Рука Фатимы - Вульф Франциска - Страница 76

– С тобой все в порядке? – спросил он, беспокоясь за ее самочувствие.

Не навредил ли ей все-таки кумыс – ведь Ли Мубай предостерегал… Правда, выпила она всего глоток, но, может, и этого достаточно… Джинким почувствовал, что сердце его бьется все сильнее. «Возьми себя в руки! – твердил он безмолвно. – Ты ведешь себя как последний болван!»

Зачем ему волноваться за нее – она ведь не его жена. Чужестранка, где-то там, далеко, живет отец ее ребенка… Ни за что на свете не хочет он снова испытать муки ада, когда-то пережитые. Джинким сделал усилие, стараясь вести себя так, будто ничего не произошло.

– Тебе плохо, Беатриче?

– Нет-нет, все хорошо, вот только… – Она остановилась, растерянно и грустно посмотрела на него.

«Она чувствует то же самое, что и я, – думал Джинким. – Жилище Хубилая на нее подействовало. На какой-то миг она покинула Тайту и оказалась в степи – увидела нас, монголов, такими, какие мы есть».

– Я словно побывала в другом мире, – тихо проговорила она.

– Знаю, – ответил он.

Больше и не надо ничего говорить, слова тут лишние. Глаза ее увлажнились… своим цветом они напоминают ему летнее небо в степи, перед наступлением сумерек. Трудно осознать, как это чужестранка, появившаяся здесь из далекой, неведомой Страны заходящего солнца, чувствует то же, что и он, – ту же тоску и боль.

Члены рода Хубилая, прямые потомки Чингисхана – навеки он остался в памяти человечества, – утратили нечто важное, невосполнимое… не выразимое словами. В обмен на власть над могущественной империей собственной рукой обрубили свои корни. Так поступают только глупые люди – срубают единственное дерево в степи, чтобы всего лишь одну ночь погреться у костра.

А эта женщина из далекой страны – такой далекой, что даже рука всемогущего Хубилай-хана ее не достанет, – ощущает ту же грусть утраты, что и он. Как это возможно?.. Между ними – это как бы в воздухе – протянулась невидимая нить, связывает их… Его неудержимо влечет к ней… Провести бы рукой по ее золотистым волосам… Это желание сейчас еще сильнее, чем прежде… Но он не шелохнулся, боялся даже дышать, – любое неосторожное движение, слово могут оборвать эту тонкую, драгоценную нить.

– Нам надо поговорить о Маффео.

Голос Беатриче полон тревоги… Джинким испугался, спохватившись, что забыл о Маффео… Невероятно – как могло с ним случиться, что он забыл об опасности, угрожающей не только Маффео, но и Хубилаю, а может быть, и всему их государству. Беатриче околдовала его, затуманила мозг, расставила свои сети… А он попался в них, потерял бдительность и совершил ошибку!

– Ты права. – И внимательно посмотрел ей в глаза.

Нет, она не ведьма! Те совсем другие… Уж не фея ли она – злая фея: явилась, чтобы извести монгольский народ? Но зачем ей тогда беспокоиться о Маффео? «Чтобы посеять рознь и сомнения, – говорил ему внутренний голос. – Верь мне, как всегда верил, – ведь я давал тебе хорошие советы! Эта женщина хочет настроить против тебя всех близких, а потом…»

Стоп! Довольно! Джинким, разъярившись, заставил внутренний голос замолчать. Нельзя позволить, чтобы он отравлял ему жизнь, – вот хоть сейчас.

– Как ты чувствуешь себя? Хватит сил сесть на лошадь?

Беатриче обхватила живот. Тридцать девять недель… слов нет, рискованно. Как врач она, конечно, строго-настрого запретила бы своей пациентке такие прогулки – они могут спровоцировать преждевременные схватки. Но что-то подсказывало ей – этого не произойдет, роды еще не скоро.

– Ну что ж, надо так надо.

– Хорошо, тогда оденься потеплее и во что-нибудь неброское. Я буду ждать тебя у конюшен. Мы выедем из города.