Слезы Огня (СИ) - Завгородняя Анна - Страница 20

А еще, где-то там была и Брунхильда. Хитрая матерая волчица, которая за своего сына готова на все. Оба знали о существовании друг друга и порой, шагая по снегу за Дьярви и совой, Асгейру противостоял сильный ветер, замедлявший его шаги, заставлявший прилагать большие усилия, чем он рассчитывал, на преследование оборотней и колдун полагал, что эти ветры не что иное, как дело рук… или лап, прекрасной белой волчицы.

Она словно хотела показать ему — я слежу за тобой, я рядом…

Асгейр вскинул голову вверх, когда услышал раздавшийся в наступившей тишине вой… Он улыбнулся. Это был Дьярви. Мальчишка-оборотень почувствовал, что здесь подходит граница земель, на которых властвовала его мать, а значит и силы у Брунхильды теперь будет меньше.

Он все надеялся, что волчица подхватит крик своего сына, но нет. Матерая хищница ничем не выдала своего местонахождения.

Едва стих волчий вой, как вокруг поднялся ветер. Мгновение и костер потух, вспыхнув в последний раз и колдуна охватил холод, неестественный и пронизывающий до самых костей.

Асгейр вскинул вверх руки, прогоняя морок и выдавил улыбку.

— Шутить изволишь, ведьма? — спросил он ветер. Тот, словно издеваясь, швырнул в лицо мужчины горсть снега и умчался вверх, потревожив вершины спящих сосен.

Несколько дней нас просто держали в доме, давая выходить лишь в уборную. Нам постоянно приносили пищу и воду, чистую одежду и при этом всегда у дверей находилось двое, а то и сразу трое вооруженных людей. Стоило мне выглянуть за двери, как меня тут же мягко водворяли обратно в дом.

Мы были просто пленниками, хотя я сперва решила, что Торстен сразу же вручит меня как подарок своему вождю, но нет. Видимо я ошибалась и меня держали для какого-то особенного случая. Злиться кричать и что-то требовать не было смысла, и мы с Нечаем просто дожидались того часа, когда ситуация разрешится сама по себе. Старик был молчалив и редко доставал арфу, лениво перебирая тонкие струны. Смотрел на меня и думал о чем-то своем. А я сидела у окна — единственного места, которое давало мне обманчивое ощущение свободы, поскольку рама была наглухо прибита, а разбей я окно, на шум тут же примчатся охранники, и потому я делала только то, что могла делать в такой ситуации — смотрела на небо и следила за передвижением кур по усыпанной сеном земле.

А еще я думала о том, что Нечай ошибся.

Булат ничего не почувствовал. Он не пришел за мной, да и могла ли я упрекнуть его в этом, ведь сама ясно дала понять, что передумала быть с ним. Без объяснений…хотя, он и не поинтересовался причиной. Но все же я не винила его в том, что он уехал. Мы были знакомы всего ничего и Булат по-своему попытался спасти меня от Гуннара, да вот Торстен подвел, придумав свой простой, но такой действенный план.

И вот теперь мы томились в ожидании в этом домике в самом углу двора, раскинутого перед домом северянина. Когда в один прекрасный день нас все же навестили.

— Как устроились? — Торстен протиснулся в дом. Он не улыбался, а просто смотрел напряженно и выжидающе, словно хищник перед прыжком и этот его взгляд заставлял мою спину леденеть, а колени привычно дрожать.

— Спасибо, все могло бы быть и лучше, — ответил северянину Нечай.

Мужчина покосился на старика, ухмыльнулся.

— Ну, ничего. Скоро будете свободны…в каком-то смысле, — произнес он и тон, каким он сказал эту фразу, не предвещал нам ничего хорошего.

— Как это понимать? — я поднялась от окна и шагнула к северянину, который с высоты своего роста глядел на меня, как скала смотрит на море, возвышаясь над ним, огромная, широкая и непоколебимая.

— Да понимай, как хочешь. Я просто так зашел к тебе, проверить, здорова ли и сможешь ли повторить свой танец.

Я метнулась назад, догадываясь, перед кем должна буду танцевать. Вот, как значит, он хочет продемонстрировать меня своему вождю! Что задумал этот мужчина? Я понимала, чтобы это не было, нам с Нечаем добра ждать не стоит.

