Инквизитор. Божьим промыслом. Книга 14. Пожары и виселицы - Конофальский Борис - Страница 11

«Троих-четверых мы поранили. Эти прибывшие перекрывают их потери. Ещё и офицерик какой-то».

Волков поднимает голову к небу. Солнце в зените, жжёт неимоверно. Как он выносил здешнюю жару в доспехе, ещё и дрался всё утро? Он чувствует жажду, но знает, что пить хотят все. А воды в башне нет. Только та фляга, что носит с собой маркграфиня, да и в ней не вода, а вино. Фляга немаленькая, но вина в ней им пятерым хватит утолить жажду лишь один раз. У него, как и у всех его людей, к седлу лошади была приторочена фляга, но теперь… Во дворе нет ни его людей, ни лошадей, на которых они приехали.

Он переходит к другому зубцу башни и заглядывает вниз, во двор. Увиденное его удовлетворяет. Отсюда можно легко будет докинуть факел до тех копен сена, которые сложены у стены. И за которыми начинаются поленницы под навесами.

– Будьте пока тут, фон Готт, – говорит он и спускается вниз, на ходу снимая наконец шлем.

Проходит мимо маркграфини. Хенрик принёс ей какую-то скамеечку, на которой она сидит, разговаривая с оруженосцем. Увидав его, принцесса спрашивает:

– Барон, вы ранены?

– Ранен? – он не понимает её. – Нет.

– Но вас так сильно били, на вас кидались, как псы на кабана, – продолжает женщина.

– Нет, не так уж было всё и страшно.

– Ах вот как… – говорит она, встаёт и протягивает ему флягу. – Вам, кажется, жарко, вот, выпейте.

– Благодарю вас, – он берёт увесистую флягу. – Вино с водой?

– Нет, чистое, – отвечает ему женщина. – И хорошее. У этих нечестивых отличные погреба.

Он делает один большой глоток, второй…

«О Боже… Это прекрасно. Вино даже и нагреться во фляге не успело».

Волков не удержался и сделал ещё один большой глоток. И, закрывая флягу, говорит женщине:

– Ваше Высочество, мой отряд подойдёт сюда нескоро, скорее всего через день или даже через две ночи, и это единственная влага, что у нас есть. Нужно её беречь.

– Я буду беречь её, генерал… – она взяла вино. – Барон, прошу у вас прошения, я позабыла ваше имя, обычно я хорошо запоминаю имена, но тут всё было так неожиданно…

– Рабенбург, – напомнил ей Волков. – Или ещё меня прозывают Эшбахт. То моё поместье.

– Эшбахт! – воскликнула принцесса. – Конечно же, я слышала это имя. Это же вы воевали с восставшими мужиками!

Он едва заметно поклонился ей.

– И, значит, Ребенрее прислал спасать меня настоящего, знаменитого героя, – говорила она.

– И я вынужден продолжить спасение, – он снова поклонился, и маркграфиня тоже ему кивнула.

Волков собрал всех на втором этаже башни, возле лестницы, около скамеечки, на которой сидела принцесса, и начал:

– Сушь стоит изрядная, дрова и сено сухие. Сделаем факел… – он чуть подумал. – Нет, три факела; ты, Кляйбер, поднимешься наверх и скинешь факелы на копну сена у стены, там недалеко, докинешь. Как займётся огонь, и они кинутся его тушить… Эх, жаль, что у нас нет арбалета… Ладно… Они попробуют растащить сено и дрова, пока не загорелись лестницы, я выйду и разгоню их, порежу, кого смогу, а вы, господа, останетесь у двери, будете сторожить мой отход; коли мне отступление попытаются отрезать, так вы, фон Готт, выйдете за мной.

План был простой и понятный и, как все простые планы, вполне выполнимый. Все были согласны с тем, что если удастся поджечь замок, то выскользнуть из него будет легче. И словно опережая мысли своих людей, генерал добавил:

– А если и не получится у нас уйти, так мы поможем полковнику Брюнхвальду взять замок, да и, увидав дым, он всё поймёт и поторопится.

И тут неожиданно для всех вдруг заговорила маркграфиня, она слышала о планах генерала и сказала с жаром, которого от неё никто не ожидал:

– Барон, коли кто-то будет препятствовать вам, так убивайте всех без разбора, в этом доме нет праведных, – и повторила, словно хотела, чтобы её лучше слышали: – Нет здесь праведных.

