Рецепты Апиция - I (СИ) - Мамин Олег - Страница 4

Так же, видимо, подумала и преждевременно убитая горем мать:

- Убей этого ублюдка! - завизжала она, одной рукой указывая на меня, а другой - подталкивая в мою сторону свою телохранительницу.

Та не решалась выполнить такой приказ в присутствии патриарха. Я хоть и усыновлённый, но сын же! Но потом решила, что её всё равно ждёт смерть, хоть за выполнение, хоть за невыполнение приказа, и подчинилась хозяйке.

Нескольких мгновений колебания женщины хватило мне только чтобы подобрать щит, выпущенный братцем, и успеть поставить его перед собой.

Женщина не спешила, по меркам своего тренированного тела, конечно же. Медлила, вероятно, рассчитывала, что её остановят.

Замахнулась сверху.

Я поднял щит.

Её меч, не солдатский гладиус, а, что-то греческого типа, похож на облегчённый копис (exp.: "сабля" с изгибом вперёд), пошёл по длинной дуге, превращаясь в боковой удар, в неприкрытый бок: защиту с тела я сорвал, она мешала подвижности корпуса. С ней бы мне ни за что не извернуться так, чтобы схватить нижний угол щита братца.

Охранница к регулярной римской армии никогда не имела отношения, и приёмы у неё не армейские. По крайней мере, не римские. Наносила удар как-то нехотя, не слишком быстро.

Очевидно, что она считала, что ребёнок в страхе спрятался от её первого замаха. Когда увидела глаза «жертвы», неожиданно появившиеся из-за опускающегося щита, то сразу поняла свою ошибку - это я успел разглядеть, когда мы встретились взглядами.

Щит, хоть и не настоящий, но всё-таки тяжёлый. И железом окован по краю. Мы с братцем частенько ими тыкаем друг друга в ноги - официальный приём. Только у нас и голени, и ступни сверху защищены, в отличие от телохранительницы матроны. Не готовилась она к такого рода поединкам. Просто лёгкие сандалии греческого типа, с ремешками, обвитыми по голени.

А замах с высоты роста даже ребёнка - это серьёзно. Хруст - это последнее, что я услышал. Потому что её недокопис достал-таки меня. Щит-то не настоящий, имитация, сделанная для детских тренировок. Против доброй стали не рассчитан.

***

- Очнулся, маленький ублюдок? - несмотря на усыновление, Примус Габий Феликс, отец, чаще всего продолжал называть меня так.

Он сидел рядом с кроватью, но, скорее всего, не рядом с моей. Всего их четыре в этом просторном помещении в господской части виллы, а отец сидит между мной и братцем. Ещё на одной лежала телохранительница (непонятно, почему - она же рабыня, ей на коврике рядом положено размещаться), а на четвёртой незнакомый мужчина. Судя по одежде - целитель. Они предпочитают зелёное, чтобы выделяться из толпы, сразу дать понять, кто это. Их не трогали ни во время войн, ни даже совсем отмороженные разбойники. Зелёные одежды работают лучше всякого оберега. Буду жив, расскажу вам почему.

Кстати, может рабыню из-за него на кровать положили. Запросто мог взбрыкнут как-то типа: "Что мне на колени на пол вставать. Кладите повыше!". Говорят, они страсть какие капризные даже с сенаторами. Их услуги уникальны, потому терпят и улыбаются. Вон, Калигула, не стерпел. И где он теперь?

В комнате пахло приятно: ароматные масла перебивали эту вездесущую вонь гниющей рыбы. Проём в стене большой, даже окном не назовёшь. Хорошо видно море, и ветерок приносит свежесть, не успевает смешиваться с ароматами суши. Как бы сказали отельеры двадцать первого века, вилла стоит на первой линии. Здесь это не только красиво, но и опасно. Только такой могучий человек как мой приёмный отец может позволить себе житье прямо на берегу.

Здесь ведь как говорят: есть живые, есть мёртвые. И моряки. Воды здесь боятся по многим причинам, я вам потом расскажу, а то вон папенька изволит сердиться, что я не смотрю на него с раболепием и благодарностью:

- Все живы, - зачем-то Примус Габий ответил на незаданный вопрос. - Служанка Попеи пострадала больше всех.

