Сашка Вагнер. Вера. Отвага. Честь - Рой Олег - Страница 2

И вообще, сам этот город – довольно запущенный, но вместе с тем вполне европейский. Что-то в нем есть такое, что отличает города Европы от, скажем, городов богатых Эмиратов или Японии, где тоже строят небоскрёбы и торговые центры. Слишком здесь всё напоминало родной Мишкольц, где прошло детство Бианки, хотя и стоящий на равнине, или дремлющий над Моравой Сегед, где она училась в университете и делала первые шаги в качестве репортёра…

Они попытались вырваться из города в сторону Красного. На выезде их остановили:

– Куда прёте? Разрешение на выезд есть?

Крешемир ткнул патрульному под нос бедж с натовской эмблемой; тот сразу сбавил нахальства:

– В смысле, там небезопасно. Москаль дорогу пристрелял. По Красному Кресту, правда, не бьёт, но вы ж не Красный Крест…

– Мы пресса, – ответил Крешемир. – По прессе они тоже стрелять не станут.

– Ну да, – согласился боец, – у нас командование как раз на машине прессы в Славянск драпануло, по крайней мере, слухи такие ходят…

Может быть, им и удалось бы прорваться – несмотря на ужасную, разбитую дорогу, Иштван выжал из машины всё, что мог. Петляя меж ям и воронок, огибая сгоревшие остовы автомобилей и бронемашин, «ленд-ровер» нёсся по дороге, которую уже скоро назовут «дорогой смерти», но никто по нему не стрелял: видимо, опознавательные знаки автомобиля, принадлежащего прессе, хорошо были видны тем, кто держал дорогу под прицелом. Но счастье длилось недолго – впереди появилась колонна ВСУ, прорывающаяся в Бахмут. По колонне тут же открыли огонь, и машина съёмочной группы на полном ходу влетела в этот огненный ад. Крешемир, ругаясь, как грузчик, приказал Иштвану разворачиваться. Тот послушался – и это было последнее, что он услышал в своей жизни. Прямо перед капотом разорвался снаряд, стёкла вылетели в салон, но окровавленный водитель, не выпуская руля из рук, всё-таки сумел вывернуть посечённую осколками машину на обратный курс и вновь вдавил педаль газа. Из ушей Иштвана текла кровь – вероятно, от взрыва были повреждены барабанные перепонки. Сама Бианка смотрела на всё происходящее со странной отрешённостью – после близкого разрыва у неё тоже заложило уши, все звуки казались приглушёнными, затянутая дымом разрыва дорога напоминала сцену из какого-то фильма ужасов…

Их едва не протаранил горящий БТР – он врезался в лежавшую на боку БМП, подбитую ранее, и остался позади. Потом их «ленд-ровер» сам чуть не протаранил обгоревший скелет тентованного грузовика, а потом…

Ещё одна вспышка, глухой гул – и Вселенная вдруг начинает вращаться, как сошедшая с ума юла. Какие-то вещи врезаются в плечо, в живот, и Бианка понимает, что их машина отброшена взрывом с дороги и кувыркается. Память подсказывает, что после такого автомобили, как правило, взрываются по крайней мере в кино; поэтому, когда вращение останавливается, девушка сразу бросается к дверям, чтобы выпрыгнуть наружу. Пальцы плохо слушаются, дверь не поддаётся, и из глубины души наружу фонтаном рвётся паника. Но тут дверь наконец-то поддаётся, и Бианка вываливается из автомобиля во влажную грязь весеннего поля. Она понимает, что нужно отбежать, отползти, пытается даже это сделать, но получается плохо…

Сколько времени прошло, прежде чем она окончательно пришла в себя? Наверно, много – выезжали они в середине дня, а когда Бианка наконец находит в себе силы оглядеться по сторонам, на улице уже смеркается. Она лежит посреди поля, рядом со стоящей на колёсах, но накренившейся и осевшей машиной. «Ленд-ровер» не взорвался, даже не вспыхнул, но от этого не легче. На капоте машины, упираясь плечом и спиной в запаску, лежит Иштван. Она узнаёт его, хотя это и непросто – голова водителя превратилась в кровавое месиво. Грузный Крешемир свешивается из двери машины, его белая каска с синей полосой валяется на земле, и на ней отчётливо видны пятна крови. Кажется, что на шее у него красный шарф, но, если присмотреться, ясно, что это не шарф, а рваная рана.

