Сквозь Паутину Лжи (СИ) - Булл Сергей - Страница 4
- Предыдущая
- 4/62
- Следующая
Ночь окутывает лазарет душным покрывалом, и в этой тишине мои мысли обретают пугающую резкость и ясность. Стоит лишь смежить веки, как реальность ускользает, а на её место приходят образы, от которых кровь стынет в жилах.
В своих снах я вижу поле боя, залитое кровью и усеянное искорёженными телами. Вижу трупоедов, в чьих глазах пылает неутолимая жажда разрушения. Слышу крики боли и ужаса соратников, от которых волосы встают дыбом.
Самое же страшное — это осознание, что всё это мне знакомо. Что я уже был здесь раньше, среди этого кошмара наяву. И какая-то часть меня до сих пор блуждает в этой преисподней, не в силах выбраться.
Я мечусь по липким от пота простыням, силясь вырваться из липкого кокона ужаса. Но сны держат крепко, утягивая всё глубже в зыбкую трясину подсознания.
Вот передо мной мелькает чьё-то лицо — смутно знакомое, искажённое мукой. Губы шевелятся, силясь произнести нечто важное, но я не слышу ни звука. Лишь раздирающая сердце мольба во взгляде, обращённом в пустоту.
А вот я стою над телом поверженного врага, и горячая кровь струится по моим рукам. Только вместо торжества победы я ощущаю мертвенный холод и всепоглощающую пустоту.
Чьи-то голоса шепчут в темноте — обрывки фраз на грани слышимости. Обвинения? Предостережения? Мольбы о помощи?
Я просыпаюсь в холодном поту, судорожно хватая ртом воздух. Сердце колотится так, что, кажется, вот-вот проломит грудную клетку. Лихорадочно озираюсь по сторонам, силясь отделить явь от очередного кошмара.
Постепенно осознание реальности возвращается. Вот очертания лазарета, слабо освещённого предрассветными сумерками. Тихое дыхание других раненых офицеров за стеной. Специфический запах целебных снадобий. Я здесь. Я жив. Легче от этого не становится. Стоит вновь погрузиться в сон, и кошмары вернутся.
Кто-то, должно быть, услышал мои стоны — у постели возникает обеспокоенное лицо целительницы. Она проверяет повязки, осторожно касается моего лба прохладной ладонью. Что-то спрашивает — кажется, о самочувствии.
Я лишь мотаю головой, пытаясь изобразить слабую улыбку. Не стоит пугать бедную девушку своими терзаниями. В конце концов, это мой бой — и его придётся выдержать в одиночку.
Лекарка уходит, а я безвольно откидываюсь на подушку. В висках пульсирует глухая боль — то ли отголосок пережитого недавно, то ли предвестие грядущих испытаний. Тяжело вздыхаю и закрываю глаза. Здесь и сейчас я бессилен что-либо изменить. Остаётся лишь попытаться урвать ещё час-другой беспокойного сна и надеяться, что утро принесёт хоть какую-то ясность.
На следующий день, после очередного сеанса бесплодных попыток восстановить память, когда боль в висках становится почти нестерпимой, дверь в мои покои тихо открывается. На пороге стоят Текору, Райдо и Изаар — лица друзей выражают искреннюю тревогу и сочувствие.
— Как ты? — спрашивает Текору, подходя ближе. — Лекари говорят, ты почти не ешь и плохо спишь. В чём дело?
Я пытаюсь изобразить беззаботную улыбку, но, судя по реакции друзей, выходит не очень убедительно.
— Голова раскалывается, — признаюсь я. — Воспоминания путаются. Чем сильнее стараюсь их ухватить, тем больше они ускользают.
Смуглокожий Изаар хлопает меня по плечу.
— Не перенапрягайся так, — говорит он. — После такой заварухи немудрено, что мозги набекрень.
— Не пытайся разгрести всё в одиночку, — добавляет Райдо. — Мы же братья по оружию, забыл?
Их слова действуют на меня успокаивающе. Впервые за долгое время я чувствую, что не один. Что у меня есть надёжные товарищи, готовые поддержать.
— Спасибо, — вздыхаю я. — Не знаю, что бы без вас делал.
— Давай без соплей, — ворчливо обрывает меня Умник.