- Ты меня защитил? - догадался я. Прислушался - бок не болит, только какое-то тянущее ощущение есть с небольшим онемением. Наверное, перебитые и восстановленные нейроны ещё не очень хорошо проводят сигналы.

- Да щит в основном, - отец ничуть не смутился. - Пожалела она тебя, парень.

- У неё копис облегчённый. А сама она - рабыня, значит без Дара. Вряд ли разрубила бы и щит, и рёбра.

- Да что у тебя, сопли, за рёбра? Как у воробья. А про отсутствие дара ты прав. Хоть тебе это и не помогло бы. Забыл, что я остановил меч? Мне ли не знать, сколько силы оставалось в ударе? Просчитался ты, парень. Был бы твой щит слоёный, как настоящий, скорее всего, даже против полновесного кописа выстоял бы. А эти, детские...

- Ты же сказал, что она меня пожалела? - я покосился на невозмутимую женщину, надеясь понять по её реакции правда ли это. Ничем не выдала эмоций.

- И не отказываюсь от своих слов, - отец перевёл взгляд на брата. - Я хотел отправить Луция по заданию магистрата вместе с десятком наших людей из охраны поместья. Но решил, что вместо него пойдёшь ты.

- Отец! - братец вскочил на кровати и возмущённо сжимал кулачки. Притворялся, выходит. На жалость, что ли давил? И на что рассчитывал? Знает же, что одарённого уровня отца не обмануть.

- Ты показал себя достойно, Луций. Я уверен, что твой старший брат будет рад, если ты присоединишься к нему, - на каменном лице Примуса появилась едва заметная улыбка, когда он наблюдал как у сына открылся рот: не верил своему мальчишескому счастью.

Старший сейчас в настоящем военном походе. А задание от магистрата для вооружённого отряда - это, как правило, прирезать особо распоясавшихся разбойников. Не сопоставимые по доблести деяния, особенно для начала «дороги чести» будущего сенатора.

Видимо, именно туда и свернули мысли мальчишки, когда он свысока и с порцией презрения смотрел на меня, всё ещё стоя на кровати. Да не собираюсь я с тобой меряться ни чем:

- Что будет с рабыней... кхм... матери? - отца, почему-то так было называть проще. А вот эту женщину матерью не хотелось называть вообще.

- А ты как думаешь? Она напала на моего сына, - а вот он произнёс «сын» без заминки.

- Так по приказу хозяйки же...

- Попея говорит, что ничего такого не приказывала, - отец многозначительно глянул на рабыню, делающую вид, что она ничего не слышит.

Я встал с кровати, подошёл к ней и потрогал ступню. Ухмыльнулся:

- А ногу залечили перед смертью? - глянул на невозмутимого отца. Не реагирует. - Хочешь приставить её ко мне?

- А ты догадливый, ублюдок! - наконец-то хмыкнул Примус.

- Она будет "моей" или "твоей, но при мне"?

- Имеешь ввиду, будет ли докладывать о твоих выходках? - ухмылка никуда не делась с сурового лица. От этого папашкина рожа выглядит только страшнее. Нет, он не урод, просто мужественность гипертрофированна.

- Да плевать мне на это! Будто у двенадцатилетнего много секретов. Будет ли она меня слушаться?!

- То есть ты не против?! - отец искренне удивился.

- Если бы ты просто спросил, то я сам ответил бы на твои вопросы.

- Да? - удивление Примуса усилилось. - А спрошу: ты знаешь, почему я тебя усыновил?

- У меня много версий. Самая вероятная: назло Попее, - это правда. Я много думал, сопоставлял и поставил эту на первое место.

- А ещё? - спросил отец посуровев.

Тут я понял, что ранее рассуждал в совершенно неверном направлении потому, что все, кто был в комнате больше не смогли делать безразличный вид и начали прислушиваться. И телохранительница, и даже вымотавшийся целитель повернул голову в мою сторону и приоткрыл один глаз. Даже братец, и тот настроился на раскрытие какой-то тайны.

Конечно же, это заметил и Примус.

- Почтенный Витус сохранит твои тайны. Это обязанность целителя. А остальные - члены семьи. Не волнуйся, - как всегда, рабыня была приравнена к мебели. Не упоминать же, что кровати никому ничего не сообщат? Или Примус решил, что раз она теперь моя, то и мне ей приказывать молчать?