Очерки о традиции и метафизике - Генон Рене - Страница 38

Все это нисколько не уводит нас в сторону от темы данного очерка, и, возвращаясь к связи Каббалы и пифагорейского учения, мы теперь уже можем поставить следующий вопрос: если Каббала не может брать свое начало прямо от пифагорейцев и если предположить, что она не может быть в свою очередь источником учения последних (прежде всего из-за слишком сильного различия в формах выражения, к чему мы еще собираемся вернуться чуть позже), то нельзя ли представить, что и то и другое учения имеют некий общий источник, каким, согласно убеждениям некоторых, могла бы быть традиция древних египтян[84] (которую мы, безусловно, отнесли бы к временам, предшествовавшим александрийскому периоду)? Скажем сразу же, что эта теория уже многих ввела в заблуждение; и в том, что касается иудаизма, она совершенно невероятна, несмотря на некоторые более или менее произвольные утверждения, не имеющие почти никакого отношения к тому немногому, что нам известно о египетской традиции (мы здесь имеем в виду прежде всего ее форму, поскольку сущность традиции остается неизменной во всех случаях); несомненно, иудаизм был более тесно связан с традицией халдеев[85] и либо полностью произошел от нее, либо имел с ней сильное сходство, однако утверждать что-то более определенное вряд ли возможно, поскольку сама эта традиция исчезла уже много веков назад.

В том же, что касается учения пифагорейцев, дело обстоит, возможно, еще сложнее; и путешествия самого Пифагора, рассказы о которых, между прочим, можно истолковывать как буквально, так и символически, не подразумевают обязательных заимствований из традиций того или иного народа (по крайней мере в том, что относится к их сущности, а не к некоторым отдельным положениям), так как скорее всего их целью было установить или укрепить связи с определенными инициатическими организациями.

На самом деле пифагорейское учение, кажется, являлось продолжением традиции, существовавшей еще раньше в самой Греции, и поэтому не стоит искать его источник где-то в другом месте: мы имеем в виду мистерии орфиков, реадаптацией которых, возможно, и стало пифагорейское учение в VI веке до христианской эры, когда благодаря странной синхронности начали происходить изменения в традициях почти всех народов. Часто говорят, что сами греческие мистерии были египетского происхождения, но такое слишком обобщенное утверждение является сильным упрощением, и если оно и верно, то только в некоторых случаях, как, например, в случае с элевсинскими мистериями (которые, как правило, чаще всего и имеют в виду), тогда как в других обстоятельствах это утверждение выглядит бездоказательным. Вряд ли есть необходимость здесь говорить, что некоторые рассказы, где мы видим Моисея и Орфея, которые получают посвящение в храмах Египта, не что иное, как совершенно беспочвенные фантазии. Таким образом, если речь идет о пифагорейском учении или о предшествующем ему орфизме, то их корень необходимо искать не в Элевсине, а в Дельфах; и дельфийского Аполлона называют не египетским, а гиперборейским, что уже никак не может быть связано с древнееврейской традицией; это обстоятельство подводит нас к более важному положению, касающемуся науки о числах и различных форм, которые эта наука принимает. Мы имеем в виду обстоятельство, прямо указывающее на источник происхождения этой науки; если примордиальная традиция является гиперборейской, то, следовательно, все остальные традиционные формы так или иначе оказываются связанными с этим источником, а в случае с древнееврейской традицией эта связь может быть только косвенной, то есть опосредованной более-менее длинной цепочкой промежуточных традиций, восстановить которую полностью было бы сейчас уже очень трудно.

В пифагорейском учении наука о числах оказывается самым тесным образом связанной с геометрическими формами, как, между прочим, и у Платона, который в этом отношении остается чистым пифагорейцем. В этом обстоятельстве можно было бы увидеть выражение характерного признака мышления эллинов, которое было основано на созерцании визуальных образов; известно, что на самом деле из всех математических наук именно геометрия была у греков особенно развита. Алгебра, напротив, была наукой индийского происхождения и появилась на Западе гораздо позднее, благодаря посредничеству арабов, которые и дали ей имя, сохранившееся по сей день (эль-габр).

