Лихоморье. Трилогия (СИ) - Луговцова Полина - Страница 8

«Очень подходящее имя для человека, живущего на краю света!» – мелькнула у неё мысль.

Проглотив котлету с картошкой, Тильда вернулась в свою комнату и на мгновение замерла на пороге, сразу увидев белый листок на столе у окна. Она хорошо помнила, что перед ее уходом на столе ничего не было. Кто-то побывал здесь в ее отсутствие и оставил ей послание.

«Маньяк уже близко. Он охотится на психопаток вроде тебя», – было написано на нем синими чернилами.

Тильда скомкала записку и выбросила в мусорное ведро. Вспомнились длинные тонкие пальцы блондинки, на миг зависшие над тарелкой и сжимающие пучок волос. «Записка – ее рук дело», – решила Тильда, прогоняя неприятные мысли и пытаясь заставить себя взяться за уроки. Раньше она никогда не запускала учебу: мечтая поступить в Горный институт в Санкт-Петербурге и стать геологом, как ее отец, она должна была в следующем году набрать высший балл на едином экзамене, потому что конкурс в этот вуз был огромным и, чтобы иметь хоть малейший шанс пройти его, надо было вкалывать вовсю.

Но эти мечты остались в прошлой жизни, а теперь прошлая жизнь стала ее единственной мечтой. Больше всего на свете Тильде хотелось вернуться в роковой день, изменивший все, и прожить его иначе. Но машину времени, к сожалению, пока не изобрели.

Потеряв счет времени, Тильда едва не пропустила ужин и примчалась в столовую перед самым закрытием. Зато можно было не ожидать появления «адской троицы» и очередного «волосопада» над своей тарелкой или еще какой-нибудь каверзы. Под звон моющейся посуды, доносившийся с кухни, Тильда не спеша расправилась с едой, вспоминая улыбчивое лицо Якура и с удивлением обнаружив, что хотела бы увидеть его. Пока это был единственный человек в интернате, который вызвал у нее некое подобие симпатии.

Покинув столовую, Тильда вышла в коридор, тянущийся по обе стороны от нее, и огляделась, в надежде увидеть коренастую фигуру знакомого парня, но вокруг не было ни души, только справа издалека доносились чьи-то удаляющиеся шаги. Если бы кто-нибудь спросил ее, зачем она повернулась и пошла в ту сторону, вместо того чтобы подняться обратно в свою комнату, она бы не смогла ответить. Ведь понимала, что вряд ли там окажется Якур, и меньше всего ей снова хотелось увидеть человека с мешком (маньяка?), но… именно его она и увидела.

Точнее сказать, не его самого, а тень, мелькнувшую впереди и скрывшуюся за поворотом в конце коридора. Силуэт мужчины с мешком за спиной выглядел так же, как и в подвале. Тильда притормозила и застыла в страхе. Что теперь? Идти на риск и преследовать его дальше или бежать обратно и звать на помощь? Оба варианта не годились: в одиночку с маньяком ей не справиться, а пока она найдет того, кто ее выслушает, поверит ей и отправится ловить неизвестную личность, той личности уже и след простынет.

Пока Тильда раздумывала, чувствуя, как страх пропитывает каждую клеточку ее тела, шаги совсем стихли. Девушка прошла до поворота, за которым скрылась зловещая фигура, и оказалась перед лестничной площадкой. Это была другая лестница – не та, по которой Тильда спускалась в столовую. Она подошла к перилам и, облокотившись на них, заглянула в пустоту между лестничными пролетами, темнеющую под ногами. Прислушалась: оттуда не доносилось ни звука. Под ней находился подвальный этаж. Снова отправиться туда, где она натерпелась страху, казалось безумием. Тильда решила подняться наверх, на пятый, найти Розу Ивановну, рассказать ей о человеке, разгуливающем по зданию с подозрительной ношей, и попросить ее сообщить об этом директору.

Выход с лестничной площадки на пятом этаже преградили наполовину остекленные двустворчатые двери, запертые на замок. Сквозь закрашенные краской стекла не удалось разглядеть то, что находилось с другой стороны, но Тильда догадывалась, что напротив дверей находится та спальня, в которую ее хотели поселить сначала, до того как предложили отдельную комнату. Спальня «адской троицы»… А эти двери, запертые с той стороны на большой навесной замок, служили аварийным выходом, о чем гласила табличка над ними. Девушка посмотрела вверх – точно такая же табличка была и здесь. Значит, попасть в свою комнату отсюда ей не удастся – придется вернуться на первый этаж, дойти по коридору до столовой и подняться по другой лестнице.

