Змеиная вода - Демина Карина - Страница 13

– Мы все искренне полагали смерть Надежды несчастным случаем, – меж тем продолжила Мария Федоровна. – Она испытывала какую-то невероятную тягу ко всякого рода заброшенным берегам, мрачным водоемам. Рисовала их и только. А змеи любят сырость… и сердце слабое опять же. К тому же она могла испугаться. И все сложилось.

Испуг.

Укус гадюки. Многие боятся змей, а уж если та кусает, то и вовсе страх перерождается в ужас. И ужас заставляет сердце биться быстрее и быстрее. И яд разносится по крови.

Сердце не выдерживает.

Логично.

– Что изменилось? – тихо спросил Бекшеев.

– У Ангелины было очень здоровое сердце, – так же тихо ответила Мария Федоровна. – И ей совершенно точно нечего было делать в лесу… и кроме того… Анатолий в жизни не признается. Ему даже думать об этом больно. Но моя дочь тоже была беременна. Она снова нас всех едва не опозорила.

Посочувствовала бы, наверное.

Кому другому.

Почему-то Марии Федоровне сочувствовать не получалось.

– Расследования не было, – говорю очевидное.

– Анатолий… сделал все, чтобы случившееся… не стало достоянием гласности, – Мария Федоровна даже теперь тщательно подбирала слова. – Поймите, все-таки репутация семьи… скандал… кому нужен скандал?

Действительно. Никому.

– Но вы не согласны?

– Не знаю… он прав. Скандал весьма повредил бы нам… да и начнись расследование, многие бы вспомнили и смерть Надежды. А все-таки две таких похожих смерти, считай, в одной семье… это нехорошо.

А то.

Совпадения, конечно, бывают. И такие, что просто диву даешься. Но… что-то подсказывает, что не тот у нас случай.

– Нашлись бы и те, кто обвинил бы Анатолия… как вы.

– Мы пока никого не обвиняем, – Бекшеев держался спокойно.

– Но хотели бы. Это весьма удобно. Я понимаю, что мой сын порой бывает резок в суждениях. И что Одинцову не по вкусу сама идея этого брака. Он с радостью уцепился бы за любой повод, чтобы разорвать его.

– Боюсь, в так нелюбимом вами современном мире желание Одинцова не имеет значения.

– Но и конфликт нам не нужен. Да и… Ангелина моя дочь. Непослушная. Неудачливая… дважды опозорившая семью. И все равно… моя дочь.

– Тогда расскажите, – попросил Бекшеев.

– О её смерти?

– И о ней самой.

– Зачем?

– Чтобы понять. Если их убили, то важно понять, за что.

Мария Федоровна ненадолго задумалась. Заглянуть бы в эти вот мысли, или хотя бы за маску, которая так надежно приросла к лицу.

– Ангелина… она была старше Анатолия. Я очень надеялась, что первенцем будет мальчик. Это важно, родить наследника. Это мой долг… а появилась Ангелина. Здоровая, крепкая, но… девочка. Муж был разочарован.

Она говорила об этом как-то отстраненно, словно до сих пор чувствовала свою вину за рождение именно дочери.

– К сожалению, у меня довольно долго не получалось забеременеть вновь. А если и выходило, то… дети появлялись до срока. И умирали.

А вот теперь вся моя злость проходит.

И внутри поднимается та глухая тоска, которая всегда со мной, пусть даже я притерпелась, научилась жить вместе с ней. Даже притворяться, что её, этой тоски, вовсе нет. Изжилась.

А она вот ждала удобного случая, чтобы напомнить о себе.

– Ангелина… была хорошей дочерью. Она училась. Старалась. Была мила и прилежна. Она изо всех сил пыталась… – голос осекся. – Но девочка… она была лишь девочкой. И род прервался бы. Но мои молитвы достигли небес, и чудо случилось, когда я почти потеряла надежду. Господь послал нам сына.

Долгожданного.

Любимого.

Нужного.

– Ангелине было тринадцать.

– Она не обрадовалась появлению брата?

– Супруг отправил её в частную школу для девочек. Он опасался, что Ангелина в ревности своей может навредить брату.

– А она пыталась?

