Отдел дознания (СИ) - Путилов Роман Феликсович - Страница 6

— А ты что сидишь? У тебя ключи есть от кабинета? Если что, мы дверь закрываем. — меня подхватили цепкие девичьи руки и в мгновение ока вынесли из кабинета вместе с толстым томом «УПК РСФСР с комментариями». Щелкнул замок и три веселые блондинки двинулись в сторону выхода, периодически хихикая, а я остался, как дурак, стоять в коридоре в полнейшем недоумении — впервые за много лет службы милицейское начальство в шесть часов вечера ни собрало сотрудников на совещание, не сказало, что развод будет в семь, девять, двадцать три часа, а просто сказало — «До свидание» и ушло домой первым. Я что, попал в сказку или милицейский рай?

— Привет. А ты куда собрался? — на крыльце Дорожного РОВД курили помятые и изнеможённые опера первой оперативной зоны, когда мимо них продефилировал я, гордый, с книжкой в руке, усталые и изнеможения, опера первый оперативной зоны.

— Меня, парни, в качестве наказания, перевели в белые люди. Рабочий день до восемнадцати ноль, женский коллектив, усиленное питание, каждый месяц премии в размере оклада. — я подмигнул опешившим бывшим коллегам: — Наглый, кстати, когда деньги за экскаватор отдашь?

— Почему, Громов, я тебе что-то отдавать должен? — Наглый старался говорить уверенно, курил в кулак, глядел на меня с нехорошим прищуром, так, что казалось, что у парняги за спиной не шесть месяцев учебного центра областного УВД, а две ходки к «хозяину», каждая не меньше «пятерика»: — Ты сейчас не в уголовном розыске, ты вообще неизвестно кто. Станешь снова опером, тогда и буду с тобой о чём-то разговаривать.

Очень хотелось наступить на носок стоптанного кроссовка наглого типа и дать в корпус, чтобы слетел с крылечка, пересчитывая ступени, но драки на входе в РОВД мне не простят, и круглосуточный пост по охране песка на пескобазе я буду считать за великую удачу, поэтому я сдержанно улыбнулся: — Это твоё последнее слово?

— Представь себе.

О чём еще можно было ещё разговаривать с «потерявшим берега» Наглым?

Ни о чём. Вот я с ним и не разговаривал, просто хлопнул по плечу и пошел в сторону своей машины.

А через пять минут я попался. Разворачиваясь через осевую на улице Полярников, я встретился взглядом с, идущий по тротуару с полными сумками, Леночкой Хвостовой. Судя, по мгновенно сузившимся, как у атакующей кобры, зрачкам девушки, по задумчивому взгляду профессионального оценщика, скользнувшему по боку «Ниссана», версия о сданных в ломбард кольцах, только что рухнула. Уносясь от замершей на тротуаре хищницы, я думал — судя по сумкам, Леночка имеет семью, во всяком случае, есть мужчина с отменным аппетитом. Тогда зачем эти подходы ко мне? Повесить очередной скальп на стенку? Или это просто шутка, девочки веселятся?

Десять часов вечера.

Локация — дачный поселок, дом родителей Громова.

— Паша, а ты куда собрался? И зачем форму одеваешь? Что-то случилось? — Наташа, расчесывающая волосы перед зеркалом, резко обернулась, когда я зашел в нашу комнату.

— Да нет, солнышко. Просто сегодня рейд, примерно до часа ночи.

— Ой, как жалко, не люблю засыпать, когда тебя нет дома. А завтра ты как с работой?

— Ты же знаешь, как всегда, тебя везу на работу к восьми утра, сам еду на службу к девяти утра, ничего не меняется.

— Ладно, будь осторожней, я тебя прошу. — меня обняли, с вкусом поцеловали в губы и подтолкнули к входной двери. Пока я шёл к воротам, меня догнал, прибежавший от речки Демон и пристроился рядом.

— Ну, если хочешь, что нет препятствий патриотом. — Я подошёл к окну нашей комнаты и постучал пальцем по стеклу, а когда Наташа показалась за стеклом, громко крикнул, что беру Демона с собой.

— Это хорошо, мне так спокойней будет. — Наташа орать не стала, а приоткрыла форточку и помахала мне рукой, с зажатой книжкой в мягкой обложке.

