Лихоморье. Трилогия (СИ) - Луговцова Полина - Страница 20

– Хочешь сказать: раз я понимаю, что я дрянь, то есть отличаю плохое от хорошего, значит, у меня еще есть шанс?

Якур не ответил. Тильда замолчала и задумалась. Вспомнились последние слова мамы: «Я не хочу больше видеть тебя! Никогда! Умоляю, не пытайся проникнуть в мою жизнь – не звони, не шли сообщения. Сжалься надо мной!» Что Тильда ответила ей тогда? Наверняка что-то колючее, обидное. Ах, да! Вспомнила. Она сказала матери: «Как же я могу сжалиться? Я ведь не умею жалеть – только жалить! Ты сама говорила, что выбрала для меня неправильное имя, и надо было назвать меня Изольдой, потому что мое сердце сделано изо льда! Но не волнуйся, я не стану тебя беспокоить, и вообще собираюсь забыть о твоем существовании. Навсегда!» Последнее слово Тильда выкрикнула так, что у самой в ушах зазвенело.

С тех пор они с мамой больше не виделись. И не разговаривали. И ничего нельзя было исправить. Якур зря старался: демон Тильды почти достиг цели, никуда она от него уже не денется.

Темнота давила на глаза, и девушка закрыла их. Из-за ужасной вони трудно было дышать. Долгое время они просидели в молчании, слушая звуки, доносившиеся извне: жизнь в интернате шла своим чередом. Похоже, завтрак уже закончился. Наверное, обед им с Якуром тоже не светит. Может быть, позволят хотя бы поужинать? «Такая мегера, как Гроза Ивановна, запросто может оставить без еды на весь день!» – подумала Тильда, чувствуя, как внутри заворочалось «внутреннее зло». На борьбу с ним у нее не было ни сил, ни желания.

Внезапно заскрежетал дверной замок, и дверь распахнулась. В освещенном проеме стоял мужчина в черном. Это был охранник, но в первое мгновение он показался Тильде персонажем из фильма ужасов, вроде живого мертвеца или вампира: кожа его отливала нездоровой синевой, на худом лице вместо щек темнели ямы, а глубоко ввалившиеся глаза сверкали диким голодным взглядом. Может быть, такое впечатление создавалось из-за тени, отбрасываемой приоткрытой дверью, и усиливалось чувством страха перед этим человеком, которое внушил ей Якур, а может, Тильда просто раньше не замечала пугающего вида охранника, потому что не присматривалась к нему. Стоя перед ней сейчас, он казался очень страшным.

– Тильда, выходи! – позвал он. – Ну, давай же, не медли! Я увидел в камеры, как Роза Ивановна поступила с тобой, и уже доложил обо всем директору. Роман Сергеевич распорядился тебя немедленно выпустить и считает, что подобные меры неприемлемы по отношению к новеньким. Так что ты можешь спокойно вернуться в свою комнату.

– И Якур тоже? – спросила Тильда, переступая порог кладовки и оглядываясь на друга, неподвижно сидящего на коробке в дальнем углу.

– Нет. Парень останется. – Охранник поспешно закрыл дверь. – В отличие от тебя свое наказание он заслужил!

– Тогда я тоже никуда не пойду! – Тильда вцепилась в дверную ручку. – Пустите меня обратно!

– Иди, иди! Со мной все будет в порядке! – донесся из-за двери голос Якура. – Только будь осторожна и помни, о чем я тебя предупреждал.

– Смотрю, вы успели подружиться за те пятнадцать минут, которые ты провела в его обществе, – заметил охранник и, крепко взяв Тильду за локоть, повел ее прочь от двери. – Я советую тебе держаться подальше от этого мальчишки, пока он не втянул тебя в неприятности. Якур – отъявленный хулиган, он у нас на особом учете.

Девушка высвободилась из его захвата.

– Я дойду сама! – решительно заявила она.

– Ну… хорошо. – Он убрал руку и удивленно посмотрел на нее. – А ты не забыла о моем приглашении? Еще хочешь узнать правду о Лукоморье? – вкрадчиво спросил он, понижая голос и склоняясь над ней.

Их взгляды встретились, и Тильде показалось, что неведомая сила проникла в ее разум и подчинила волю: страх отступил, а внезапно вспыхнувшее любопытство подталкивало к тому, чтобы немедленно отправиться в пункт охраны. Но она сдержалась, вспомнив о предостережении Якура: «Он – мертвяк, и служит демону».

– Некогда было. Как-нибудь позже зайду, – уклончиво ответила она, не в силах произнести «нет», и огляделась в поисках выхода на лестницу.

