Я влюблен в ужасную женщину, или Заколдованные конфеты Блум (СИ) - Волкова Риска - Страница 20

( Леонард Хаски )

Я смотрел на эту маленькую женщину, и не знал, что делать. Наверное, впервые в жизни. Она просто уснула у меня. Я–то дурак, уже надумал себе и наш разговор за чашкой чая, и ее улыбки, и смех… Думал даже ей рассказать о том, что мы с ней давно знакомы, еще со школы… Но… Увы. Она просто уснула. Прямо здесь, за столом, уронив голову на руки.

— Все же ты удивительная, Люсинда Блум, — прошептал я, касаясь легонько ее плеча.

Она даже не шелохулась.

Я со вздохом поднял ее на руки, ощущая чуть терпкий и совсем не сладкий аромат. Единственный раз, когда меня не тянет на сладкое. Не забавно ли?

Люсинда Блум никогда не была «сладкой» девочкой. Скорее, ее характер больше бы подошел мужчине, несмотря на все ее попытки и стремления быть женственной.

Я перенес ее, спящую, в комнату, и уложил на кровать, заботливо укрыв покрывалом.

— Доброй ночи, чужая невеста… — прошептал я.

— Ум? — она приоткрыла один глаз. — Уже уходишь?

Я усмехнулся. Похоже, во сне Блум даже не понимала, где находится.

— Да. Уже ухожу.

— Останься.

Почувствовал, как маленькая ладошка сомкнулась на моем запястье.

Ох, Блум… Что же ты делаешь… Даже когда спишь, умудряешься доставлять мне проблемы? Будто бы знаешь, что я не смогу уйти…

— Спокойной ночи. — не удержался, и поцеловал ее в лоб, низко наклонившись.

Она улыбнулась.

— Спокойной, папочка…

Прикрыл глаза. «Папочка». Она серьезно? Считает, что осталась в доме у отца, а не у взрослого мужчины? Нееееет, Люсинда! Это просто «удар под дых»! Папочка! Боги… Что я натворил такого, что слабохарактерного Смитти она воспринимает, как мужчину всей своей жизни, а меня… отцом…

Наклонился к самому ее уху.

— Я никогда не буду твоим папой… Мужчиной буду, Блум. Но не отцом, не братом и кем–то еще…

Я развернулся и ушел. Уже у самой двери услышал разочарованный вздох.

Усмехнулся. А ты как хотела, Блум? Добро пожаловать в суровую реальность!

Уже на кухне, уплетая мороженное и запивая его остывшим чаем, я задумался. А что я вообще знаю о Люсинде Блум? Кто ее родители? Почему она живет одна? Я не помню ни одного случая, чтобы она упоминала о них, кроме как сейчас…

Воровато оглянувшись на дверь, за которой спала детектив, я прошел в соседнюю комнату и стянул оттуда папку. С материалами, что нашел на нее. Еще тогда, когда работал в Порт–Хофленде.

Помню, тогда информацию о семье я очень бегло пролистнул, интересуясь больше самой девушкой… Но, видимо, зря.

Устроившись снова за кухонным столом, я открыл материалы и стал читать то, что меня интересовало.

— Не может быть! — выдохнул я.

Оказывается, Люсинда была сиротой. Ее мать и отец погибли при крушении поезда, когда ей было восемь лет. Поскольку родственников других у нее не было, то были назначены опекуны. Они же сменили Лю фамилию на свою, и перевели ее в ту школу, в которой учился я…

— Зачем менять фамилию? Настолько хотели «своего» ребенка? Но тогда почему не взяли младенца? — пробормотал я.

А еще было странно, что настоящей фамилии Люсинды нигде не было указано. Как и то, кем были ее родители. Это наводило на определенные мысли. Что прошлое этой девушки отчаянно хотели скрыть. Вот только зачем?

— Но родилась ты в Мирене… — я еще раз перечитал то небольшое количество информации, что указывалось.

Затем резко захлопнул папку, понимая, что при случае обязательно все выспрошу у Люсинды. Сейчас же я хотел хоть немного поспать. Завтра должен был быть очередной сумасшедший день, и силы мне были нужны.

Я быстро принял душ, вымыл чашку из–под кофе, выбросил пустую коробочку, в котором еще недавно было мороженное. Похоже, скоро придется идти в магазин за сладким…

Осторожно на цыпочках прокрался к комнате, где была Блум. Она спала, подложив ладошки под щеку, словно маленькая девочка.

Я улыбнулся.

— Спокойной ночи.

