Металлист. Назад в СССР (СИ) - Борчанинов Геннадий - Страница 14

Вкус и правда оказался «тем самым», давно позабытым. Ничуть не хуже многообразия газировок из супермаркетов.

Снова прошёл мимо ДК Маяковского, поглазел на афиши. В большом зале крутили ещё и кино. В субботу обещали показать «Мы из джаза» и «Арабеллу — дочь пирата». Появилась мысль сходить и посмотреть давно забытую классику, но ходить в кино одному как-то не комильфо. Я же не Трэвис Бикл из фильма Скорсезе. Попробую завтра позвать Варю, фильм про джаз должен ей понравиться.

Возле ДК сновали туда-сюда пионеры, несколько раз замечал музыкантов с инструментами, но опять же, приставать к незнакомым людям я не хотел. Отправился домой.

Дома с порога вновь был отправлен на улицу, вынести мусор, который изрядно пованивал в своём ведёрке с газеткой на дне. Ни мешков с затяжками, ни даже полиэтиленовых пакетов из ближайшего супермаркета, к сожалению, не завезли.

Когда вернулся, принялся за бритьё, пока матушка не вернулась с работы. Кем именно она трудится на молокозаводе, я пока так и не выяснил, но вряд ли товароведом или директором. Самая обычная советская работница.

Почувствовал почти физическое облегчение, когда избавился от этих девственных усиков. Не усики, блин, а пропуск в трусики. Без них лицо сразу стало казаться гораздо симпатичнее и серьёзнее, хотя юношеская, почти детская округлость никуда не исчезла. Я разглядывал себя в зеркало несколько минут, так и не в силах привыкнуть к своему новому облику. И я сейчас не о сбритых усах.

Нет, черты лица были довольно правильными. Голубые глаза, тонкий прямой нос, чуть пухловатые губы, острый кадык. Симпатичный, в целом, парень. Не гроза девичьих сердец, конечно, но и не урод, есть над чем поработать. Но привыкнуть к тому, что это я… Пока не удавалось.

Сёстры издалека глядели на то, как я верчусь перед зеркалом. С уроками они закончили и теперь гладили форму и галстуки.

— Саш, Саш, куда прихорашиваешься? — спросила бойкая Таня.

Лиза прыснула в ладошку.

— Невесту нашёл? — добавила Таня, и захихикали уже обе.

— Пока нет, — сказал я.

— Жениха? — хихикнула Лиза.

— Щас получите обе, — пригрозил я.

Обе сестры продолжили смеяться, но угроза подействовала.

— Вы тоже, вон, красоту наводите. Для женихов? — спросил я.

— Фу! Ты чего⁈ Мы с мальчишками… Они же тупые! — воскликнула Таня.

— Глупые, — добавила Лиза. — И дерутся.

— За косички дёргают? — засмеялся я.

— Да, и это тоже, — сказали обе.

— Это значит, что вы им нравитесь, — просветил я.

Девочки переглянулись, скривились от отвращения, Лиза даже изобразила, будто её тошнит.

— Врёшь, — заявила Таня.

— Не-а, — ухмыльнулся я.

Молодец, Александр Сергеевич, одолели в споре двух четвероклассниц, возьмите с полки пирожок.

Вдруг зашебуршал ключ в двери, в квартиру ввалилась усталая мать, нагруженная сумками и Максимушкой. Я вышел её встретить, помочь разобрать сумки, прямо как в детстве. Тогда, конечно, я разбирал их, надеясь найти внутри что-нибудь вкусненькое. Сейчас же искренне хотел помочь.

— Сашка! Ну-ка, стой, — произнесла мать, вглядываясь в моё лицо.

Максимка убежал в комнату, изображая из себя самолёт-кукурузник.

— Стою, — сказал я.

— Ты пошто усы сбрил? — недовольно хмыкнула мать.

А с этим-то что не так? Бред какой-то.

— Надоели, — сказал я, вынимая из авоськи ещё один треугольный пакет с молоком.

— Ну и зачем? Теперь бриться каждый день придётся! — всплеснула руками она.

— И что? — не понял я.

— Ничего… — пробормотала мать. — Взрослеешь…

— Пора уже, — сказал я.

Когда с сумками было покончено, глава семейства отправилась проверять выполнение домашних заданий, которые она нарезала всем с утра. Сегодня она как-то более благосклонно воспринимала окружающую действительность, без истерик и скандалов, хотя я, да и сёстры тоже, опасались, что от любой искры мать может вспыхнуть, как спичка.