– Я буду тебя ждать! – произнес он ей в спину таким тоном, будто собирался сказать совсем другое, что-то вроде: «Куда же ты денешься?»

Тильда помчалась по ступеням вверх. Снизу доносились мужские голоса, и она, любопытствуя, заглянула в проем лестничного пролета: незнакомые люди в светло-серой униформе поднимались по лестнице между вторым и третьим этажами. На рукавах курток выделялись черные нашивки с ярко-желтой надписью «полиция». Замерев, Тильда следила за ними до тех пор, пока они не скрылись из поля зрения в коридоре четвертого этажа, откуда она только что вышла. Почти сразу же оттуда донесся громкий возглас:

– Не подскажете, где нам найти Вадима Бранимировича?

– Это я… – В ответе охранника прозвучала тревога.

– Пройдемте на ваше рабочее место, мы хотим посмотреть записи с камер видеонаблюдения и задать вам несколько вопросов.

– А что случилось?– послышался его внезапно охрипший голос.

– Скоро вы все узнаете, – ответили ему.

Полицейские и охранник один за другим вышли на лестничную площадку и направились вниз. Девушка подождала, пока стихнут их шаги, а потом вернулась в свою комнату и заперла за собой дверь на задвижку. Ее распирало от желания узнать, что происходит, но спросить об этом было не у кого: на этаже царила тишина, означающая, что все воспитанники ушли на занятия.

За окном зашуршало. «Снова метель», – подумала Тильда, подошла и сдвинула жалюзи в сторону. Белесое овальное пятно выделялось на светло-фиолетовом фоне рассветных сумерек. Снаружи, на подоконнике, повернувшись спиной к стеклу, сидела крупная толстая птица. Девушка испуганно вздрогнула, прежде чем узнала в ней сову, но вздох облегчения так и не вырвался из ее груди, сменившись сдавленным криком в тот миг, когда круглая совиная голова повернулась на неподвижном туловище. В непроницаемо-черных блестящих глазах Тильда узнала взгляд своей матери, когда впервые встретилась с ней после трагедии с Женькой. Сейчас, как и тогда, Тильде вновь захотелось провалиться сквозь землю.

Полярная ночь быстро отступала под натиском приближающейся весны. Светлое время суток удлинялось с каждым днем, а к маю воцарился полярный день: сумрак, едва сгущавшийся к середине ночи, через час-другой уже рассеивался под лучами восходящего солнца. Температура воздуха поднималась выше нуля, угроза обморожений миновала, и старшеклассникам разрешили покидать территорию интерната. Теперь можно было пойти в поселковый магазин и купить себе «вкусняшку», прогуляться по берегу озера в местном парке или дойти до побережья Обской губы, еще покрытой ледяной броней. Выходить на лед категорически запрещалось, потому что в мае он уже был слишком ломкий, но Тильда видела, как дети из поселка скатываются с крутого берега в сторону замерзшего водоема. Интернатские не пытались рисковать долгожданной свободой, зная, что если хоть кто-то из них нарушит запрет, всех снова посадят под замок: правила в интернате были строгие.

Ежедневные разговоры с отцом редко длились больше одной минуты. «Ты как, в порядке? Отлично. У меня тоже все норм. Прости, дочь, мне сейчас некогда. Может, завтра подольше поболтаем?» – И на этом их беседа заканчивалась, а на следующий день повторялась почти слово в слово. Отец всегда куда-то спешил. Лишь однажды Тильда осмелилась задержать его вопросом: «Как там Женя и… мама?» Кажется, именно этого отец и боялся, и поэтому всегда торопился закончить разговор. Голос его дрогнул, выдав фальшь: «Женя? Нормально Женя. Все, как обычно. Ну, ты же понимаешь… Такое не вылечить. А так – ничего. Мама с ним всегда. Устает, конечно. Она со мной почти не разговаривает. Некогда ей. Да и мне тоже некогда, ты уж извини, ладно?»

Тильда не сердилась на него и жила ожиданием июля, когда отец должен был забрать ее из интерната. Тогда и настанет время незаданных вопросов. Тогда он уже не отвертится. Пусть так и скажет ей прямо: да, я тоже хочу вычеркнуть тебя из своей жизни, как это уже сделала мама. Но, может быть, он скажет что-то другое, что-нибудь типа: «вот Женька пойдет на поправку, маме станет легче, она все обдумает и поймет, что была не права». Но на такое благополучное будущее надежды было мало. Такое разве что в сказках бывает. На самом деле отец, скорее всего, ждет не дождется, когда его непутевая дочь вырастет, выучится, пойдет работать, и тогда ему можно будет с чистой совестью забыть о ней.