Иногда Карлсоны возвращаются - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/56
• Следующая

– Фома, а постарайся припомнить: Степан называл как-нибудь этого дядьку или нет?

Фома зажмурил рыжие глаза. Вероятно, у него это способствовало процессу припоминания.

– Имя какое-то обычное. Может, Сергей, а может, Андрей. По-моему, Андрей. Точно, Андрей. А больше я ничего не знаю...

Агеев покинул квартиру Тимохиных, ничуть не удовлетворенный показаниями Фомы. Слишком они были дотошными, подробными! Конечно, парнишка занимается рисованием, а это развивает наблюдательность... И все же как-то сомнительно, чтобы он так хорошо рассмотрел, запомнил и описал человека, которого едва видел и который не имел к нему ни малейшего отношения. Описал, кстати, типичного романтического героя, какими их показывают в кино: высокий брюнет, глаза серые, шрам на подбородке. Да еще имя запомнил – самое обычное имя, «Андрей»... Вот так ловкач этот Фома!

С детскими показаниями вообще надо держать ухо востро. Агееву вспомнилось нашумевшее дело маньяка Головкина – «Фишера», который ловил и изощренно убивал мальчиков. Случилось так, что рядом с местом одного из преступлений Головкина заметил свидетель – приятель убитого, отдыхавший с ним в пионерском лагере. Пионер постарался, в деталях описывая портрет убийцы: на вид закоренелый бандюга, со шрамом на лице; на руке татуировка в виде меча, обвитого змеей; с толстым животом, с окающим говором... В общем, примет накидал целую кучу. И ни одна из них не совпала с портретом настоящего Головкина. Когда того поймали, выяснилось, что это худощавый молодой человек, безо всяких татуировок и без выраженных речевых особенностей, не судимый, с высшим образованием, с лишенным шрамов лицом, которое могло показаться привлекательным, если не знать, что оно принадлежит безжалостному убийце. Кстати, саму кличку «Фишер», с которой Головкин вошел в летопись маньяков, придумал тот же самый пионер... Которого, однако, нельзя назвать лгуном. Не то чтобы он сознательно вводил в заблуждение следствие – он просто поверил в собственную фантазию. По его мнению, убийца должен был выглядеть именно так. У детей часто это случается: выдумают какую-нибудь чушь – и сами в нее верят.

Однако других примет в распоряжении Агеева не было. А все остальные дети, которых он успел опросить, не сказали даже того. Поэтому Андрея, сероглазого брюнета со шрамом, следовало принять как рабочую версию.

Ярослав Иванович Кутепов, тридцатилетний красавец, похожий на эталонного комсомольца с советского плаката, обладал одним качеством, странным для сотрудника экологической милиции. Он совсем не любил природу. Не трогали его сердце ни полет бабочки над цветком, ни величественная гладь моря, ни пылающее небо на закате. Не испытывал он умиления при виде только что вылупившегося птенца, который беспомощно пытается махать кожистыми крылышками, облепленными мокрым слипшимся пухом. Не поражало его великолепие маралов, которые по-рыцарски скрещивают грозные ветвистые рога ради благосклонности оленухи, что стоит поодаль и устремляет на них взгляд темно-карих влажных глаз... Все это было Ярику Кутепову в корне чуждо.

Зато не было ему чуждо ощущение власти, даруемое службой в экологической милиции. О, это блаженное ощущение, когда крупный бизнесмен наливается свекольной злобой, но сделать с тобой ничего не может! А ты стоишь перед ним, такой стройный и красивый, в безупречно вычищенной форме, и, глядя ему в глаза твердо и холодно, точно разоблаченному убийце, перечисляешь ущерб, который нанесло природе принадлежащее данному бизнесмену предприятие. А он перед тобой трепыхается, точно пескарь на сковороде...

Нередко, потрепыхавшись, бизнесмен находил в себе силы сверить дебет с кредитом и решал, что заплатить инспектору экологической милиции выгоднее, чем закрывать предприятие. Такие решения Кутепов одобрял. Потому что заботы о хлебе насущном, и вдобавок о куске масла для этого хлеба, он тоже не был чужд.

