Американец. Хочешь мира… - Злотников Роман - Страница 16

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Штыковой бой у нас появился совсем не спонтанно. Это тоже была часть подготовки к войне. В последнее время к нам зачастил генерал Клембовский. Мои безопасники мышей ловили исправно, так что в объективке на него было много любопытных деталей. На своём тогдашнем генерал-майорском звании он явно останавливаться не собирался. И был видным теоретиком партизанских действий.

И наш Юра Семецкий был для него просто идеальным инструментом. Причём, что особо ценно, инструмент этот создан был без задействования ресурсов генерала. И люди, и система обучения, и материальная база – всё это создавалось на мои средства! Ну, хорошо, на наши! И Сандро с Воронцовыми-Дашковыми тоже вложились, и прочие акционеры Холдинга… И Николай Иванович регулярно присылал своих людей потренироваться.

Так вот именно Клембовский смог нас убедить в необходимости штыкового боя. Я, как человек штатский, да к тому же обученный именно ведению тесного огневого контакта из многозарядного оружия, был сторонником «фехтования по-американски», т. е. выстрелов в упор.

Мол, для того и выдаём личному составу самозарядные карабины, чтобы они не рисковали, соревнуясь, кто со штыком ловчее, а быстро и с безопасной дистанции стреляли.

А Клембовский напирал на то, что «патронов много не бывает!» И ещё на то, что штыковой бой способствует психическому становлению бойца, увеличивает его стойкость в бою. Дескать, обученному бойцу драться на штыках не придётся именно потому, что он этого боя не будет бояться.

Так что я дал добро, ну а он нашел инструктора…»

Санкт-Петербург, 4 (17) апреля 1910 года, воскресенье, позднее утро

Мероприятие задумывалось как рекламная акция, и готовилось по всем соответствующим правилам. Сначала во двор Аничкова дворца заехал крытый тентом грузовик. Из него выкатили нечто, полуприкрытое чехлом, потом чехол опустили до земли. А грузовик с рабочими уехал.

Примерно получасом позже во двор въехала четверка верховых казаков и стала ждать. Ещё через какое-то время двери дворца отворились, и во двор вышла вдовствующая императрица в сопровождении малой свиты. Мария Фёдоровна была одета в достаточно элегантную амазонку нежно-салатового цвета. Когда я чуть позже прочёл в газетах, что этот наряд для верховой езды ей пошили сорок лет тому назад, вскоре после свадьбы, то просто не поверил.

Да и сейчас, если честно, не верю. Договаривались мы с ней обо всём ещё неделю назад. Вполне могли успеть пошить новую вещь, только копирующую ту, прежнюю.

Не мешкая, она подошла к предмету, недавно привезённому на грузовике. Слуги споро, но аккуратно, чтобы не взлетело ни пылинки, сняли чехол и… Взорам присутствующих предстал мотоцикл с коляской!

Из мемуаров Воронцова-Американца

«… Разумеется, коляска была с дверцей, чтобы даме в узком и длинном платье было удобно усесться. Когда пассажирка заняла своё место, Ашот лично аккуратно закрыл дверцу на замок, потом уселся за руль, и, пропустив вперёд пару верховых казаков, тронул с места. Ещё пара казаков эскортировала мотоцикл сзади.

Под любопытными взорами прохожих, они выкатили на Невский проспект, неторопливо добрались до Знаменской[26] площади, развернулись и всё так же неторопливо проследовали до Дворцовой площади. И лишь затем вернулись в Аничков дворец.

Всё это время на них продолжали глазеть. Нет, удивляло не наличие коляски при мотоцикле, хотя таких пока не выпускалось[27] а то, кто именно в ней едет!

Надо ли говорить, что уже тем же вечером Ашот получил дюжину заказов? История разлетелась не только по Столице, пресса разнесла её и по обожавшей вдовую императрицу Европе. Поэтому вскоре мотоциклы с коляской стали прозывать «императрицей»!..»

Нью-Йорк, 1 июля 1910 года, пятница, обед

Шифф предложил пообщаться во время делового обеда, и это было отвратительным сигналом, просто хуже некуда! Как ревностный иудей, он соблюдал шаббат, и потому наше время на общение было весьма ограничено. Потому я и бухнул сразу.

