Последний оргазм эльфийского короля - Контровский Владимир Ильич - Страница 51
- Предыдущая
- 51/63
- Следующая
И с этими словами мой дядя самых честных правил повернулся к своей спутнице и снял золотое покрывало с того, что она держала.
Отпад… На плоском серебряном блюде лежал огромный кристалл горного хрусталя, ощетинившийся многочисленными как бы отростками. Кристалл переливался искрами света, таящимися в его глубине, – завораживает, блин.
– В каждой семье Отданонов есть такой кристалл, – пояснил д’Анакор, – символ чести и чистоты помыслов. Сегодня родилась твоя семья, племянница, и пока этот кристалл цел, ей ничто не угрожает. Храни его, Активиа.
– Возьмите хрусталь, королева Алава, – услышала я негромкий голос Шумву-шаха, – все прочие дары могут подождать – кроме этого, поднесённого вашим родственником.
«Только бы не уронить» – промелькнуло у меня в голове, пока я вылезала из-за стола. Однако всё обошлось: я приняла дар, поблагодарила князя, а затем вездесущий Озаботтэс разместил поднос с кристаллом среди прочих подарков. Я вздохнула с облегчением.
Чета Отданонов села за стол для почётных гостей, вместе с королевскими магами, чисто белые хламиды которых по требованиям ритуала стали голубовато-розовыми. Поток поздравителей пошёл на убыль, гости рассаживались, и я, воспользовавшись передышкой, напомнила Озаботтэсу о его обещании рассказать мне о моей как бы тёте.
– Её зовут Нивея-Хея-Кея, – сообщил словоохотливый таукитянин, – и она уроженка Полуночной стороны.
Я опешила.
– Чего-чего? Ты хочешь сказать, что она вамкирдычка, да?
– Чёрная нимфа. Эти существа заманивают мужчин и убивают их, получая при этом неземное наслаждение.
– А как же князь д’Анакор? Или эта змея его убьёт в ближайшем будущем? – я даже пренебрегла этикетом и повернулась к Озаботтэсу. – Вот это номер – надо спасать дядю!
– Не убьёт, – лицо таукитянина расплылось в улыбке блина на сковородке. – Князь взял её в бою, как пленницу, а потом… Он полюбил её – по-настоящему, – и Нивея-Хея-Кея ответила ему взаимностью. И тогда случилось чудо: чёрная нимфа переродилась и стала его женой. Настоящая любовь творит чудеса, ваше величество, – да, да!
Ага, настоящая… Покажите мне такую любовь – в нашем мире её точно нет. Хотя – здесь, в Эххленде, всё возможно. Настоящая любовь, значит… Ну-ну… Блажен, кто верует…
И тут я увидела Хрума. Маркиз был одет точно так же, как в тот раз, когда мы с ним познакомились во дворце ликатесской властительницы. И сама Окостенелла была тут как тут – они шли по проходу между столами, направляясь к местам для почётных гостей. «Вот уж кого-кого, а эту кошку я совсем не рада видеть на своей свадьбе! – подумала я. – Неужели она тоже будет меня поздравлять, и мне придётся улыбаться ей в ответ?». Однако до этого не дошло – магесса бросила на меня один-единственный короткий взгляд (выражения её глаз я не разобрала) и села среди магов (с таким видом, словно заняла место в очереди к зубному врачу). А де Ликатес вышел вперёд, и в руках у него появилась лютня.
– Поздравляю вас, леди Активиа, – сказал он, глядя на меня своими удивительными серыми глазами, – и желаю вам счастья. Я рад, что я сделал всё от меня зависящее для того, чтобы вы стали той, кем вы стали. И я дарю вам старинную балладу о любви.
Зал затих и замер. А Хрум тронул струны и запел.
Голос у него был удивительный – не то чтобы очень сильный, но берущий за душу. И его слушали, затаив дыхание. Я видела, как смотрели на него женщины, и мне вдруг почему-то вспомнился Водопад Слёз. Вот интересно, если бы я тогда не устроила рыцарю половую истерику, а сказала бы: «Хрум, не хочу я ехать ни к какому королю, будь он хоть трижды эльфийский, – я его знать не знаю, и знать не желаю! Возьми меня в свой замок, Хрум, – я буду тебе хорошей женой, потому что мне кажется, что я в тебя влюбилась… И не потому, что ты красавец писаный – с лица не воду пить, как у нас говорят. Ты настоящий мужчина, Хрум: отважный, сильный, честный и… добрый. Я люблю тебя, Хрум…».
Нет, бурных аплодисментов, переходящих в овацию, не было – свадьба всё-таки, а не концерт авторской песни. Но я была уверена, что очень многие эххийки, сидевшие в этом зале, дорого бы дали за то, чтобы им подарили такую балладу о любви. А де Ликатес опустил лютню, поклонился растроганной мне и бросил очень короткий взгляд на… Окостенеллу. Я следила за выражением лица рыцаря, перехватила его взгляд, и весь мой сентиментальный настрой мигом улетучился.
Если бы Хрум посмотрел так на любимую меня, тогда понятно, но он одарил своим предельно красноречивым взором эту помесь злой кошки со снежной бабой, и где – на моей собственной свадьбе! Жаль всё-таки, что я его тогда не зарезала… Дурак он, этот рыцарь, и больше никто, – неужели он не видит, что ледяная магесса в принципе не может испытывать к кому-то каких-либо тёплых чувств? Любовь… Чушь это всё! Вот я, например, королева Полуденной стороны Эххленда, – да стоит мне захотеть, и такие штампованные красавчики выстроятся вокруг меня рядами и колоннами, виляя хвостами и повизгивая от восторга! И не потому, что я красавица (хотя и не без этого), а потому что я Повелительница и Владычица. И если мне придёт такая блажь (и если муж не будет очень сильно возражать), я организую аттракцион: ночь любви со мной в обмен на жизнь, и недостатка в желающих не будет, я в этом уверена. Кажется, Клеопатра-египтянка устраивала в своё время что-то подобное, и результаты были потрясные. А вы – любовь… Да кто её видел, и что это такое? Ахи-охи, томные вздохи, серенады соло, письма с лепестками роз и коленопреклоненные кавалеры? Не делайте мне смешно – лучше составьте смету, скалькулируйте, сколько стоит вся эта ваша любовь оптом, в розницу и с доставкой на дом заказчику, и выставьте счёт. И мы его оплатим по безналу, если товар того стоит.
А свадьба шла своим чередом – звучали поздравительные тосты, звенели бокалы, и в этот весёлый гомон вплеталась негромкая музыка, лёгкая, как дуновение тёплого ветерка. Я была прекрасна и обаятельна, расточала улыбки и нежилась в волнах всеобщего восхищения. «Горько» нам, правда, не кричали: нет у эххов, похоже, такого обычая, и слава богу, что нет – не люблю я этого.
И был удивительный танец семи девушек, одетых (точнее, раздетых) во что-то типа лёгкой дымки. Они кружились в центре зала, и цвет их туник – у каждой свой – менялся от бледно-фиолетового до бледно-красного. Танцовщицы напоминали живую бледную радугу, упавшую в банкетный зал, и ещё мне казалось, что я вижу ожившие звуки музыки.
- Предыдущая
- 51/63
- Следующая
