Чужак из ниоткуда 4 (СИ) - Евтушенко Алексей Анатольевич - Страница 46

Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль

Смиряться под ударами судьбы,

Иль надо оказать сопротивленье

И в смертной схватке с целым морем бед

Покончить с ними? Умереть. Забыться…

Н-да. Как там? Уснуть и видеть сны.

«Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?» — спрашивает Гамлет.

У меня, возможно единственного разумного существа во вселенной, есть ответ на этот вопрос. Потому что мой смертный сон превратился в жизнь. В этой жизни мне снова снятся сны, похожие на прежние, да и сама жизнь, подчиняясь моей воле, стремится быть похожей на ту, которой я жил на Гараде. Но разве по моей собственной воле это случилось? Конечно, нет. По собственной воле Серёжи Ермолова и Кемрара Гели они оба спасали жизни других существ, это верно. Но чья-то другая воля выбрала место и время для того, чтобы провести удивительный эксперимент, в результате которого теперь живу я — Серёжа Ермолов и Кемрар Гели одновременно. Время — тысяча девятьсот семьдесят первый год от Рождества Христова, февраль. Место — город Кушка, Советский Союз, планета Земля. Назовём это волей судьбы. За неимением лучшего. И вот теперь, спустя два с половиной года, судьба опять приводит меня в этот город. Спасибо тебе, судьба. Кстати, неплохо бы сходить на Таганку до отлёта, давно не был. Спектакль какой-нибудь посмотреть, узнать, как дела у Владимира Семёновича, да и вообще. Решено. Как вернусь в Москву, выберу время, приглашу Татьяну и сходим. Даже у космонавтов должны быть дни отдыха.

Под крылом нашего АН-2 поплыли знакомые рыжие сопки, выгоревшие за лето под беспощадным кушкинским солнцем. Самолёт пошёл на снижение и вскоре покатился по хорошо утрамбованной грунтовой взлётно-посадочной полосе. Затормозил, развернулся, остановился. Умолк двигатель, остановился винт.

Командир нашего воздушного судна — молодой лётчик с лейтенантскими погонами — открыл дверь салона, опустил трап.

— Прибыли, — доложил весело. — Парашюты и НАЗы можете оставить здесь, мы проследим.

— А нам куда? — спросил Быковский.

— За вами сейчас машина из Кушки придёт, — сообщил лейтенант. — Там уже встречу организовывают вовсю.

— На стадионе, небось, — догадался Быковский.

— Где же ещё, — сказал я, снимая парашют. — Интересно, надолго мы здесь?

— Мары сказали куковать до утра. Раньше не рассосётся.

— До утра так до утра, — сказал Быковский. — Надеюсь, зубные щётки и полотенца нам выдадут.

Мы вышли из самолёта, огляделись.

Знакомые сопки, знакомое одноэтажное деревянное здание кушкинского аэродрома. Две, такие же, как у нас «Аннушки» на стоянке. Всё тот же полосатый конус-ветроуказатель, в просторечии называемый «колбасой», «буратино» или «колдуном», явственно показывающий, что ветер у нас нынче северный.

Однако, утро в Кушке ясное, обогнали мы грозу. На севере видны кучевые облака, но доберутся они сюда или нет, непонятно. Погода — плохо предсказуемая штука. То есть, предсказывать её относительно верно, с малой долей погрешности, можно, но для этого нужна развитая система спутников наблюдения и соответствующие вычислительные мощности. Ни того, ни другого на Земле пока нет. Отсюда и казусы, подобные сегодняшнему.

— А вон и машины, — сказал я, заметив на шоссе три армейских «газика», идущих со стороны Кушки. — Думаю, это за нами.

[1] В нашей реальности такой способ общения чуть позже изобрели экипажи программы «Союз» — «Аполлон».

[2] Известный советский конструктор ракетно-космической техники.

[3] В нашей реальности строчка из стихотворения Дмитрия Мельникова.

[4] Центр подготовки космонавтов.

[5] Носимый аварийный запас.

[6] FJ-4 Fury — истребитель-бомбардировщик со стреловидным крылом второй половины 50-х годов XX века.

Кортежем из трёх автомобилей ГАЗ-69 мы въехали в Кушку в девять утра без пяти минут, а уже в девять машины остановились на стадионе.

Нас встречали.

