Горечь войны. Новый взгляд на Первую мировую - Фергюсон Ниал - Страница 77

Редакционная статья Горацио Боттомли в номере еженедельника John Bull за неделю, заканчивавшуюся 8 августа, была еще экстравагантней. “К ЧЕРТУ СЕРБИЮ! — писал он. — Сербия должна быть уничтожена. Пора стереть ее с карты Европы”. Такого не писали даже самые крикливые из австрийских журналистов. При этом, продолжал Боттомли, британскому правительству следовало

Как наглядно демонстрирует это странное рассуждение, реакция прессы на начало войны была какой угодно, но только не единодушной.

Правительства тоже явно не преуспели в насаждении единомыслия. Более того, совсем не очевидно, что они пытались его насаждать. Начнем с того, что их усилия в этой области в основном ограничивались введением цензуры, которая должна была предотвращать публикацию военных сведений, могущих быть полезными для врага. Обычно для этого уже имелись прецеденты. В Англии, где существовала традиция цензуры в области искусства, осуществлявшейся лордом-канцлером, газеты еще раньше приняли систему самоцензуры в военных вопросах под эгидой созданного в 1912 году Объединенного постоянного комитета^{1175}. Принятый 8 августа 1914 года Закон о защите королевства — Defence of Realm Act, ДОRА, действие которого в дальнейшем продлевалось шесть раз, заметно расширил полномочии государства в этой сфере. Предписание 27 напрямую запрещало сообщения и заявления “в устной форме, в письменной форме или в газетах, журналах… и иных печатных изданиях”, которые “преднамеренно подрывают или, вероятно, способны подорвать” верность королю, набор новобранцев или доверие к национальной валюте^{1176}. С 26 сентября 1914 года цензоры также запретили публиковать не только новости о передвижении войск, но и предположения. В следующем марте прессу предупредили, что ей не следует преувеличивать британские успехи, хотя один из владельцев газет возразил на это, что к подобному чрезмерному оптимизму склонен и сам сэр Джон Френч^{1177}. Списки потерь не публиковались до мая 1915 года. Попытки еще сильнее ужесточить цензуру были успешно предотвращены осенью 1915 года, однако до самого конца войны пресса продолжала находиться под жестким контролем. На большей части территорий Британской империи пресса также была подцензурной^{1178}. Хотя система “оборонных уведомлений” обеспечивала редакторов сорока изданий секретной информацией о ходе войны, эти сведения определенно не предназначались для публикации. То же самое относилось и к конфиденциальным данным, которые в больших количествах получал военный корреспондент Times, отставной полковник Чарльз Репингтон. Сам Ллойд Джордж признавал: “Общество знает только половину, а пресса — примерно три четверти”^{1179}.

Если у британцев была DORA, то у французов — “Анастасия”, персонификация военной цензуры^{1180}. Осуществлялась эта цензура на основании законов об осадном положении от 1849 и 1878 годов, позволявших военным властям запрещать вредоносные для общественного порядка публикации. 3 августа Военное министерство создало для этой цели пресс-бюро. Закон, принятый через два дня, шел еще дальше, запрещая прессе публиковать любые относящиеся к военным операциям сведения, кроме одобренных правительством^{1181}. К сентябрю военный министр Александр Мильеран вновь ужесточил правила. Теперь запрещалось публиковать имена погибших^{1182}.

В Германии, как и во Франции, с началом боевых действий в силу вступил старый закон об осадном положении (от 1851 года), приостанавливавший “право свободно выражать мнения с помощью слова, печати или изображений” и дававший местным военным властям право цензурировать или запрещать публикации. Чтобы дополнительно воспрепятствовать выходу в свет “недостоверной информации”, рейхсканцлер издал циркуляр для прессы, содержавший 26 запретов. Кроме этого, в 1915 году [прусское] Военное министерство выпустило рекомендации, которые среди прочего запрещали публиковать общее число потерь (даже в списках погибших нельзя было использовать сплошную нумерацию)^{1183}. В общей сложности к концу 2016 года действовали около двух тысяч подобных цензурных предписаний. Однако военные власти применяли их непоследовательно, и поэтому в феврале 1915 года была создана Главная цензурная служба (Oberzensurstelle), семью месяцами позже ставшая Военным пресс-бюро (Kriegspresseamt)^{1184}. В Австрии аналогичные функции выполняло Военное надзорное управление (Kriegsüberwachungsamt)^{1185}. В Италии аналогичные структуры были созданы еще до ее вступления в войну^{1186}. Цензура была неуклюжим инструментом. В 1915 году за нарушение цензурных правил были оштрафованы как Labour Leader, так и Times. 14 августа от цензуры, к своему стыду, пострадала Figaro — из-за статьи о Марокко^{1187}. Выпуск газеты Клемансо L’Homme libre был приостановлен за публикацию статьи о том, что раненых солдат перевозили в грязных вагонах, в которых они заражались столбняком. Когда она вновь стала выходить под названием L’Homme enchaîné, ее снова запретили^{1188}. Как иронизировал 27 сентября 1914 года Альфред Капю,

В число германских газет, закрытых или подвергнутых цензуре за разглашение военных сведений, попала даже малоизвестная и безобидная Tägliche Rundschau für Schlesien und Posen.

Однако постепенно все правительства перестали ограничиваться цензурой военных сведений и начали использовать свои полномочия военного времени в откровенно политических целях. В Великобритании в разное время запрещали такие газеты и журналы, как Irish Worker, Irish Volunteer, Irish Freedom и Sinn Féin, а также Nation и пацифистское издание Tribunal. Особенно тщательно старались, чтобы за границу не попало то, что могло нанести ущерб “военной деятельности”. Составлялись подробные списки запрещенной к вывозу литературы, в которые попадали не только ирландские националистические, социалистические и пацифистские издания, но и школьные газеты со слишком подробными сведениями о местах службы выпускников на фронте и железнодорожные бюллетени, содержавшие предположительно опасную информацию о британской транспортной системе. Жертвой цензуры стал также журнал Британской ассоциации старых гейдельбергцев^{1190}. DORA также пыталась взять на себя роль национальной литературной няньки, которую раньше играл лорд-канцлер. В 1914 году была запрещена книжная версия пьесы Феннера Брокуэя “Адвокат дьявола”. Четырьмя годами позже под запретом оказался опубликованный под псевдонимом роман Роуз Аллатини “Презираемые и отвергнутые”, главный герой которого был гомосексуалистом и отказывался от воинской службы по убеждениям. Издателя в итоге оштрафовали, а тираж книги уничтожили^{1191}. Так Великобритания времен войны постепенно превращалась в полицейское государство. Только в 1916 году пресс-бюро с помощью цензурного подразделения секретной службы — МИ7 (а) — изучило более 38 тысяч статей и 25 тысяч фотографий, а также не меньше 300 тысяч частных телеграмм^{1192}. Такому размаху мог бы позавидовать сам Меттерних! Как справедливо жаловался журнал Nation в мае 1916 года, “одна из трагедий этой войны заключалась в том, что страна, вставшая на защиту свободы, теряет свои свободы одну за другой, и в том, что правительство, раньше считавшее общественное мнение своей опорой, стало бояться его и пытается его ограничивать”^{1193}.