Оруженосцы оба, да и кавалерист, молчали, на них слова Её Высочества, кажется, произвели впечатление. И отвечать пришлось генералу:

– Непременно, добрая госпожа. Я так и буду делать, – и пока его люди ещё находились под впечатлением от слов маркграфини, он продолжил: – Господа, делаем факелы, – и потом добавил: – Кляйбер, тебе драться не придётся, дай-ка мне свой подшлемник.

Конечно же, кавалерист генералу отказать не смог. Потом они отправили фон Готта наверх, а все вместе спустились вниз; там, кроме ломаной мебели, было много всякого хлама: гнилые и влажные гобелены, заскорузлые стёртые ковры, битые кувшины и стеклянные фужеры с отколотыми ножками. Материал и палки для факелов были готовы, правда, пропитать тряпки было нечем, но они все согласились с тем, что сено загорится даже от тлеющих факелов, если те, пока летят, и потухнут.

– Заполыхает, уж не извольте беспокоиться, господин, – мастеря факелы, обещал Кляйбер, – вон жарища какая.

Волков, в общем-то, и не беспокоился; он уже примерил влажный подшлемник кавалериста и стал готовиться. Доспех у него, конечно, был отличный, а солдаты Тельвисов… Обычная охрана замка, что и не воевала никогда толком. Но всё равно… Их будет многовато для одного. А ещё, помимо арбалетов, у них есть аркебуза, и один раз подлецу аркебузиру почти удалось закинуть пулю ему за доспех.

Разжигать огонь пришлось при помощи пороха и пистолета. Другого способа развести огонь у них не было. Ветошь под щепками присыпали порохом, а искру высекло колесцо механизма.

– Хенрик, не забудьте потом зарядить пистолет, – напомнил оруженосцу барон, видя, как разгорается огонь.

– Не забуду, генерал, – обещал ему оруженосец.

Когда факелы начали разгораться, Волков приказал Хенрику и фон Готту спуститься вниз, к главной двери башни, а сам пошёл с Кляйбером наверх.

А там солнце стало ещё жарче, в доспехах и стёганке, казалось, было невыносимо, но он не один год провёл на южных войнах, а там зной был делом обычным… Правда, тогда он был молод, и силы его казались ему беспредельными.

– Ну, Кляйбер, – генерал оглядел двор, дворню, что пряталась в тень, арбалетчиков, что торчали на лестницах и стенах замка. – Попадёшь на сено?

– Да чего же не попасть-то? – размахивая факелами, чтобы получше разгорелись, отвечал кавалерист. – Вон они, стожки, только кинь…

Волков ещё раз оглядел двор, прикинул, откуда в него будут стрелять арбалетчики, как из-под лестниц к нему пойдут солдаты, гонимые сержантом. Он поправил шлем:

«Ну, теперь хоть подшлемник есть».

Генерал выглядывает из-за зубца стены и продолжает рассматривать двор замка; он надеется, что увидит самого графа, вот уж с кем он точно хотел бы встретиться, но это скорее мечты, чем надежды. Граф со своими ведьмами, возможно, сейчас смотрит на него в одно из окон, выглядывает из-за стены. А внизу, в тени под лестницей, весьма беспечно уселся на бочку солдат с алебардой.

Прекрасная цель, вот только нет у него арбалета. А солнце всё жарче, и в доспехе ему, под многими слоями железа и тканей, скоро будет просто невыносимо. А сейчас ему придётся выйти из башни и попотеть.

«Может, фон Готта послать?».

Да нет, конечно, барон никого посылать на такое опасное дело не будет, оруженосец отличный боец, но все свои навыки он получил в поединках, на турнирах, в общем, не в бою. Ну, почти все. Там, во дворе, потребуется человек с опытом, с настоящим опытом. Да и доспех у фон Готта не чета доспеху архиепископскому. А солнце жарит и жарит, генералу уже снова хочется пить. Он поворочается к кавалеристу.

– Ну что? Ты готов?

– Так чего же… Только приказа и жду! – отвечает Кляйбер, показывая горящие факелы, огонь которых в свете яркого солнца можно угадать скорее по струящемуся вверх дрожащему воздуху, чем по цвету и пламени. Волков хочет убедиться, что сено начнёт гореть прежде, чем он выйдет из башни во двор; его появление должно стать неожиданным, и поэтому он говорит:

– Ну, кидай тогда! – и когда, замахнувшись, кавалерист высовывает голову из-за стены, он ловит его за плечо, тянет обратно. – Да тише ты, куда лезешь-то, болт хочешь лицом поймать?