Городское и дивизионное начальство, кушкинцы на трибунах и, конечно же, родная школа номер тридцать один, выстроенная на стадионе на торжественную линейку.

— Как много людей! — удивился Юджин Сернан, окидывая взглядом заполненные трибуны.

— Всем интересно посмотреть на последнего человека, — побывавшего на Луне, — сказал я.

— И первого кушкинца, который собирается туда лететь, — добавил Быковский. — А меня тут уже видели.

Мы вышли из «газика» (все поместились в один, в остальных двух ехали офицеры сопровождения, присланные, вероятно, на всякий случай) и направились к трибунам. Навстречу уже спешили комдив с командирами полков и начальниками штабов, другими офицерами, а также немногочисленное городское начальство.

Ненадолго я испытал уже знакомое чувство дежавю.

Вот точно так же весной семьдесят первого года мы встречали на этом же стадионе Валерия Фёдоровича Быковского. Только тогда я был председателем Совета дружины, обычным школьником и советским пионером (на самом деле весьма и весьма необычным, но об этом тогда никто, кроме меня не знал) и докладывал ему, что пионерская дружина школы номер тридцать один города Кушки для торжественной встречи построена. А сейчас вместе ним и американским астронавтом Юджином Сернаном, на равных, уже встречают меня. Тоже Героя Советского Союза, между прочим.

Рукопожатия, представления, улыбки, приветственные речи.

Какой-то незнакомый мне веснушчатый пацан, нынешний председатель Совета дружины, отдаёт пионерский салют и, волнуясь и слегка картавя, докладывает, что пионерская дружина школы номер тридцать один города Кушка построена.

Дежавю, как есть дежавю.

Оглядываю ряды школьников. От первоклашек до десятиклассников. Выросли десятиклассники, выросли. В семьдесят первом, когда я был в шестом, они учились в седьмом. Знакомые улыбающиеся лица, уже не подростков, а юношей и девушек. Мы не слишком тесно общались, но я их всех хорошо помню: Серёга Ситник по кличке Сей, Сашка Лобанов, он же Лобан, Томка Ослопова, Ленка Копылова…

Вон, рядом, и мой класс. Нынче девятый. Тимака среди них уже нет, я знаю из писем, что его отца перевели в Ашхабад, школу он заканчивает там и записался в секцию планерного спорта, не оставляет мечту стать военным лётчиком, молодец, глядишь, и встретимся когда-нибудь на космических трассах.

Жеки Данатарова тоже не видно. Скорее всего ушёл после восьмилетки. А Олег Кросса, он же Тигр, стоит, машет рукой, улыбка до ушей. Ирка Шувалова (выросла, ещё похорошела), рядом с ней ещё одна Ирка, Морозова, Лариска Поздняева, Валерка Тройнич…

— Привет, ребята! — я помахал всем рукой.

— Гуня! — раздались в ответ радостные крики. — Привет, Гуня!

— Серёга!

— Ермолов, офигеть!

— Приходи в школу!

Директор школы, всё тот же Георгий Михайлович Марков по прозвищу Примус, облачённый в серые тщательно отглаженные брюки и неизменную белую тенниску, произнёс короткую речь, в которой выразил надежду, что после митинга гости проследуют в школу, где состоится встреча с учениками и учителями.

— Дети — наше будущее, — сказал он. — А что может быть важнее будущего? Нашей школе и всему городу Кушка невероятно повезло, что такой человек, как Серёжа Ермолов, здесь учился и жил. Мы все его хорошо помним, любим и рады видеть снова уже совершенно в другом качестве. О товарище Быковском, лётчике-космонавте и Герое Советского Союза я уже не говорю, в Кушке и нашей школе он всегда желанный гость. Что до товарища Юджина Сернана, да-да, я не оговорился, именно товарища, он приходится сейчас товарищем нашим космонавтам, поскольку вместе с ними делает одно дело. Так вот, я хочу сказать, что наши советские мальчишки и девчонки и мы вместе с ними будут просто счастливы, если он расскажет нам про то, каково это — побывать на Луне. Кто знает, может быть, именно эта незапланированная встреча заронит в сердца наших детей великую мечту о звёздах, первый шаг к осуществлению которой они сделают здесь, в Кушке. Как однажды сделал этот шаг Серёжа Ермолов.