Обычная история (СИ) - Резник Юлия - Страница 46

Говорю здравые вещи, да. А сама знакомо в его руках таю. Нас столько связывает, что это так просто не выкорчевать из сердца. И нет, я, наверное, уже его не люблю. Зачем тогда принимаю? Наверное, как лекарство для моей израненной полумертвой души. Мне так хочется… еще хоть разочек, хоть краем коснуться той счастливой безоблачной жизни. Которую он у меня отнял.

– Кэт… Моя малышка. Девочка моя.

Он знает мое тело и виртуозно на нем играет, даже несмотря на эмоциональное дрожание рук.

– Так скучал, так скучал, Кэт.

– Мальдивы нынче не те, – смеюсь я. Так странно это, боже. Столько во мне понамешано. Душу на части рвет. Я не знаю, что идет из прошлого, а что в настоящем живо. Эта ревность… Она вообще к кому? Перед глазами, сменяя друг друга, мелькают кадры. Вот я выхожу за ворота зоны. Вот Реутов сообщает, что у него другая. И тут же память услужливо выдает кадр засоса на груди у Валеева. Это же неспроста, да? Это от его жены подарок? Послание мне, идиотке. Незатейливые письмена.

– Я дождаться не мог, когда этот гребаный отпуск закончится. Если бы не Сашка… – Реутов не договаривает, целуя меня жадно, взахлеб. Мелькает мысль, что сексом с ним я поставлю точку в нашей истории с Таиром. Ну и черт с ним. В ней и не подразумевалось хэппи-энда.

Да и вообще. Не одному же ему с женой трахаться, правильно?

С губ рвется горький смех.

Да пошло оно все! Не хочу я об этом думать. Не могу…

– Витя-Витя, когда же ты успел научиться с такой легкостью предавать?

– Прости меня. Я все исправлю. Веришь? Ты только прости.

– Не-на-ви-жу тебя. Ненавижу, Реутов. Понимаешь?

Истерика. Отбрасываю его руки, но тут же сдаюсь, когда он в отчаянии толкает меня вперед. Упираюсь ладонями в подоконник.

– А я тебя люблю. Люблю. Слышишь?

Утаскивает в прошлое. Здесь душа еще не болит. Все же нам вполне по силам отмотать время. Любые наши страхи, мечты, негативные сценарии, которые мы разыгрываем в голове, равно как и позитивные – для нашего мозга вполне реальны. Он погружается в меня толчком. И я позволяю себе забыться… Обмануться. Улететь… Полностью раствориться. Это все не здесь происходит, да. Это все в нашем счастливом прошлом.

В себя возвращает боль в затекших мышцах.

– Вить, слезь с меня.

Разъединяемся. Холодно. И пусто. В соседнем дворе по случаю праздника запускаются фейерверки, в комнате пульсирует разноцветное зарево. В нем полуголая я как на ладони. Но мне не стыдно. Мне жаль… Жаль нас с этим дураком. Он так светится, что сомнений нет – решил, будто мое прощение уже у него в кармане. Но это не так совершенно, господи. И близко нет. Хотя, конечно, присутствует огромное искушение, я знаю – поддаться ему сейчас – значит обречь нас на мучительную агонию. Я никогда не смогу забыть его: «Кэт, кое-что изменилось. Ч-черт. Прости, ты… Должна знать, что я кое-кого встретил. Все серьезно, мы живем вместе. Сашке Ника нравится… Она ей как мать».

И никогда не смогу простить.

Как ему объяснить, чтобы понял? Я не смогу дать ему то, что он хочет. Это в принципе невозможно. Даже если он в колени мне упадет, каясь, но Реутов же не станет. Я знаю. И хорошо. Я таким его и люблю. Любила…

Хаотично мечущиеся мысли разгоняет стук в двери.

– Ждешь кого-нибудь?

– Шутишь? – округляю глаза. – Соседи, наверное. В домофон-то не звонили.

– А он работает вообще? – усмехается Реутов, застегивая ширинку.

– Ну, коммуналку я плачу исправно.

Он идет первым. Я топаю за ним, накинув на себя Реутовскую рубашку, когда слышу:

– Эй! Какого хрена вообще?

И хоть Виктору никто не отвечает, я знаю, сердцем чувствую, кого сейчас увижу. Молчу. И Валеев молчит. Просто смотрим друг на друга. Он на свету. Я в сумраке комнаты. Его лицо как на ладони: сжавшиеся челюсти с ходящими туда-сюда желваками, прищур… Он же вряд ли может разглядеть хоть что-то, кроме белеющей на мне, как одеяние привидения, рубашки. И хорошо. Зачем все портить слезами?

