – подвел Костя неутешительный итог. – Вылитый Владимир Дубровский. В общем, друзья мои, кто-то нас разыграл. Вопрос: кто? И с какой целью?

Возникновение ложной матери интриговало тем, что служило неким лишним, не вписывающимся ни в одну версию звеном. В сущности, и Щеткин, изучая творческий – то бишь сначала научный, потом бизнесменский – путь Кирилла Легейдо, не узнал ничего, что могло бы пролить свет на загадку его смерти. Узнал, что рекламисты постоянно между собой конкурируют, что Кирилла не слишком любили за его успехи, эксцентричность и прочие неудобные качества... Но никаких практических выходов на конкурентов не открыл.

Неудивительно, что Меркулов и Плетнев предпочли двигаться по горячим следам, оставив на потом разрешение загадки с неизвестно откуда взявшейся матерью. Но Щеткин не был так спокоен. Он направился по тому самому адресу, где проживала мнимая мать и где (если верить той же мнимой матери) провел свое детство Кирюша Легейдо.

По домофону откликнулся незнакомый женский голос – глубокий, музыкальный. Узнав, что в квартиру хотят войти люди из частного охранного предприятия, женщина как будто бы удивилась, но пригласила:

– Поднимайтесь. Последний этаж на лифте и один лестничный пролет...

– Помню, – хмуро бросил в домофон Щеткин. – Я тут был.

Он собирался сказать «Я у вас был», но передумал.

Дверь была все та же – обитая старомодным дерматином. А вот встретившая его на пороге женщина ничуть не походила на покойную Легейдо... тьфу ты, то есть на ту, которая представилась матерью Кирилла Легейдо. Эта была маленькая, очень изящная, в круглых очках, сквозь которые она уставилась на Щеткина подозрительно, приоткрыв дверь на цепочку.

– Простите, пожалуйста, здесь Легейдо проживают?

– Проживали, – уточнила женщина. – Но сейчас здесь живем мы. Мы с мужем купили квартиру, уже больше десяти лет назад... Извините, адреса прежних хозяев у меня нет. Ничем вам помочь не могу.

Она попыталась закрыть дверь. Щеткин со всей возможной деликатностью воспрепятствовал. Глаза за стеклами круглых очков стали настороженными.

– Это вторжение в частное жилище, – твердо сказала женщина. – Я буду кричать! Я вызову милицию!

– Не кричите, пожалуйста! А милицию, пожалуйста, можете вызвать... Вот она, – и он предъявил ей удостоверение.

Лицо женщины – по крайней мере его часть, не прикрытая очками – отразило колебания. На секунду скрывшись за дверью, она вернулась, сжимая газовый баллончик. Щеткину такие баллончики были не в новинку: немецкие, с перцем. Прыснет в глаза – мало не покажется. Но и это он принял смиренно.

– Пожалуйста, – стойко заявил он, – можете обрызгать меня с ног до головы из вашего баллончика, но понимаете, неделю назад я у вас тут был.

– Извините, но... Вы что-то путаете. Неделю назад мы с мужем и дочерью ездили на дачу.

– Не верите? Хотите, опишу обстановку в вашей квартире?

И Щеткин начал описывать то, что уцелело в памяти, а на память он не жаловался.

– Я не маньяк, не бандит, не вор!

– Ну и что же вам нужно? – сдалась владелица квартиры.

– Я хочу все выяснить... Только выяснить!

– Хорошо. Так и быть. Входите...

Щеткин вступил в пределы квартиры, и у него закружилась голова. Все так же, как было! Та же кисейная, надуваемая ветром, точно парус, занавеска, тот же книжный шкаф...

– Майринк! – узнал он корешок знакомой книги. – О Праге писал, ведь так?

– Майринка у меня читает муж, – пожала узкими плечами женщина в очках. – А в чем дело? Это что, криминал? Каждого, у кого дома стоит на полке Майринк, арестовывают?

– Что вы, совсем не в этом дело! А Карлсон? Есть у вас книга о Карлсоне?

– Где-то была, только не припомню, в каком ряду... Дочка из нее уже выросла...

Хозяйка квартиры явно не собиралась перерывать книги в поиске самого популярного в России произведения Астрид Линдгрен. Ей вообще, по-видимому, было неспокойно в присутствии этого сыщика, отличающегося странным поведением... Но Петя был уверен, что если бы «Карлсон» нашелся, это было бы то самое издание, которое ему предъявили как любимую книгу Кирюши... Это было слишком!

Без малейшего усилия воли Щеткин перенесся в недавнее прошлое. Он снова видел перед собою в этом же интерьере немолодую женщину, которая рассказывала о своем Кирюше, о его независимом характере, о том, что он с раннего детства шел по жизни особым путем. Рассказывала о его любви к таинственной готической Праге, описанной мистиком Майринком, о его научной работе, которую он бросил, соблазнившись рекламным бизнесом – о той части сложной натуры Легейдо, которую он постарался прикрыть потешной маской Карлсона. То, что сказала ему «мать», получило подтверждение впоследствии, когда Щеткин встречался с коллегами Легейдо. У покойного Кирилла Легейдо не могло быть матери, и все же она была... она была... она...

И тут произошло то, что Щеткин впоследствии вспоминал как один из самых позорных моментов в своем послужном списке. То ли от жары, то ли от нереальности происходящего, то ли от того и другого вместе, – продуваемая ветром комната на последнем этаже дома на проспекте Мира куда-то поплыла, а во рту стало сладко-сладко...

Когда Щеткин пришел в себя, женщина в очках заботливо склонилась над ним, обмахивая цветастым веером:

– У вас повышенное давление? – заботливо спросила она.

– Есть маленько, – согласился Петя, стесняясь признать, что давление у него – как у космонавта.

– Нет-нет, не двигайтесь! Все, что надо, я принесу...

Маленький казус, продемонстрировавший, что милиционер не так уж страшен, заставил владелицу квартиры подобреть. Но, в общем, если Щеткин рассчитывал, что это посещение что-то прояснит, его надежды не оправдались. Хозяйка показала свой паспорт, копию документов на право владения квартирой, – все чисто, не подкопаешься! Щеткин поедом ел себя за то, что не догадался спросить документы у той, кого принимал за мать Кирилла Легейдо... Но ведь ситуация была уж очень неподходящая! Это невежливо, это не по-человечески, – спрашивать документы у скорбящей матери, переживающей безвременную гибель сына!

• Предыдущая
• 28/56
• Следующая