Магическая практика. Пройти и (не) влюбиться (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 19

– Рассказывай, – повторил я.

– Эта лиса оказалась не лисой. Не смейся!

Она начала, то и дело сбиваясь и уверяя, что она в своем уме, однако постепенно рассказ становился все более связным. Правда, я так и не понял, зачем Габриэла подробно описала выставленную сеть, но если это помогло ей немного успокоиться, то пусть.

– И это была змеюка с птичьим клювом и перьями! – Она замолчала. Вгляделась мне в лицо, ожидая реакции.

– Вот как… – задумчиво протянул я.

– Ты мне веришь?

И прозвучало это так, словно Габриэла сама не знала, чего сильнее бояться – что я подниму ее на смех или что поверю.

– Верю. Я видел эту тварь в лесу.

Она выдохнула, разом обмякнув, словно с напряжением из нее и воздух выпустили.

– А еще теперь я верю, что та табуретка тебе не примерещилась, – добавил я. Заглянул Габриэле в глаза. – Извини, я был не прав.

Девчонка вытаращилась так, будто у меня на лбу выросли раскидистые рога и засияли ярким светом.

– Да что ты…

– Ладно, – оборвал я ее лепет. – Пойдем посмотрим, не осталось ли каких следов.

Чтобы не будить хозяйку, мы снова вылезли через окно. Калитку бабка Мина, как и все здесь, не запирала, только накидывала проволочное кольцо поверх штакетин, удерживая ее на месте, так что на ее двор мы попали без проблем. Пес, дремавший у крыльца, поднял голову, но, признав нас обоих, снова опустил ее на лапы и задремал.

Не знаю, что я хотел увидеть, на самом-то деле. Никогда не считал себя хорошим следопытом. Так, на охоте кое-чего нахватался. За курятником росла густая трава, если змеюка и проползла по ней, то травинки успели распрямиться. А внутри не было ничего, кроме переворошенной и подпаленной подстилки. Но поди докажи, что эту подстилку подожгло ночное чудовище, а не Габриэла, которой что-то привиделось спросонья.

Мы вышли из курятника.

– Значит, осталась твоя мама без воротника, – протянул я, размышляя, что делать.

Утром надо будет старосте показать курятник. И сообщить в гарнизон, что не просто так сюда просили боевого мага, а потому лучше бы им прислать кого-нибудь опытного.

– У меня нет мамы, – ровным голосом произнесла Габриэла.

– Прости, – смутился я. – Я не…

– Ты не хотел, я знаю, – все так же ровно договорила за меня она. – Думаю, мы должны рассказать все мастро Фаббри и капитану Ротонде.

– Я тоже так думаю, – поспешил согласиться я, радуясь смене темы.

Какое-то время мы шли молча.

– Куда ты, вон же твой дом? – спохватилась Габриэла.

– Тебя провожаю, ночь же на дворе.

Она уперла в бока кулачки, возмущенно уставилась снизу вверх своими глазищами.

– К вашему сведению, нобиле Фальконте, я не ваша девушка, а боевой маг! И я сама вполне могу себя защитить!

Я ухмыльнулся. Она смутилась.

– Правда, не надо. Хозяйка подумает невесть что.

– Не подумает.

– Кстати, что ты ей наплел? – вспомнила девчонка.

– Ничего особенного. Напомнил, как подобает обращаться с теми, кто денно и нощно не щадя живота своего обороняет их от нечисти.

И добавил пару баек из дневника моего прапра… в общем, первого нобиле Фальконте. Чтобы тетка прониклась. Она и прониклась.

Я все же проводил Габриэлу до самой калитки и дождался, пока затворится дверь. Мало ли, кто выскочит. Но никто не выскочил, хвала Семерым. И домой я добрался так же спокойно, чтобы с чистой совестью доспать до утра.

Леон

Телега мастро Скварчопули подпрыгивала на ухабах, а вместе с ней подпрыгивали кочаны ранней капусты. Почтенный хозяин собрал излишки со всех дворов, чтобы продать лавочнику в Вальтремо и честь по чести отдать деньги односельчанам. Не забыв и себе толику малую, конечно, за то, что не поленился потратить почти день на поездку туда да обратно.

Я зевал, рискуя вывихнуть челюсть: не привык так рано вставать. Попытался было пристроиться в телеге, примостив голову на сверток с медвежьей шкурой, но капустные кочаны, напрыгивая на меня, то и дело норовили отдавить самое дорогое – пришлось смириться с тем, что доспать не получится. Зато девчонка была возмутительно бодра, крутила головой по сторонам и, кажется, даже песенки мурлыкала.