До сих пор инспектор экологической милиции не зарывался: брал не со всех, а лишь с некоторых. Брал исключительно тогда, когда знал: в данном случае он может утаить свои махинации от начальства. Ярослав вел себя мудро: папочки с «левыми» делами на работе не хранил. Для этого существовал надежный встроенный сейф в укромном углу его скромной однокомнатной квартирки... В современной Москве редкое явление, когда человек тридцати лет может позволить себе купить жилье: пусть малометражное, пусть не в центре, зато отдельное. Ярослав Кутепов себе это позволить мог. Судите сами об уровне его доходов! А если вдобавок сопоставить покупку квартиры с уровнем кутеповской зарплаты, напрашиваются интересные ассоциации...

Тем не менее ни у кого такие ассоциации не возникали. И Ярослав Кутепов продолжал для всех оставаться честнейшим из работников экологической милиции. Этот образ не ставился под удар. Вплоть до того времени, как Ярославу Кутепову захотелось пополнить свой бюджет, воздействуя на совесть и кошелек администрации одного частного аэродрома.

Дело было, можно сказать, на мази. Обычное дело, из тех, которые Ярослав Иванович проворачивал с неизменным успехом. Аэродром, заложенный пять лет назад, занимал, к несчастью для его летчиков и администрации, отличный кусок земли. На эту землю положила глаз ассоциация, занимающаяся строительством коттеджных поселков. Дальше Ярослав разыграл нехитрую комбинацию. Началом ее – так сказать, шахматным дебютом – стало заявление Кутепова о том, что самолеты, взлетающие с аэродрома, способствуют превышению уровня шума в окружающих жилых районах. В миттельшпиле были совершены более активные действия, направленные на дискредитацию, и – как следствие – в эндшпиле мы имеем закрытие аэродрома. Все должно было пройти тип-топ!

Но все получилось иначе. В расчеты Ярослава Кутепова вкралась ошибка, – а может быть, ошибку ему подсунула непредсказуемая сила, высшая справедливость, которая все расставляет на свои места. Кутепов чувствовал, что правоохранительные органы сели ему на хвост, а значит, он где-то прокололся. «Что же я натворил?» – в ужасе вопрошал себя Ярослав. Ему казалось, что своими действиями он вызвал сход горной лавины, которая навеки похоронит его... Горные лавины являлись частью природы, так нелюбимой Ярославом, что придавало этой избитой метафоре дополнительную горечь.

«Спокойно», – образумил себя Кутепов. Он еще не схвачен, не изобличен, он сидит не в тюрьме, а у себя в кабинете, в главном здании экологической милиции в Москве, возле метро «Баррикадная»... Постойте, спохватился Ярослав, а что же я тут рассиживаюсь, когда в двенадцать у меня назначена встреча с Величко? Хорош жук этот Величко, нечего сказать: вымогает бабло ни за что, считай, просто так! Ведь он не сделал того, что заказывал ему Ярослав? Не сделал... Но заплатить ему придется, не то развяжет язык. А Кутепову это ни к чему...

Повесив пиджак на спинку стула и тем создав видимость, что вышел всего лишь на минутку, Ярослав Иванович Кутепов покинул собственный кабинет.

Эксперт Величко считал себя в данной ситуации невинно пострадавшим. Кутепов пообещал заплатить ему за то, чтобы на авиакомиссии Величко отстаивал версию с бракованным топливом. Дескать, состав содержал летучее соединение. Если предположить его наличие, то в топливной системе могла образоваться воздушная пробка, вследствие чего произошла остановка двигателя – и самолет разбился, едва взлетев... Зачем и кому это надо, Александр Григорьевич отлично понимает: не вчера родился! Кутепову нужно по-любому прищучить аэродром, а если самолеты там заправляют бракованным топливом, то это серьезное основание для санкций... Ну и что, спрашивается, разве Величко не сделал то, что от него требовалось? Сделал! Высказал на комиссии особое мнение. Что из этого получилось, не его дело. Ярик, гони башли!

Но, судя по решительному лицу Ярослава Кутепова, который поднимался по каменной лестнице выхода метро «Китай-город» (встречу назначили на Солянке), инспектор экологической милиции не собирался расставаться с денежками, которые – Величко зуб дает – заплатили ему какие-то другие махинаторы. Клиенты покруче, как пить дать!

• Предыдущая
• 20/56
• Следующая