– Нет! Что вы… она была тихой милой девочкой. И я говорила супругу, что его опасения лишены всяких оснований, что наоборот, Ангелина с радостью поможет мне или нянькам.

– Он не согласился?

– Нет.

– А вы?

– Жена не должна перечить супругу.

– И ваша дочь уехала?

Я попыталась представить, что… не получилось. Вот категорически.

– Я писала ей письма. Она мне тоже, но… – Мария Федоровна позволила себе паузу. А может, дело в том, что официант подошел, чтобы поставить заварочный чайник, прикрытый чехлом.

Анатолий продолжал делать вид, что происходящее его не касается.

– Мы забирали её на каникулы. Так многие делали… и в конце концов, муж не желал Ангелине зла.

Исключительно добро. Понимаю.

– Она получала отменное образование. И муж устроил бы её дальнейшую жизнь, но война все смешала. Ангелина записалась добровольцем. Медицинской сестрой… представляете?

– Вообще-то да, – говорю, снова давя глухую злость.

И всякое сочувствие, которое я испытывала к Марии Федоровне испарилось.

– Они проходили там какие-то медицинские курсы, ей выдали свидетельство даже… школа, оказывается, готовила и медицинских сестер. Какая-то программа для черни. Главное, что нам об этом не сообщили. Не удосужились. И Ангелина… наивная девочка… я тогда вспомнила, что когда Ангелина вернулась домой, она как-то упомянула про свои планы, про медицину… муж еще посмеялся. Ну какая медицина? Она женщина…

– Ваш муж явно не был знаком с моей матушкой, – произнес Бекшеев в сторону.

– Ваша… ах да, что-то такое слышала… но она целитель. Одаренный. С одаренных иной спрос. Ангелина же была обыкновенной. Какие-то слабые искры дара имелись, но их не хватило бы, чтобы стать целителем. А медицинской сестрой? Или этим… фельдшером… это же невозможно!

– Почему?

– Потому что девушка из хорошей семьи не может работать медицинской сестрой или фельдшером! – жестко произнесла Мария Федоровна. – Это немыслимо! Это позор…

Нет, мне благородных не понять.

И почему-то вспомнились сестрички из госпиталя, того, временного, в котором мы то ли подыхали, то ли пытались выжить. Усталые лица. Кожа загорелая, задубелая, а руки – мягкие.

И улыбки.

Некоторые ради этих улыбок выкарабкивались.

И плевать было всем, благородная кровь в этих девочках текла или так себе. Там они были чудом.

– Начались ссоры. Муж подыскал подходящих кандидатов в мужья. Ангелина заявила, что если ему так хочется, пусть сам за них выходит. Он попытался призвать её к порядку. Она пригрозила, что заявит в полицию. И такой скандал устроит… а потом вовсе ушла из дома. Оставила записку. Мол, она всегда была лишней, ненужной, а потому не видит смысла оставаться. Что она найдет свое место в мире и прочие глупости обиженной девочки.

– Вы искали её?

– Конечно. Оказалось, что она дошла до ближайшего вербовочного пункта и, как я уже говорила, записалась добровольцем. Медсестрой. Благо, документы имелись… муж попытался было использовать свои связи, но…

– Не вышло?

Мария Федоровна чуть поморщилась.

– Она совершеннолетняя. И дееспособная. К тому же репутация рода… дура. Спустя месяц начали организовывать санитарные поезда под патронажем Её императорского Величества. Туда как раз и пошли девушки благородного сословия. Если бы Ангелина подождала немного, она и медицину свою получила бы, и достойное общество. А заодно и возможность показать себя. Она же…

Полезла туда, где благородным не место.

Где кровь, грязь и смерть… и не знаю, кто убил эту девушку, но найду ублюдка. Потому что за мною долг. Не только за мною, но… это дело становится личным.

– А вы? Что делали вы?

– Я? Муж организовал наш с Анатолием переезд… я заботилась о сыне.

Сколько ему было?

Семь? Восемь?

– Мы тоже переживали лишения… – раздраженно произнесла Мария Федоровна. – Мальчик не мог продолжить образование. Мы отказались от привычного образа жизни. Даже штат прислуги пришлось сократить…

Мальчик дочитал газету, и взялся за другую.

На маменьку он поглядывал, но, будучи очень послушным сыном, беседе не мешал.

– А после войны?