За спиной послышался шорох, как будто хрустнула песчинка под чьей-то ногой. В следующее мгновение, когда Тильда собралась завизжать во все горло, ее рот накрыла чья-то рука, а другая обхватила и сдавила все тело, не давая шелохнуться.

– Тш-ш-ш!! – зашипели ей в ухо и потащили назад, но… почему-то не вниз, а вверх по лестнице. Тильда знала, что выше этажей не было – только крыша.

«Маньяк собирается затащить меня на чердак! – молнией полыхнула в голове ужасная догадка. – И никто мне не поможет!!»

Мало кто знает, что скрывается за маленькой деревянной дверцей, вмурованной в холм на восточном берегу Обской губы, там, где река Обь впадает в один из заливов Карского моря. Мало кто вообще эту дверцу видел: летом темное дерево сливается с грунтом, а зимой весь берег скрыт под снегом, и тогда отыскать ее становится почти невозможно даже для тех, кто бывал там однажды.

Мерзлотник – подходящее название для места, в котором притаилось зло, недаром слово «зло» заключено и в названии. Зло появилось там давным-давно, намного раньше дверцы, а может быть, вообще было всегда. Говорят, однажды кто-то из охотников-промысловиков провалился под землю и оказался в огромной ледяной пещере. Обследовав ее, он нашел подземный ход и выбрался по нему наружу как раз там, где теперь находится дверь. Ее установили жители близлежащего села: узнав о пещере, они решили устроить под землей хранилище для мяса и рыбы, ведь в Заполярье вечная мерзлота достигает приличной глубины, и ледяные оковы не успевают оттаять за короткое северное лето. Но почему-то мерзлотником так и не воспользовались. Ходили слухи, что во время работ в подземных пустотах пропало несколько человек, а еще творилось что-то неладное: слышались жуткие крики и мерещились странные существа с человеческими лицами и птичьими телами. Люди в селах посмеивались над рассказчиками подобных небылиц, но все-таки желающих хранить продукты в мерзлотнике не нашлось. Народ вскоре и вовсе позабыл о нем.

Только Водима ни на секунду не мог забыть о неприметной дверце в холме. Ему тоже доводилось входить в нее, к тому же не единожды, и скоро снова придется. Дверца так и стояла у него перед глазами, а вечный страх сковывал его совсем не робкое сердце тем сильнее, чем ближе подступало летнее тепло. Скоро лед в Обской губе треснет, поплывет, и волны вышвырнут обломки на берег, где он вскоре и растает под июльским солнышком. А потом надо будет поспешить, ведь уже в конце сентября вновь полетят белые мухи, и новые льдины народятся в подмерзающей воде. Их края в местах свежих изломов бывают острыми, как бритва.

Долгие зимы с бесконечными черными ночами усмиряли зло, и на время Водима забывал о своей неразрывной связи с ним. Он погружался в работу, и окоченевшая за лето душа оттаивала рядом с детьми, вернувшимися в интернат из отдаленных поселений. Глядя на них, он вспоминал свое детство, такое же по-сиротски тоскливое, ему точно так же не хватало родительской любви и заботы. Пожалуй, его детство было более несчастным, чем у многих детей в интернате, которые хотя бы на время каникул могли вернуться в свои семьи. Водиме возвращаться было некуда. Оставшись без родителей в двенадцатилетнем возрасте, он оказался в чужом доме и стал называть мамой постороннюю женщину, взявшую его на воспитание, а сестрой – ее дочь одного с ним возраста, которую звали Аленкой. Водима успел привязаться к девочке всем сердцем, прежде чем остался совсем один: однажды исчезла не только Аленка, но и все люди из общины, которых он считал своей родней.

Но Аленка исчезла раньше, и Водима не смог простить Мастеру то, что он выбрал ее, а не кого-нибудь другого. Однажды Водима не сдержался и набросился на учителя с кулаками. Возможно, поэтому Мастер не взял его с собой, когда уходил со всей общиной в Лукоморье, чтобы уже никогда не возвращаться обратно.