Бианка с большим трудом поднимается на ноги. Ноги не слушаются, подкашиваются, голова гудит, как трансформатор, а мир покачивается, словно она стоит не на твёрдой земле, а на палубе корабля. Кое-как она возвращается к машине и приваливается к изрешечённому осколками борту. В голове пусто – ни мыслей, ни чувств, даже лежащий рядом труп Крешемира не вызывает ни страха, ни печали, ни гнева.

Машинально девушка обходит автомобиль – каким-то осколком сознания Бианка понимает, что надо найти Николу. Тут же в голову приходит отчётливое понимание того, что Никола, наверное, тоже мёртв. Но предчувствие оказывается ошибочным – её спутник жив, хотя и ранен. Разорванный бронежилет лежит рядом, на земле, весь в крови, а сам ассистент сидит, прижавшись к осевшему из-за пробитых колёс джипу, обеими руками зажимая живот. Сквозь его пальцы сочится кровь.

– Никола, ты как? – задаёт она вопрос, явно неуместный в таких обстоятельствах, но тот или не слышит, или не обращает внимания. Странно – умом Бианка понимает, в какое ужасное положение они попали, – а вот чувства спят, словно находясь в обмороке после случившегося. Никола не отвечает, и о том, что он ещё жив, свидетельствует лишь слабое биение жилки на шее.

Через какое-то время – Бианка не могла сказать какое – к ним подошли люди в форме. Впоследствии Бианку всегда поражало то, что даже кадровые военные ВСУ в хорошем обмундировании всегда умудрялись выглядеть оборванцами. Увидев знакомые жёлто-синие шевроны на рукавах, Бианка бросилась к солдатам:

– Нужна помощь! Здесь раненый! – Она не сразу поняла, что от волнения говорит на родном языке. Конечно, тот солдатам был не знаком.

– Цыганка, чы шо? – сказал один из них, подозрительно косясь на девушку.

– Магьярорсаг[1]! – ответила Бианка. Слова чужого языка путались, но она кое-как сумела объяснить, что их обстреляли, что у неё здесь раненый…

Боевик присел на корточки рядом с Николой.

– Плохая рана, – сказал он, – ему, должно быть, весь ливер осколком посекло.

И тут же, не меняя выражения лица, выхватил кинжал и ударил Николу в грудь. Кинжал вошёл в тело с каким-то противным, чавкающим звуком. Бианка пронзительно закричала.

– Заткнись, – беззлобно, даже как-то равнодушно бросил солдат. – Он бы кровью истёк ещё до того, как мы бы его до блокпоста дотащили. Так, хлопцы, заберите всё из машины и валим.

У блокпоста – старого кунга, до половины заваленного с боков всяким хламом, с уныло обвисшим на коротком древке желто-синим флагом, – собралась толпа гражданских лиц. Вокруг них, лениво переговариваясь, бродили солдаты.

– И что вы мне здесь устроили? – отчитывал кого-то офицер, видимо, старший блокпоста. – А если москали по нам из миномётов ударят, когда увидят, сколько здесь народу?

– Дима, не гони волну, – возражал ему вполголоса пожилой боец с длинными казацкими усами и всклокоченной седой шевелюрой. – Ты ж знаешь, что русские по мирным не бьют. Эти, – он лениво махнул рукой в сторону испуганно жмущихся друг к другу людей, – лучшее прикрытие, чем весь тот хлам, что ты навалил у своего кунга.

– Это не я, – ответил офицер Дима. – Это до меня. Не сильно оно им помогло. Ты прав, лучше держать их поближе. Так что, говоришь, дорога перекрыта?

– Та бес его знает, – сказал его собеседник, почёсывая потемневшими от въевшейся грязи пальцами затылок. – Колонну из Краматорска русские накрыли, но одиночная машина, наверно, проскочит. Особенно если на ней красные кресты намалевать. А ты что, валить думаешь?

– Было б на чём, давно свалил бы, – признался Дима. – По округе драного велосипеда не найти. Хоть пешком уходи.

– А чё так? – прищурился усатый. – Не веришь в нашу перемогу, что ли?

– Ты ж знаешь, с кем мы воюем? – спросил Дима.

– Говорят, что с оркестром, – равнодушно ответил усатый. Бианка, у которой, вероятно, от контузии кружилась голова, не сразу поняла, о чём речь.

– Говорят, – фыркнул Дима и закашлялся. – Это «Вагнер», можешь не сомневаться! У тебя курево-то есть?