Но сегодня всё обошлось. Она посидела немного на тахте, вытянув ноги, выгнала меня из комнаты, переоделась, вздохнула, вернулась на кухню, где принялась за свои обычные хлопоты. Мне стало её по-человечески жалко. Я всю жизнь положил на то, чтобы не работать, а заниматься любимым делом, музыкой. И теперь наблюдать за тем, как человек страдает в колесе бесконечной рутины, было как-то не по себе.

— Саша! — позвала меня из комнаты Таня. — Тут Максимка за гитарой полез!

Я помчался обратно в комнату, успел как раз вовремя. Маленький братец, забравшись на стул, пытался вытащить гитару, покоившуюся на шкафу. Я схватил одной рукой гитару, второй рукой подхватил брата, спустил на землю.

— Что, поиграть хочешь? — спросил я.

— Хочу! — воскликнул Максимушка.

Ладно, раз обещал, буду учить.

Проверил настройку, немного размял пальцы обычными своими вертушками и переборами фламенко, подтянул сволочную третью струну, которая по своему обыкновению уползла со строя. Протянул гитару Максимке.

— Садись, будем играть вместе, — сказал я.

В комнату заглянула мать с ножом в руке.

— Сашка! Картошку надо почистить! — приказным тоном заявила она. — Подождёт ваша гитара!

Максимка не успел даже коснуться струн. Пришлось забирать у него инструмент, и он клещом вцепился в гитару, тут же используя старое проверенное средство. Плач. Максимка захныкал так, будто я отнимал у него не просто гитару, а любимую игрушку, верную подругу.

Я выразительно посмотрел на мать, мол, гляди, до чего ребёнка довела. Она поиграла желваками, прищурилась, глядя по очереди на двойняшек. Те моментально прикинулись занятыми.

— Таня! Ком цу мир! — приказала мать. — Почистишь, потом продолжишь своё, там немного, кастрюля всего.

Ура, спасибо, Максимушка, я спасён. Я ещё сделаю из тебя виртуоза, гитарного героя. Но это потом. Сначала разучим кузнечика.

Утром мы снова тащились в школу втроём, и я взвалил на свой многострадальный горб аж три портфеля разом. Я на своей раскладушке не выспался, поэтому был злой и мрачный. Шли молча. Тем более, что утро выдалось прохладным и зябким. А ещё я подумал, что мне ещё целый год придётся вот так ходить и в снег, и в дождь, и в слякоть, подниматься к первому уроку, и вся ностальгия по школьным годам улетучилась в один момент.

В класс я вошёл минут за пять до урока, вяло поздоровался с присутствующими, уселся за первую парту. Устроился поудобнее, положив голову на руки и надеясь урвать хотя бы минутку сна.

Появление Вари я скорее ощутил, нежели увидел или услышал. В класс она вошла, ни с кем не здороваясь. На бойкот это не было похоже, но её существования словно не замечали.

— Привет, — сказал я, приподнимая голову.

— Привет, — улыбнулась Варя, роясь в сумке. — Как твои успехи? Вспоминается что-нибудь?

— Пока нет, — сказал я.

Она вдруг повернулась и внимательно всмотрелась в моё лицо, будто пытаясь понять, что в нём изменилось.

— Значит, буду опять помогать, — сказала она.

— Не знаю даже, что бы я без тебя делал, — сказал я.

Класс постепенно заполнялся народом, а почти одновременно со звонком вошла и учительница, пожилая строгая дама с седыми короткими волосами. Весь класс поднялся на ноги.

— А, Таранов, явились наконец? — сварливо поинтересовалась она, завидев меня. — Если вы думаете, что пропуски занятий позволят вам лучше подготовиться к экзамену, то вас ждёт разочарование.

Кажется, это и есть та самая Кобра. Капитолина Григорьевна.

— А ведь с вас, Александр, спрос будет особый, — добавила учительница.

Интересно, почему это.

— Капитолина Григорьевна, мне, как советскому человеку, воспитанному в духе коллективизма, совершенно непонятно «особое отношение» на экзамене, — сказал я.

— Как это? Всё-таки испугались поступать на физмат? — удивилась Кобра.

Пафос и ирония в моих словах нисколько её не смутили. Зато одноклассники начали удивлённо перешёптываться.