Еще один взгляд на меня, потом за спину. Разворот. Тихий щелчок замка. И будто он мне почудился.

По стенке скатываюсь вниз. Обнимаю колени. И, наконец, отпустив себя, просто взахлеб рыдаю. Ничего-ничего. Это нормально. Хотя, судя по реакции Реутова, со стороны так не скажешь. Смеюсь. Но это не истерика. Мне действительно весело. И больно очень. И… легко. Наконец, легко. Я, похоже, поставила точку. В нашей истории с бывшим. Этот секс… Я не жалею. Ни о чем. Мне это было нужно, чтобы его полностью отпустить. Может, даже счет сравнять. Черт с ним. Чтобы насолить Нике. Мне даже не нужно, чтобы она об этом узнала. Важен сам факт – за ней не осталось последнего слова. Она не смогла, как ни пыталась, занять то место, которое я всегда занимала в сердце своего мужика. Какую бы херню он ни сотворил, это для меня оставалось важным. А теперь все.

– Я тебя не люблю, Реутов. Прикинь. Это возможно. Я. Тебя. Больше. Не. Люблю.

– А кого любишь, Кать? Валеева? – мертвым голосом уточняет Виктор.

– Да. Можешь злорадствовать – моим он никогда не будет. У нас с ним вообще ничего больше не будет.

– Совсем я в твоих глазах упал, да, Кать?

– Ну почему же?

– Потому что ты всякую херню обо мне думаешь. А я… Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, понимаешь?

– Я была, Вить. С тобой была.

– И будешь! – настаивает бывший муж.

– Куда я денусь? Но, наверное, уже сама по себе. Так спокойней, знаешь ли.

Миша

– Агу, уа-а-а.

С улыбкой смотрю на перевернувшуюся со спины на живот… дочь. Дочь, мать его так. Мою дочь, прикиньте? Страшно довольная собой Машка балансирует на вытянутых перед собой руках и беззубо улыбается. Слюни рекой текут по подбородку, кофточка, которую я не так давно сменил, опять намокла – хоть снова переодевай. А мелкой хоть бы хны. Сияет, то старательно размахивая конечностями, то выпячивая зад. И ведь невозможно ей не улыбнуться в ответ. Совершенно ведь невозможно.

– Да вижу, вижу. Классно выходит, Маняш. Спи давай, поздно.

Десятый час, ага. А ее непутевая мамаша где-то лазит. Свидание у нее, видите ли. Свидание! Первое время я думал, эта сука меня разводит. Но потом увидел ее с каким-то бугаем в нашем кафе. Он ей что-то рассказывал, а эта сидела, развесив, как дура, уши. И такое блаженство у нее на лице было. Будто этот стареющий мудак ей и впрямь пиздец как нравился.

Признаться, когда я поставил Ташу в известность, что готов с ней разделить заботы о нашем ребенке, я никак не предполагал, что она так буквально это воспримет. Но она меня прям за яйца взяла, да. Чуть ли не график у нас теперь – сегодня я сижу с Машкой, завтра она. Ибо ей тоже нужно свободное время. То на то, чтобы заскочить в салон, то на свидание, ибо «А что такого, Миш? Я родила, а не записалась в монахини».

– Уа-а-а!

Напевая под нос что-то из Нирваны, похлопываю мелкую по заду, укачивая. Глаза у нее мои. Только сонные-сонные. В сердце от этого горячо. Не думал, что этот крохотный червячок займет так много места в душе. Глажу круглую щечку. Харю Машка наела приличную. По сравнению с тем, какой крошечной она была, когда родилась, сейчас она прямо-таки упитанная. Хватает ручонкой меня за палец, тащит в рот.

– Ух ты. Да там, кажется, зубы! – восхищаюсь я своему открытию. И даже какую-то гордость испытываю от того, что их обнаружил я. А не ее маманя, которая совсем охренела, похоже! Десять часов. Не затянулся ли ужин? Впрочем, если они решили перевести свидание в горизонтальную плоскость… Ар-р-р.

Особенно бесит то, что я сам на это подвязался! Все в том же разговоре. Ради дочери мы попытались без нервов договориться, как будем жить. Таша будто между делом спросила, хочу ли я жить с ними семьей. Я, естественно, отказался. Договорились, что с этого момента мы просто родители. Все остальное – в прошлом. Потому что одно дело ебать в хвост и гриву доступную бабенку, и совсем другое – мать своего ребенка. Нет, я на такое не подписывался. Да и Таша, к удивлению, поддержала мысль, что с этими больными отношениями надо заканчивать. Даже предложила мне дружбу, на которую я, естественно, с облегчением согласился. И все меня поначалу устраивало. Но ровно до того момента, когда я понял – она не шутила. Все – для нее означало все.