Мы общаемся больше часа, и когда они уже собираются уходить, я откидываюсь на подушки, чувствуя опустошённость. Разговор не принёс озарения, не вернул утраченные фрагменты, но, по крайней мере, я больше не ощущаю себя потерянным в лабиринте собственного разума.
— Ничего, — подбадривает меня Текору. — Не всё сразу, Зено. Что-нибудь придумаем. Не зря же мы доблестные, мать его, гвардейцы, а?
— Точно, — отзываюсь я, чувствуя, как губы невольно кривятся в подобии улыбки. — Гвардейцы своих не бросают.
Через несколько дней я возвращаюсь к службе, однако пока мне поручают лишь самые простые задания. Всё ещё будучи адъютантом командира гвардейского батальона, я должен разбираться с документацией, приказами и прочей бюрократией. Вот только самого командира на месте до сих пор нет. Старшего лейтенанта Бароса на эту должность ещё не утвердили. Обязанностей у меня немного, но они хотя бы помогают отвлечься.
Император Альдавиан восседает на своём походном троне, всем своим видом излучая ауру непоколебимой уверенности и силы, но глубоко под безупречной маске власти образовались едва заметные трещины.
В глубине тёмных глаз владыки тлеет странный огонь — не то затаённое торжество, не то отблеск мучительных сомнений. Альдавиан медленно барабанит пальцами по подлокотнику, погружённый в раздумья.
Мысли его неизменно возвращаются к Рену — юному воину, в котором Император сумел разглядеть невероятный потенциал. Потенциал, который необходимо взрастить и направить в нужное русло. Сделать из строптивого парня грозное и послушное оружие.
И всё же где-то на краю сознания назойливо скребётся червячок сомнения. Правильно ли он поступил, применив к талантливому адепту запретную технику подавления памяти? Не перегнул ли палку, стерев из его разума столь многое?
Альдавиан безжалостно давит эти мысли. Он давно усвоил, что на пути к высшему благу нет места сантиментам. Ради сохранения Империи, ради победы над демонами он готов принести в жертву что и кого угодно. Даже собственную человечность — если потребуется.
И всё же необъяснимая тревога точит его изнутри. Что, если Рен сумеет как-то преодолеть ментальные блоки? Вспомнит то, чего не должен? Сумеет ли Император вовремя это распознать и принять меры? Не лучше ли было сразу избавиться от него?..
Эти вопросы не дают Альдавиану покоя. Он привык всё просчитывать на десять ходов вперёд, но с этим деревенщиной непредсказуемых факторов слишком много. Слишком силён его дух, слишком ярок внутренний огонь.
Владыка заставляет себя расслабиться. Он слишком долго шёл к своей цели, чтобы позволить страхам и сомнениям сбить его с пути. Он сделал ставку на Рена — и теперь обязан довести игру до конца.
Однако где-то в глубине души, в самых тёмных её закоулках, которые Альдавиан так тщательно запирает от самого себя, всё же прорастает крохотный росток раскаяния. Росток, которому никогда не суждено пробиться к свету.
Император неспешно поднимается с трона и подходит к столу, на котором разложена огромная карта Империи. Его взгляд скользит по извилистым линиям границ, по миниатюрным флажкам, обозначающим позиции войск. Вскоре они придут в движение, чтобы начать контратаку против демонов. Пора нанести удар по вражеским землям и показать им, что человечество сильно, как никогда.
Альдавиан стискивает зубы. Пути назад нет. Он слишком многим пожертвовал, чтобы отступить сейчас. И если для воплощения его замыслов потребуется исковеркать ещё одну судьбу — что ж, таков необходимый риск.
Император поворачивается к застывшему в ожидании приказов сержанту:
— Пригласи ко мне Зено из Кровавого Моря. У меня для него есть особое поручение. Пусть явится незамедлительно!
Глядя вслед удаляющемуся гвардейцу, Альдавиан чувствует, как губы помимо воли сжимаются в тонкую линию. Шестерёнки грандиозного механизма его замысла пришли в движение. Осталось лишь надеяться, что Рен станет той самой деталью, которая обеспечит его безупречную работу.
Император снова опускается на трон, готовясь к неизбежной встрече. В его душе бушует ураган противоречивых эмоций, но внешне он абсолютно невозмутим. В конце концов, умение скрывать истинное лицо — первое, чему учится любой правитель.
- Предыдущая
- 4/62
- Следующая