Вчерашний разговор со старостой не задался, и сегодняшний – с капитаном – вряд ли будет удачней.

Староста, выслушав нас, расправил бороду.

– Может, оно так и было, как ты рассказываешь, а может, и нет.

Девчонка вспыхнула, распрямляясь. Я сжал ее плечо, пока она не наговорила что-нибудь сгоряча. Ему еще нам отчеты о практике подписывать.

– Я понимаю, мастро Фаббри, что все это звучит странно. Но я готов поклясться, что видел в лесу…

– Может, и видел, – кивнул он. – Прадед сказывал, водились в былые времена тут этакие крылатые змеи. Прадеду своему у меня причины не верить нет, хоть сам я никогда ничего подобного не встречал. Да только, даже ежели эта змеюка в самом деле повадилась по курятникам шастать, от меня-то вы чего хотите? Чтобы я сам ее ловил?

Мы переглянулись.

– Разве она вас совсем не тревожит? – осторожно спросил я.

– Я думал, что серьезное пошаливает, а теперь знаю кто. Пущай будет. Курочек жаль, конечно, но бывает и хуже. – Староста оглядел нас, одинаково ошарашенно таращившихся на него. – Вот хоря возьми. Ежели в курятник залезет, половину кур передушит забавы ради. А эта – аккуратненькая, по одной курочке берет, да не каждый день. Ежели она к Мине так и будет шастать, скинемся обчеством да возместим, по курице со двора не убудет. – Он воздел в небо узловатый палец. – Земля у нас щедрая, дарит нам и урожаи богатые…

Земля щедрая, на вулканическом пепле да на крови и плоти тех, кто погиб здесь пять веков назад, замешана. Урожаи здесь и правда богатые.

– … и воду живую дарит…

И котов, ворующих чужие кошели…

– …и другие диковинки, о которых вы внизу и не слышали. Да только нельзя лишь брать и не отдавать. Делиться тоже надо. Потому, ежели послана нам змеюка, значит, пусть берет.

– А если бы я ее поймала? – спросила Габриэла.

– Значит, поймала. Значит, Семерым так было угодно. – Староста с достоинством кивнул. – Поймаешь – спасибо скажем от всего обчества. А не поймаешь – пущай живет.

Так мы и ушли несолоно хлебавши. И я подозревал, что в гарнизоне разговор тоже ничем не закончится. Во все произошедшее и так было сложно поверить, а я еще и перессорился со всеми. Но все же мы обязаны были попытаться. Вот если и отец мне не поверит – тогда дело плохо, значит, и дома я испортил все, что мог.

Я тряхнул головой, отгоняя дурные мысли. Должны поверить, не отец, так дед, тот часто смеялся, что я – вылитый он в молодости, такой же шалопай.

Не знаю, правда, что мне это даст, если поверят. Я даже сам себе не мог толком объяснить, почему происходящее в деревне меня пугало до свернувшихся кишок. Только ли потому, что когда-то где-то в тех горах упокоилось чудовище, которым до сих пор стращают маленьких детей? Так пять веков прошло, поди… – «наверное», поправил я себя, манера речи деревенских заразна – не восстанет уже. Да и с чего бы восстать, филактерий-то уничтожили? По официальной версии.

Старик Скварчопули хотел высадить нас сразу у гарнизона, но я попросил его довезти нас до станции. Дилижансы кроме пассажиров брали и почту. Оказывается, меня ждали деньги – отец, хоть и урезал мое содержание, высылал его вовремя, даром что в этой глуши и тратить особо не на что было. Но не платить же за обратную пересылку. Я отправил родителям свой трофей и письма, как собирался. И очень удивился, когда Габриэла, попросив меня подождать, решила выслать деньги какой-то мастре Жилде Ардженти. Родственница?

Я чуть язык не отболтал, прежде чем уговорил Габриэлу все же взять деньги. Она упиралась до последнего, пока, разозлившись, я не фыркнул: «Ну и будь моим секретарем бесплатно, мне же лучше!» и не протянул руку за монетами. Габриэла выгребла их у меня из-под ладони в последний миг, возмутившись, дескать, мало того, что я свои обязанности исполнять не хочу, так еще и ее работать бесплатно заставляю!