– Мистер Шифф, как вы знаете, борьбу за американский рынок анилина и нитратов мы выиграли[28].

– Поздравляю вас! Это большая победа и большой рынок! – меланхолично заметил банкир. – И вы приехали только для того, чтобы мне этим похвастаться?

– Разумеется, нет! Если уж хвастаться, то тем, что удалось продавить наш Госсовет!

– Продавить?

– Вы правы, скорее, достигнуть компромисса! Мы с Натали активно проталкивали Закон о всеобщем начальном образовании…

– Не удивительно! Всем известно, что вы всемерно поддерживаете прогресс. И восхищаетесь нашими Соединёнными Штатами. А у нас всеобщее образование внедрено уже в сорока двух штатах!

– Из сорока шести? Солидно! Вот и мы, наконец-то, сумели добиться.

Ну да, сумели… Правда, закон этот вступал в действие только через два года. Да и в других вопросах проект подправили. За десять лет возможность образования для любого ребенка должна была появиться только в городах европейской части Российской Империи. За пятнадцать – в крупных селах и в городах Сибири. И двадцать лет выделялось на полное покрытие страны. К тому же оговаривалось, что в случае непредвиденных обстоятельств неодолимой силы, то есть войны, бунта или масштабного стихийного бедствия, этот, и так не самый быстрый график мог быть пересмотрен в сторону удлинения.

Но хоть так! Всё равно получалось раньше, чем в известном мне варианте истории.

– Что ж, поздравляю! Вы знаете, я всегда поддерживал прогресс в России. Но если вы хотели говорить не об этом, то о чём же?

– Понимаете, борьба с германскими концернами была очень тяжёлой. Нам не только пришлось брать у вас дополнительный кредит, но и заключить огромное количество фьючерсных и форвардных сделок по весьма низким ценам. Они вышли ниже фактической себестоимости не только нашей, но и немцев. Не говоря уже про остальных конкурентов.

– Понимаю, демпинг. Но это же обычный рыночный прием. И пусть у нас поговаривают об его запрете, но пока это разрешено, так что можете не волноваться!

– Я волнуюсь не за это! А за то, что ближайшие полтора-два года не смогу выплачивать по вашим кредитам не только основную сумму, но и проценты.

Молчание.

– Мистер Шифф, сэр! – тут я сделал свой голос слегка заискивающим. – Мне неловко просить вас об этом, но нам нужна отсрочка по выплатам. Вы неоднократно заверяли меня в своём расположении. Проявите его делом, прошу вас! Через два года мы начнём выплаты! А через три рассчитаемся полностью!

Он долго молчал. Потом выдал:

– Это будет непросто, Юрий! Общая сумма выданных вам, вашей жене и тестю кредитов составляет девяносто миллионов долларов. И уже набежало более трёх миллионов процентов. Это очень, повторяю, очень серьёзная сумма. А я – лишь один из владельцев банка. Но даже будь я единственным, сумма всё равно велика. Тем не менее, я не отказываю вам. Я попробую. Не ждите ответа здесь, это займёт неделю или две. А может, и все три. Уезжайте. Я пришлю вам телеграмму!

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…К нашему с Натали безмерному удивлению, ответ Шиффа был положительным. Две недели спустя он согласился не только предоставить нам каникулы по уплате ранее взятых кредитов, но и предоставить нам новый кредит, аж на шестьдесят миллионов долларов. Как он приписал, «для финансирования разницы между себестоимостью и оговоренной ценой поставки».

При этом, если первый кредит он выдавал под залог наших российских активов, а второй – под залог активов европейских, то третий он соглашался выдать под залог наших американских акций.

И это было странно! Ведь он прекрасно понимал, что сейчас наши американские активы имеют не просто нулевую, а отрицательную стоимость! Все эти фьючерсы и форварды означали только одно – именно эти американские компании взяли на себя обязательство на продолжении предстоящих девяти месяцев поставить в Соединённые Штаты сотни тысяч тонн различных удобрений – селитры калиевой, натриевой и аммиачной, аммофоски и фосфорно-калиевых. Причём цены были существенно ниже, чем себестоимость производства с доставкой. Выдавая нам этот кредит, он давал шанс сохранить позиции на год-другой. А за это время мы могли, к примеру, все-таки освоить немецкий цикл производства из угля. И сохранять свои позиции и далее.