Однако есть еще одна вещь, касающаяся «сакральной геометрии» и имеющая самое прямое отношение к тому, о чем у нас здесь идет речь: Аполлон, в его более точном и, можно сказать, «техническом» аспекте, и есть не кто иной, как бог-«геометр» Платона и Пифагора. Мы не имеем здесь возможности развить этот сюжет, который завел бы нас слишком далеко от темы данного очерка; сейчас для нас до статочно заметить, что этот факт противоречит предположению о существовании одного общего источника Каббалы и пифагорейского учения и что он прямо связан с наукой о числах, на основании которой мы пытались сблизить эти две доктрины и которая, следует сказать, представляла собой единственное, что их вообще могло сблизить друг с другом.

В Каббале та же самая наука о числах никак не связана с геометрическим символизмом; несложно понять, почему это так, поскольку такого рода символизм не был способен удовлетворить кочевые народы, какими по своей природе и были древние евреи и арабы. В связи с этим можно вспомнить, что Соломон, для того чтобы построить Храм, был вынужден нанимать иностранных рабочих, и это обстоятельство является особенно значительным ввиду внутренней связи, которая существует между геометрией и архитектурой. В Каббале мы обнаруживаем такие вещи, которым ничего подобного у греков нет: например, тесное соединение, можно даже сказать отождествление, науки о числах с наукой о буквах на основе числовых соотношений; это отождествление в высшей степени характерно именно для Каббалы и не встречается нигде в другом месте, по крайней мере в том же самом аспекте и в столь же развитом виде, за исключением разве что исламских эзотерических учений, о которых мы уже говорили. Напомним по этому поводу, что слово гематрия (которое, должно быть, является греческим словом по своему происхождению и которое, как и некоторое число других терминов того же происхождения, появилось сравнительно недавно, что, разумеется, не означает, что сам предмет, на который это слово указывает, не существовал ранее) происходит не от слова геометрия, как чаще всего думают,[86] но от слова grammateia, обозначающего ту самую науку о буквах, о которой идет речь.

На первый взгляд может показаться удивительным, что что-то подобное гематрии осталось чуждым для греков, поскольку у них буквы также имели числовое значение (которое, между прочим, совпадает с числовым значением букв в арабском и еврейском алфавитах) и, помимо букв, не существовало других знаков нумерации. Немного по-другому дело обстоит с Христианством, где можно разыскать нечто подобное в некоторых рукописях, написанных на греческом, однако очевидно, что здесь мы имеем дело с переводом определенных текстов, сначала появившихся на еврейском языке; мы имеем в виду прежде всего Апокалипсис, хотя нечто похожее можно обнаружить и в рукописях, которые чаще всего приписывают гностикам. Объяснить же все это можно достаточно просто: письменность греков была в действительности заимствована у других народов (либо у финикийцев, как обычно полагают, либо у кадмейцев,[87] но в любом случае с Востока, о чем свидетельствуют и сами названия букв), и поэтому ее числовая символика, как и любая иная, теряла свою, если можно так выразиться, эффективность, соединяясь с самим языком. Даже там, где мы можем встретить у греков символическую интерпретацию значения слов (как, например, в «Кратиле» Платона), они не обращают внимания на значения букв, из которых эти слова составлены; правда, нирукта предоставляет сходные способы интерпретации текстов на санскрите, но если в традиции индуизма и существует символизм букв, то основывается он на совершенно иных принципах, чем те, о которых у нас идет речь. Наоборот, в таких языках, как еврейский и арабский, значение слов неразрывно связано с символизмом букв, и здесь совершенно невозможно интерпретировать глубокий и скрытый смысл тех или иных слов, имеющих определенное значение с точки зрения традиции и инициации (не следует забывать, что речь у нас идет о «сакральных» языках), не учитывая числовое значение букв, из которых эти слова состоят; соответствия, существующие между численно эквивалентными словами, и замены одного слова другим на основе таких соответствий представляют собой яркий пример таких интерпретаций, В этом, кстати говоря, заключается одна из причин, в силу которых идея писать арабские слова латинскими буквами (якобы ради большего «удобства») совершенно неприемлема и абсурдна даже в том случае, если не обращать внимания на невозможность точной транскрипции арабских слов, поскольку арабские буквы не имеют себе точного эквивалента в латинском алфавите. Таким образом, в самом характере этих языков, как мы и говорили с самого начала, существуют некоторые вещи, «органически» связанные с самой их природой и, следовательно, ни в коем случае не заимствованные извне, как это было в случае с греческим языком; можно вполне обоснованно предположить, что эти самые вещи, находящиеся в одно и то же время и в арабском, и в еврейском языках, берут свое начало в общем источнике этих двух языков и в двух выраженных в этих языках традиций, то есть в том, что можно назвать «авраамитической» традицией.