На въезде в Город, через КПП проходил очередной рейд — толпа гаишников, подкрепленная отделением омоновцев, в чёрных, танковых комбинезонах и беретах, останавливали все машины подряд, открывали багажник, лезли в салон, требовали документы, как у водителей, так и у пассажиров. Тут же суетились пара кинологов со своими возбужденными питомцами. Подошедший к моему окошку, замотанный и незнакомый мне, боец ОМОНа, долго светил электрическим фонариком на мои погоны, пытаясь сообразить, к какому ведомству относится водитель иномарки в голубой, форменной рубашке — летчик, железнодорожник или иной, неизвестный науке зверь. Конец проверки положил Демон, вскочивший с заднего сиденья и, через приоткрытое окно, зло обгавкавший, сунувшегося к моей машине кинолога с его овчаркой. Пока два «немца», как базарные торговки, заливались лаем и щелкали клыками, а кинолог, оказавшийся девушкой, пыталась оттащить в сторону своего четвероного борца с наркотиками, к месту скандала прибежала несколько сотрудников, после чего во мне опознали представителя их же ведомства.

— Приезжай скорее, со своей нехорошей собакой!- это краткий перевод слов напутствия с матерного на русский, которыми провожали меня коллеги, на что я сказал им всем «Большое спасибо», и вырулив руль, нажал на педаль газа, радуясь, что легко отделался — нарезной карабин в багажнике мог вызвать(а мог и не вызвать) справедливые вопросы.

Рассказывая Наташе про рейд, я не обманывал свою невесту, просто не рассказал, что в запланированном ночном мероприятии учувствуют всего двое, я и моя собака.

На немедленные действия меня подтолкнул сегодняшний подслушанный разговор. Не знаю, на сколько начальник уголовного розыска замаран в преступлениях князевских оперов, но, то что он считает меня главной причиной своих неприятностей и прямо говорит Князеву, что «нет человека — нет проблемы». А я против четверых не выстою, да даже, учитывая хромоту Князева, против троих… все равно не вытяну.

Злясь на себя, на начальника розыска, что сейчас помогает моим врагам, на его заместителя, что молчаливо поддерживает шефа, на оперов из главка, что не ловят моих коллег, не «крутят» Князя, я поехал по известным мне адресам, где могут прятаться мои супротивники.

Мент на нелегальном положении ситуация абсурдная сама по себе, и для беглого сотрудника очень некомфортная. Если уголовник может жить годами, находясь в розыске, так как вся его жизнь «по понятиям», заточена на такой образ существования.

Сними комнату у ранее судимого алкаша, подогревая его за долу малую, но держа в узде, чтобы избежать скандалов с соседями и визитов в квартиру милиции, ходи на «дело» в другой район, не действу по одному шаблону, не шатайся пьяным по улице, не показывай свою уголовную сущность, выучи паспортные данные другого человека, подробности его жизни и называйся этим человеком в случае задержания, не поддерживай старые связи, переезжай, в случае опасности, и ты можешь годами существовать, будучи во всех розысках — хоть в оперативном, хоть в федеральном. А с милиционерами дело обстоит по-иному — милиционер не готов разорвать с концами свои устойчивые связи — родня, женщина, дети, не готов каждый день «обносить» чужие квартиры или бить по голове прохожих, снимая шапки или забирая кошельки и еще десятки моральных ограничений, которые, рано или поздно, приведут опального милиционера в тюрьму. А значит я должен найти места лежек оперов из группы Князя, а уже потом решать, как распорядится полученной информацией.

Частный дом, где проживал Плотников, был тих и темен, а в довершении образа покинутого жилища на входной двери висел массивный навесной замок. Слишком откровенный намек, что здесь никого нет, и я на него не купился, а начал обходить дом, постоянно прислушиваясь и принюхиваясь к нему. Окно, выходящее на, заросший сорняками, огород, не было полностью закрыто — если приподнять его, то шпингалет переставал цепляться за раму и «милости прошу!», проникаешь в дом через окно. Лесть в дом Плотникова я не стал, как не старайся, следы проникновения все равно не спрячешь, поэтому я поехал по другому адресу.

Окна квартиры Князева были освещены, и я, оставив Демона, в машине с приспущенным окном, чтобы пес не задохнулся, двинулся в подъезд. Наверное, вид милиционера в форме, с охотничьим карабином в руках, крадущегося по лестнице даже для этого, непростого, диковатого времени, было перебором, но идти к квартире Князя без оружия мне показалась очень глупой идеей.