Прикрыл дверь и отправился в соседнюю комнату ночевать на диван. Он был жесткий и неудобный… Но все это была сущая ерунда. Потому что в голове стучало глухим набатом, что Лю… ЛЮ У МЕНЯ ДОМА! Спит…

Боги… Как хочется ее просто обнять…Вдыхать запах ее волос, целовать ее щеки и губы… Но я понимаю, что то, что произошло сегодня — лишь мгновение. И осталась она и уснула скорее не по доброй воле, а из–за собственной усталости.

Поэтому я не имею права воплощать свои мечты в реальность. Их воплотит за меня тот, кому она уже отдала свое сердце…

— Слабохарактерный дурак! — прошептал я, переворачиваясь на другой бок.

Я не знал, кому адресована была эта брошенная мной фраза — мне самому или Смитти.

Вновь, будто бы в школе, я чувствовал себя прыщавым мальчишкой, которому страшно подойти к понравившейся девчонке.

Невольно вспомнил, как она держалась. Ни намека на слезы или грусть. А ведь получается, что тогда она только похоронила родителей. Которых любила…

Интересно, если бы они остались живы, какой бы выросла Люсинда? Мягкой и нежной, словно цветок? Или была бы такой же, как и сейчас?

Этого я не знал. Ясно было одно, какой бы она ни была, я бы все равно продолжал сходить от нее с ума.

Невольно подумал о собственных родителях. Я не видел их уже больше года, хоть жили они не так далеко от Мирены. Мать часто писала мне, но не всегда у меня находилось время отвечать ей тем же. Был ли я в этом не прав? Не знаю… Мне всегда казалось, что мужчина не должен излишне привязываться к родителям. Да и отец всегда говорил о том же…

И все же, сейчас я хотел поговорить с ними… Наверное, нужно будет заехать на выходных.

Размышляя об этом, я и не заметил, как провалился в блаженную тьму сновидений. А утро… Утро принесло мне удивительное открытие…

— Блииииин! Да как же так–то! — я в панике металась по незнакомой мне комнате.

Воспоминания услужливо подсказывали, что сегодня ночью я приперлась в гости к Хаски, а что было дальше — полный провал. Вроде как мы собирались пить чай… Но тогда почему я здесь, а не дома⁈

Невольно глянула в висевшее на стене зеркало. Я была все в том же платье, что и вчера. А вот лицо мое и свалявшийся колтун после сна напоминали образ злой ведьмы.

— Мной только теперь детей пугать! — прошептала я.

Попыталась осторожно привести волосы в порядок, расчесав их пятерней, но получалось плохо. Зато в голову пришла мысль, что раз я в платье и никаких признаков совершенных преступлений и аморальных поступков больше нет, то скорее всего я просто вырубилась вчера, так и не дождавшись хваленого чая.

— Ну, Дьявол! — шикнула я. — Мог бы и разбудить!

Осторожно выглянула за дверь, перед этим глянув на наручные часы, было еще раннее утро. За дверью обнаружился виденный мною вчера коридор, где я заметила оставленный свой дипломат, висевший на крючке, а также стоявшие на обувнице сапожки.

— И где же Его Величество Хаски? — приподняла я бровь.

Меня раздирало любопытство, куда делся счастливый обладатель сей квартирки, а также оберегатель моего сна.

Заглянула на кухню и, никого там не найдя, осторожно прошла до соседней комнаты. Усмехнулась, заглянув за дверь.

— Дрыхнешь, значит… — прошептала я, вздыхая, глядя на то, как спал мужчина, едва помещаясь на маленьком неудобном диване. — Ладно уж, продолжай спать…

Неожиданно было приятно, что Дьявол уступил мне свою удобную кровать, а сам всю ночь мучился на диване…

Улыбнулась, решив, что знаю, как отблагодарить мужчину. Он же у нас сладкоежка…

Я деловито прошла на кухню. Огляделась вокруг, заглянула в шкафчики и в холодильник. Разумеется, отыскала горы варенья, конфет, залежи недоеденных тортиков, и, боги, даже эклеры!

— Уверена, ты даже не подозреваешь, что Люсинда Блум просто потрясающе готовит… — промурлыкала самодовольно я, доставая с полки пакет с мукой и выискивая в холодильнике яйца.

Пока замешивала тесто, вспоминала о своей жизни с опекунами. Не скажу, что они были плохими людьми, но все же мне было паршиво. Из сказки я, словно неправильная принцесса, попала в самый настоящий Ад. Для маленькой девочки, которую даже раньше причесывали и одевали няньки и прислуга, самостоятельная жизнь оказалась непосильной ношей.