— Если отпустишь после, буду танцевать, — сказала я. В горле пересохло и слова вышли какими-то отрывистыми и глухими.

— Не ставь мне условий, девка, — прищурив глаза, сказал Торстен.

— Иначе даже не пошевелюсь, — повторилась я. И тут северянин бросил взгляд на старика.

— Пошевелишься, — зло сказал он, — Ради него пошевелишься, как и ради своего мужика подсуетилась. И будешь танцевать столько сколько понадобится, пока ноги на сотрешь в кровь, пока замертво не упадешь!

Я опустила глаза.

— Верея! — прошептал Нечай.

Торстен был прав. Я все сделаю. Глупая, неудачливая девчонка, не послушавшая своей интуиции и вошедшая в этот проклятый город на свою погибель.

— Когда? — только и спросила я.

— Через несколько дней, — ответил мужчина и добавил, прежде чем покинуть дом, — Готовься хорошенько, — и ушел, прикрыв двери.

К жениху собирались всем двором. Князь велел заложить карету, да внутри обложить ее подушками для удобства княжны. Сундуки с одеждой положили на телегу, что должна была следовать за каретой и отрядом, который все же отдали одному из княжеских воевод, когда Булат так и не объявился. Князь даже начал переживать по этому поводу, но посланная птица принесла вести, что Гуннар ждет невесту, а посол отбыл неделю назад. Почему Булат не явился с докладом, Аскольд еще долго ломал голову, но пока решил не бить тревогу, предполагая, что скорее всего его посол первым делом отправился в свое поместье, что находилось по пути к городу. Это конечно, князю было неприятно, и он решил, что после отчитает своего посла, пока же все его мысли были о предстоящей свадьбы дочери и о том, как придутся друг другу молодые люди.

С Гуннаром Аскольда свел случай, судьба, которая показала князю молодого северного вождя с самой лучше стороны. Он был поражен тому, за какой короткий срок северянину удалось поднять маленькую деревушку, затерянную на пути у тракта и превратить ее в довольно крупный городок, который мало того, что стал вполне процветающим, но к тому же продолжал расти и шириться, обещая вскорости нагнать размерами территории его собственные владения.

Именно такого предприимчивого мужа он мечтал заполучить для своей дочери. Лебедь с ее характером был нужен именно такой муж, решительный и в чем-то даже жестокий… В чем-то, но только не по отношению к самой княжне. Здесь Аскольд представлял себе Гуннара ласковым и нежным супругом и был твердо убежден, что именно так и будет относится к его ненаглядной девочке этот суровый северный мужчина… А если вдруг обидит…

Аскольд даже не предполагал такого развития событий, уверенный в том, что его Лебедь сразу же покорит Гуннара, ведь не может нормальный здоровый мужчина относится без восхищения к подобной красоте!

Князь и сам порой восхищался собственной дочерью, хоте не мог не признать, что характер у нее не матушкин, хотя, кто знает, может, истинная княжеская дочь должна быть такой решительной и целеустремленной, чтобы составить хорошую партию мужу правителю. В любом случае, Аскольд был уверен в том, что Гуннар и его Лебедь, найдут общий язык и будут счастливы вместе.

И вот, наконец, настал день, когда князь отец и весь двор, провожали молодую девушку в дорогу. И хотя путь до города северянина занимал каких-то два-три дня, а если галопом, то за полтора можно добраться, Аскольд все же приставил к княжне достаточно людей для охраны, сетуя на то, что Булат, на которого он так рассчитывал, так и не вернулся.

— До встречи, дочка, — прежде чем усадить княжну в карету, отец обнял ее, прижав к широкой груди. Он подумал о том, что неплохо было бы и ему самому заявится к Гуннару, но после решил, что северянин княжну не обидит, да и рассчитывал на своего воеводу и его воинов. Те уж точно Лебедь в обиду не дадут. Будут стоять грудью до последнего, если понадобится, в чем, Аскольд очень сомневался.

— В добрый путь! — помахала из окна кареты Лебедь и уселась на подушки, бросив взгляд на старую нянюшку.